Вдали проскакал заяц. Я видел, как он оставил следы на снегу, там где была тень!

— Соединенные Штаты, — продолжила Келли, не глядя на меня, — страна, живущая под лозунгом «Мы первые». Вы построили космический челнок, мы создали автоматический манипулятор. Канада тоже вносит свой вклад в прогресс.

Она, видимо, ожидала серьезного ответа, но я промолчал.

— А теперь ваше правительство все время присылает вас сюда, чтобы присматривать за мной как за малым ребенком. И все оттого, что ученые мужи с новейшими приборами так ничего и не выяснили.

— Меня никто не заставляет.

Она посмотрела на меня, словно спрашивая, кого я обманываю, — изогнув бровь и скривив губы в подобии улыбки.

— Верно, но я знаю, почему вы возвращаетесь. Вы ненавидите то, что здесь случилось, весь мир ненавидит, но особенно вы, янки. Вам не перенести того, что канадец первым отправился к звездам, без вас.

Отчасти она была права. Но только отчасти.

Келли была крепким орешком, хоть и отличалась ангельским смехом. Мы провели вместе почти год, прежде чем она начала обращаться ко мне по имени.

И хотя я ждал этого момента, как мне казалось, целую вечность, я чуть его не пропустил. Мы отправились на озеро, самостоятельно замерить температуру поверхности воды рядом с кратером и сравнить ее с показаниями приборов. Мой счетчик Гейгера все время барахлил — это был уже третий счетчик, присланный агентством, — но старомодные термометры не подкачали.

У меня не было никакого интереса направлять лодку к центру озера. Пришлось бы пролететь около десяти футов, прежде чем мы достигли бы плоского дна впадины, отвесные стены которой слегка напоминали кольцо водопадов.

— Сделаем круг на расстоянии примерно в пять лодочных корпусов, — предложил я.

Келли опустила в воду термометр на удочке.

— Я не возражаю, Брюс.

Я так сосредоточенно старался держаться от края впадины подальше, что даже сразу не отреагировал, когда она назвала меня Брюсом. Но как только это до меня дошло, я словно получил удар под дых и, дернув румпелем, направил лодку к опасному краю. Я тут же исправил положение, и Келли подняла на меня взгляд.

— Температура не меняется. Как вы?

— Я в порядке.

В соснах свистел горный ветер; даже в июле здесь было прохладно. Управляя лодкой, я наблюдал, как ястреб полетел к гранитному массиву, за которым скрывались верховья Кикинг-Хорс-Ривер. Со мной явно было не все в порядке, если Келли всего лишь произнесла мое имя, а мне показалось, будто я получил поцелуй.

Да, настало время связаться с боссом, Мардж Уильямс, и снова ненадолго вернуться в Мэриленд.

Так сложилось, что, удрав с Изумрудного озера, я вскоре вернулся и больше не уезжал. Предлогом остаться для меня послужила мягкая настойчивость Мардж: правительство настолько остро нуждалось в любой информации, которую могла предоставить Келли Макиннес, что готово было сделать мою командировку постоянной. Потенциальная значимость того, что совершил Ник, пусть даже с роковыми недочетами, перевешивала любые затраты на мое время и услуги.

Но настоящей причиной была Келли. Никакое агентство не могло бы меня заставить вернуться сюда, учитывая риск облучения, но ему и не пришлось заставлять.

Я вернулся в октябре. К моему удивлению, она ждала на посадочной площадке, куда приземлился вертолет.

— Как вы долго! — прокричала Келли, заглушая шум винтов, когда я выпрыгнул из кабины. — С тех пор как вы уехали, нас не меньше семи раз посещали фанаты впадины, которым удалось прорваться сквозь охрану.

— Целых семь раз! Пожалуй, мне лучше больше не уезжать. Разумеется, меня успели проинформировать насчет горстки нарушителей, которым не хватило ума испугаться радиоактивного облучения, — Мардж использовала их в качестве дополнительного аргумента, чтобы убедить меня вернуться. Ради блага всего дела, разумеется. И ради безопасности Келли. Плюс огромный бонус, который я мог бы отложить на оплату медицинских счетов, если через какой-то десяток лет, или около того, у меня все-таки разовьется рак.

Но когда я увидел, как Келли обрадовалась моему появлению, я понял, что дело стоило того. Возможно, она просто испытывала обыкновенную человеческую потребность в компании, но мне было приятно тешить себя иллюзией, что это нечто большее.

На третий год нашего пребывания у озера начало казаться, будто мир забыл о нас. Зимой попытки прорваться сквозь охрану парка сошли на нет, и даже с приходом весны, во вторую годовщину появления впадины, любопытных, желавших на нее поглазеть, не набралось бы и с десяток. Я, разумеется, по-прежнему связывался с центром каждую неделю. К тому же мы временами контактировали с обслуживающим персоналом и полицейским патрульным, сержантом Перри, который, если погода позволяла, приезжал к нам верхом на лошади и привозил старые газеты. Я регулярно наведывался в Мэриленд с квартальными отчетами, а заодно проходил там медицинский осмотр на предмет радиации. С внешним миром нас также связывал Интернет, но по большей части мы были одни.

Я, Келли и впадина.

Келли каждый день смотрела на проклятую впадину так, словно из нее в любую минуту мог появиться Ник Макиннес и обнять жену. А я просто смотрел на воду.

Мы не стали любовниками. Для меня Келли была вдовой, но сама она считала себя женой. Чрезвычайно верной женой.

Мы неплохо ладили с ней, даже, можно сказать, стали друзьями. Если не принимать во внимание тот факт, что каждую ночь мне снился ее запах.

Однажды в конце августа, в один из теплых дней, я наконец спросил ее:

— Ну и почему мы до сих пор не уехали?

Мы с Келли сидели перед сторожкой на маленькой, усыпанной галькой полоске, слишком скромной, чтобы считаться пляжем. Озерную гладь перед нами нарушала впадина, а вокруг уходили в небо горы. Было на редкость тепло, так что мне не пришлось надевать куртку.

— А вы почему до сих пор не уехали? Я пожал плечами:

— Вы моя работа. — «Вы и Ник», — мысленно добавил я, но вслух не стал этого произносить. Вообще старался как можно реже упоминать его имя. — Если верить моему боссу, других дел для меня пока нет.

Она опустила ладонь на мое плечо — редчайший момент физического контакта между нами.

— Наверняка у вас есть дела помимо того, чтобы ждать чего-то у озера. Вы, американцы, всегда должны что-то исправлять. Или портить.

Я не шелохнулся, боясь, что она уберет руку.

— Я бы не стал тратить здесь столько времени только для того, чтобы удостовериться в надежности охраны. Ваш муж совершил то, чего до него никому не удавалось, и многим людям хочется знать, что же все-таки он от нас скрыл. — «Что же все-таки вы от нас скрываете». — Мардж прислала меня сюда выяснить, почему вы так пристально наблюдаете за впадиной.

Келли улыбнулась, выгнув бровь:

— Мардж?

— Ну да. Не все боятся имен так, как вы.

Она убрала руку. Какой же я все-таки болтун! Плечо слегка покалывало в том месте, которого касались ее пальцы.

— Вообще-то, — сказала она, — я жду следующего сообщения от мужа.

Я невольно расхохотался:

— Еще одного телефонного звонка? Она усмехнулась:

— Нет-нет. Ник обещал подать знак в небе.

Несмотря на ее усмешку, у меня появилось странное чувство, что она не шутит.

Следующей весной, когда растаял снег, Келли принялась упрашивать меня спуститься вместе с ней в центр впадины. В глазах ее стояла тревога. Вода в центре озера за все это время ни разу не замерзла, хотя по краям впадины иногда застывала корка льда. Тяжелый снегопад мог накрыть ее на день или два, но потом снежное одеяло все равно проваливалось в теплую воду. Впадина таращилась на небо своим огромным слепым глазом, а заодно гипнотизировала и нас.

Я изучал этот любопытный феномен, превратившийся в часть повседневной жизни.

— Как по-вашему, мы вернемся оттуда, если рискнем спуститься?