Инна Никитич толкнул дверь. В нос ему ударил запах чая, марганцовки и специй, словом, всей той дряни, которой принято красить канву.

Он подошел к прилавку, за которым суетились молодые и дерзкие татуированные девчонки. Ему приглянулась одна шатенка, от уха и до указательного пальца через всю руку тянулся узор петелька-глазок.

— Хороший рисунок! — Инна Никитич начал разговор.

— Да! Это по количеству начатых дизайнов. Одна петелька — один дизайн.

Инна Нитикич присвистнул:

— Неужели вы всех их кончили?

— Кончила, — и девица улыбнулась в усы. (Кстати, у нее были усы.)

Инна Никитич с уважением посмотрел на ее пальцы. Они были плоские и красные от постоянных контактов с иглой.

— Чем у вас тут кормят? — осведомился он.

— Да чем угодно. Вот, не желаете ли яйца в смятку под названием “Миксер в глаза” — особый рецепт с добавлением бычачьей крови. Или сборную солянку “Махач в комментах” — сто разных ингридиетов!!! Рекомендую. А! Вот еще комплексное блюдо — “Почти идеальный” — три тушеных кролика без соли. Солить вы будете на свой вкус, потому и “почти”. Но если вы вегетарианец, то вам надо чечевичный суп “Ловля одиночек”. Есть еще суп-пюре по-испански “Слезы доброй вышивальщицы”, но осторожно! Он сплошь из перца чили. Чаще всего у нас заказывают “По ту сторону багета” — особое блюдо-сюрприз, и ни один посетитель не знает, что скрыто в горшочке под запеченной корочкой теста.

— Так, ну я, кажется, определился. Давайте “Почти идеальных”. Терпеть их не могу, отличный повод уничтожить.

— А что будете пить? У нас отличное игристое вино “Пукан”.

— Не хочу алкоголь, что-нибудь попроще.

— А, ну тогда… — голос девицы потонул в общем шуме и овациях. На сцену кабаре поднимались девицы в нарядах для кан-кана.

Инна махнул, не разобрамши, и уставился на сцену. В луч софита вошел кругленький немчик в подтяжках и запел:

Тут выскочили девицы, замахали ногами, да как хватят хором:

А у девиц, гля! — трусишки из мурано сшиты.

— Вот извращенцы! По тридцати рублев сажень! Да никакого оброку не хватит. А у этих — трусы! — тут уж Инна вспылил негодованием. Он не глядя повернулся и хлопнул внутрь себя стопку, которую поставила перед ним девушка-кабатчица. Его пробрало моментально. Слезы хлынули из глаз:

— Аааа! Яд! Отравить меня решила! Прогон самопальный подсунула!!! — взвыл он.

Девица отшатнулась:

— Да вы что, барин, вы сами заказали луковое смузи “Петиты с дробным бэком”.

А на сцену уже вышли стриптизерши. Они растянули “Зеленую деревеньку” и одна из них ходила с распарывателем и под вой и экстатические крики толпы выпарывала по цвету то здесь, то там. Хор пел:

А потом затянули:

Инна Никитич почувствовал, что еще чуть-чуть и он сам с тоски впряжется дошивать за девиц их Зеленую деревеньку. Он кинул рубль на стойку, нахлобучил кокошник на голову и вышел в дверь.

На крыльце перед ним стояла миловидная барышня с узелком ниток в руке.

“Она!” — успел подумать Инна Никитич.

И тут кто-то сзади накинул ему мешок на голову и повалил в снег. За углом заржали лошади.

— Куда дальше? — спросил Макар, когда Фекла Иововна с “не той” лисичкой села в возок.

— Не знаю, Макар, вот теперь — не знаю… — вздохнула Фекла.

— Ну, раз предложений нет, позвольте напомнить: мы с утра еще…

— Ах да, прости, давай позавтракаем.

— Лба не перекрестили, Фекла Иововна! Воскресенье нонче! Вон люди к обедне поспешають!

— А да… Как скажешь… — Фекла задумалась, ее осенило, — Послушай, а это мысль: спросить в церкви, нет ли среди прихожан Андрея Петухова. Как христианин ходит же он в какую-нибудь церковь, как ты считаешь?

— О! Барышня! Узнаю вас! Но, мои родимые! Поспешай!

Церкви были всюду, поэтому Макар не выбирал маршрут, а позволял лошадям идти, куда Богу угодно. Они вышли к высокой, красного кирпича церкви. Вокруг нее то ли крестный ход, то ли хоровод, семенили друг за другом молодые девки.

— Простите, — обратилась Фекла к одной из них, — А могу я…

— Тсс! — шикнула та нее и продолжила путь, шепча молитвы.

Фекла не решилась больше спрашивать, а зашла внутрь. Макар отказался:

— Не пойду туда, вишь, бесноватые мечутся.

Узкие окошки пропускали мало света, клубился дым от зажженных свечей. После сияющего снега глаза никак не привыкали к полумраку. Фекла наткнулась на большую мягкую женщину, она стояла в уголочке и продавала свечки.

— Матушка, скажите, где я?

— Это Параскевы Пятницы церковь.

— А вы не знаете, ходит ли сюда Андрей Петухов?

— Шшш! Мужика искать в женской церкви, в обители вышивальщиц?! Греховодница! Ну-ка давай выйдем!

Они вышли. На морозе и при ярком свете Фекла чувствовала себя лучше:

— Вы меня простите, я не в том смысле ищу, в котором вы подумали, а в том, что он мне как вышивальщице нужен.

— А ты, доченька, вышивальщица?

— Нет, но буду.

— И что же? Тебя Андрей Петухов научит?

— Да нет же. — Перед ними, стоящими на паперти, продолжали ходить девицы, — Да почему они ходят-то так странно?

— Ааа, это примета така: надо церковь нашу обойтить трижды и замуж выйдешь.

— То есть как — выйдешь?

— Пешком. Самым обычным способом выйдешь.

— Погодите, а как же единороги, вот это вот все?

— Пустое, — свечница махнула рукой.

— Да у нас на Москве их годами шьют, табунами! Чтобы замуж выйти!

— И чудесно! Пусть шьють! Пока шьють, все жонихи к нам едуть, у нас дефициту в них нету! Вишь, вот там у стеночки подворья притулились парни. Выглядывают себе кого покраше.

И в этот момент из тени подворья вышла огромная баба с бородой и в кумачовом сарафане и задумчиво побрела прямо в круг невест.

— Ох ты ж, Господи! Антихрист! — свечница замахала руками.

Баба продолжила идти.

Девки увидели ее, замедлили шаг. А потом одна взвизгнула, да тут и началось. Крик поднялся страшный. Все завопили и толпой кинулись в церковь спасаться. Фекла еле успела отскочить в сугроб, чтобы ее в давке не замяли, да в церковь не заволокли. И как только последняя девица, визжа на самой высокой ноте от сознания того, что она последняя, заскочила в церковь, как тут же дверь закрылась и изнутри лязгнул тяжелый засов.

Баба с бородой приближалась с неумолимостью упыря из русских сказок.

Фекле стало не по себе. Она пошла к возку, откуда Макар наблюдал за представлением.

Бородатая баба как на рельсы попала в протоптанную девками тропочку вокруг церкви и в задумчивости принялась наматывать круги, распевая: