Но все было напрасно. Развязка быстро приближалась. Вылазки отрядов под предводительством де Валера и графини Маркевич были отброшены англичанами, пустившими в ход непрерывный усиленный пулеметный огонь. В субботу, 29 апреля, английская полевая батарея, поставленная прямо перед почтой, открыла огонь, и через несколько часов горели не только обломки разрушенных по соседству зданий, но изнутри загорелась и почта, где находилось все эти дни временное революционное ирландское правительство. Гарнизон хотел бежать через противоположный выход, но был там принят в штыки англичанами и отчасти перебит, отчасти взят в плен.

После полудня 29 апреля сестра милосердия, под флагом Красного Креста, вышла из горевшего здания почты с поручением от Пирса узнать у англичан, каковы их условия. Ответом было требование полной сдачи на капитуляцию. В два часа дня 29 апреля последовала сдача революционного правительства, Все было кончено.

На другой день сдались все отряды восставших, еще укрывавшиеся кое-где поблизости.

Потери англичан за все время этого восстания были таковы: убито 17 офицеров, ранено 46, убито 89 солдат и ранено 288. Число убитых и раненых инсургентов не было в точности определено. Назывались цифры — 180 убитых и 614 раненых, но цифры эти были предметом больших споров и противоречий.

Репрессии начались немедленно. 3 мая, спустя четыре дня после сдачи, Пирс, Мак-Дона и Кларк были расстреляны по приговору военно-полевого суда (Fieldcourt-Martial). 4 мая были расстреляны Пленкет и еще несколько вождей. Графиня Маркевич была приговорена к смерти, но приговор был смягчен (пожизненные каторжные работы). Затем краткие извещения о расстрелах следовали ежедневно, и только из этих сообщений узнавали фамилии казненных. Конолли был расстрелян позже других, так как он был ранен, и казнь была отсрочена до выздоровления. Массовые аресты происходили в течение первых двух недель после восстания. Арестовываемые предавались немедленному военному суду. Но наибольшую тревогу поселяли поступки английских войск: как офицеры, так и солдаты принялись расстреливать без суда каждую ночь, часто без всяких поводов, тех или иных граждан Дублина, на которых им указывали («к несчастью, есть некоторая доля солидного основания в этих слухах», — признают очевидцы и мемуаристы, даже всецело настроенные в пользу англичан). Так, например, три журналиста, ни в малейшей степени не прикосновенные к восстанию, были расстреляны без суда, по приказу капитана Боэна-Колтгэрста. Капитан был потом, правда, судим, но оправдан, так как признано, что в момент отдачи приказа о расстреле был в невменяемом состоянии. Таких случаев было немало, но на этот раз дело дошло до суда только потому, что пострадавшие были очень известными людьми.

Уже 12 мая 1916 г. глава правительства Асквит посетил Ирландию, беседовал с представителями разных течений в стране и объявил, что необходимо на новых основаниях организовать управление страной. Но это было отложено до окончания войны.

26 июня 1916 г. сэр Роджер Кэзмент предстал в Лондоне перед судом по обвинению в государственной измене. Спасения не было, да подсудимый нисколько себя в этом отношении и не обманывал. Когда присяжные заседатели вынесли но всем пунктам обвинительный вердикт, осужденному было предоставлено последнее слово (перед тем, как суд должен был на основании вердикта произнести смертный приговор). Кэзмент отрицал законность суда, осудившего его, апеллировал к будущему свободному ирландскому народу и настаивал на полной правоте своих действий. В 9 часов утра 3 августа 1916 г. Роджер Кэзмент был повешен в стенах Пентонвильской тюрьмы. «Я умираю за свою страну. В твои руки, господи, предаю свою душу», — таковы были его последние слова. Все время он оставался совершенно спокоен.

Так окончилось ирландское восстание 1916 г.

Синнфейнерское движение отнюдь не было убито репрессиями. Оно только временно было придавлено. В феврале 1917 г. произошли частичные выборы в парламент (освободилась случайно вакансия в Нью-Роскоммоне, в Ирландии), и старый граф Пленкет, отец одного из казненных вождей восстания, выставленный синнфейнерами в качестве их партийного кандидата, был избран значительным большинством голосов. Эта удача внесла страшное возбуждение в ряды синнфейнеров и вдохнула в них решимость. К тому же весной 1917 г., в феврале и марте, Англия и вся Европа с волнением следили за последними колебаниями президента Вильсона, ждали со дня на день, что он объявит войну Германии, но еще не были в этом уверены. А ирландские эмигранты в Америке осаждали Вильсона петициями, в которых указывали, что принцип (провозглашенный им) самоопределения малых наций должен быть применен и к Ирландии. Все это побудило кабинет Ллойд-Джорджа дать публичное обещание сделать все зависящее для разрешения ирландского вопроса. Граф Пленкет собрал в Дублине (почти в годовщину восстания 1916 г.) вскоре после пасхи 1917 г. так называемый синнфейнерский совет, иначе говоря, партийную конференцию. Но правительство, со своей стороны, решило созвать ирландский «конвент», с которым можно было бы договориться о предстоящем разрешении ирландского вопроса. Почти одновременно Ллойд-Джордж выпустил из тюрьмы де Валера, графиню Маркевич и других видных синнфейнеров. С этого момента де Валера, школьный учитель по профессии, фанатик ирландской самостоятельности, стал во главе синнфейнеров.

Но дальнейшее развитие ирландского вопроса уже никак не могло повлиять на военные действия. Надежда на ослабление Англии с этой стороны совершенно исчезла в германском главном штабе. А это обстоятельство еще больше заставляло германские военные власти обращаться мыслью к тому единственному средству, еще полностью ни разу не испробованному, которое оставалось в их руках.

То, чего не сделала морская битва при Скагерраке, то, чего не могли сделать неслыханные сухопутные побоища, то, наконец, чего не могла сделать геройская революционная борьба в Ирландии, должны были сделать подводные лодки. Это средство было действительно опасно для Англии; но оно таило в себе смертельную опасность и для Германии. Раньше чем к нему обратиться, решено было снова попытаться заключить мир с Антантой.

Еще не написана полная, документальная и систематическая история всех попыток германского правительства выйти из войны, которая с момента крушения плана Шлиффена, т. е. с средины сентября 1914 г. (по окончании битвы на Марне), стала представляться совсем в другом виде, чем прежде. Быстрая, «веселая война» («frischer, frommer, frohlichcr, freier Krieg»), о которой говорили так бодро и охотно в первые дни похода во Францию, уже давно отошла в область мифов. Когда после одного из страшных побоищ в 1916 г. Вильгельм II написал матери убитого офицера письмо, в котором говорил: «Видит бог, что я не желал этой войны», то Ллойд-Джордж в одной из своих речей так отозвался на эти слова: «Совершенно правильно. Этой войны император Вильгельм не желал. Он желал другой войны, такой, когда он в два месяца покончил бы с Францией и Россией. А эту войну, которая в самом деле ведется, уж мы пожелали, и будем ее вести вплоть до победы». (Та же мысль почти теми же словами была повторена органом Ллойд-Джорджа — («Westminster Gazette» — много времени спустя.)

В одном нелегальном революционном листке, выпущенном в Германии около этого времени, иронически говорится: «Конечно, теперь все хотят мира; даже кронпринц, который спешил к устройству массовой бойни, как на представление оперетки, теперь пошел в пацифисты и оплакивает жертвы» (курсив в подлиннике)[122].

Итак, выйти из этой непредвиденной по своему характеру и опасной затяжной войны стало для канцлера Бетман-Гольвега главной задачей всей его дальнейшей дипломатической деятельности. Но тут сразу представились препятствия, с которыми справиться канцлер оказался не в состоянии.