— Браво, Якаб! — восхитилась она. — Это серьезный успех. Этому я сейчас очень рада…
«С чего бы это ей очень радоваться?» — ломал я голову, но так и не мог догадаться.
Уж не надумала ли она сбежать? Вдруг решила наконец-то избавиться от Дэдена? — осенило меня. Смех да и только! Жизнь, похоже, начала улыбаться мне, как герою, свернувшему шею своему заклятому врагу.
Стоит ли входить в подробности? Бывает, что при определенных поворотах судьбы человека охватывают какие-то вселенского масштаба головокружения. (Прежде я называл их ложным наитием.) Должно быть, то же самое происходило со мной и тогда. Иначе как можно объяснить, что, будучи человеком осторожным и осмотрительным, я решил разом порушить все — продать квартиру, распродать обстановку… и все это из-за телеграммы приятеля?
Очевидно, истина в том, что иным людям по душе рушить, крушить то, что у них есть.
Итак, едем в Лондон — таков был лозунг дня. Эти слова мелькали у меня перед глазами, словно в них таилось разрешение всех моих жизненных неурядиц и мое будущее благополучие; меня пошатывало, заносило от них, я разражался пароксизмами какого-то пустого смеха, будто человек без души.
— Мы едем в Лондон! — замахал я перед носом у барышни полученной телеграммой, что, похоже, застало ее врасплох.
— Ах, вот как? — бедняжка была вконец сражена.
Но спустя мгновенье овладела собой.
Замечательная новость, она этому, естественно, очень рада. Только я должен исполнить свое обещание. Уж не забыл ли я, что посулил ей показать красивейшее кладбище Парижа? Намерен ли я сдержать свое слово?
— Еще бы! — воскликнул я с предупредительностью истинного кавалера.
— О, ты тоже поедешь с нами, Лиззи? — обратилась она к моей жене. Но как лукаво! Потупив глазки, будто бы на самом деле хотела спросить: «Ты не поедешь, верно ведь?»
Но жене моей ума было не занимать.
— Избави Бог! — засмеялась она. — Не люблю кладбища. А вы поезжайте. Доставьте себе удовольствие, обойдясь без меня.
Барышня нерешительно уставилась перед собой.
— Почему бы вам не прогуляться туда? — весело продолжала Лиззи. — Никакого вреда вам от этого не будет! — И глаза ее, как два смеющихся солнышка мило и проницательно глянули на меня.
Что и говорить! Не понимал я тогда своей жизни. Только ли тогда? Сказать по правде, я и теперь-то не совсем понимаю.
Часть вторая
ы добрались до Лондона лишь в начале осени, хотя задержки были вызваны довольно незначительными причинами. В Париже у меня были кое-какие вложения — требовалось ими распорядиться, следовало где-то пристроить на хранение обстановку, потому как супруга моя не желала расставаться со своей мебелью, да и новым гардеробом стремилась обзавестись здесь, в Париже. Все это отнимало время.
Но наконец мы прибыли. Поначалу не стали арендовать квартиру на год — уже хотя бы по той простой причине, что мебели у нас не было. Сняли довольно сносный пансион близ Чаринг-Кросс. Точнее говоря, не «сносный», а довольно скверный, хозяин попался — старый ханжа и мошенник — пробу ставить негде, но о нем еще будет сказано в свое время. Пока что не станем отвлекаться от сути дела и начнем с главного: то, чему было положено начало в Париже, в Лондоне расцвело пышным цветом. Солнце сияло мне с двух сторон — не знаю уж, как точнее выразиться. Когда я предстал перед Александером Кодором, тот едва глянул мне в лицо и сразу сказал:
— Сдурел ты, старина Якаб, а ведь какой башковитый парень был раньше. Ну-ка, дай мне тебя разглядеть хорошенько! Ей-богу, дурь прямо на роже написана, право слово! — запричитал он надо мной. — Садись! — добавил он и угостил своей «необыкновенной» сигарой. — Садись! — повторил он, хотя я уже уселся. — Таких сигар тебе не довелось отведать со времен Маврокордата.
Не знаю, кто он такой, этот Маврокордат, да и спрашивать не стал. Приятель мой издавна отличался тем, что любил путать божий дар с яичницей. Закурил я и принялся исподволь разглядывать обстановку кабинета.
«Шик-блеск! — восхитился я про себя. — Кругом шелка да мрамор. Видать, хорошо идут дела в конторе».
«Ну, а мои дела?» — тотчас задал я себе вопрос.
Мои дела… Сижу в чужом кабинете и чувствую, что котелок мой варит слабо. Прав мой наблюдательный приятель, я и в самом деле поглупел. Разве так должен вести себя человек, желающий хоть чего-нибудь добиться в наше время? Развалился в кресле и знай себе покуривает! Верно подметил Кодор.
Расслабился, отяжелел, мысли в облаках витают… Что за чертовщина?
Вспомнить только, какой характер у меня был прежде: либо да, либо нет. Решал мгновенно, рубил с плеча. А теперь все больше надеешься на авось. Куда кривая вывезет. Кодор диву давался на меня глядя.
— Что-то с тобой не так, Якаб, — озабоченно повторял он, поглаживая лысину.
— Что стряслось? Иллюзионистом заделался, что ли?
В это слово Кодор вкладывал другой смысл: уж больно, мол, я смахиваю на идеалиста. И тут он снова оказался прав, потому как я и впрямь стал идеалистом, а разных там реалистов запрезирал всех до единого. «Торгаши, что с них взять!» — пренебрежительно думал я про себя. «Что ты без толку язык распускаешь?» — так и подмывало меня спросить, но я помалкивал. А Кодор вот по какой причине выходил из себя.
Почему я заявился с трехмесячным опозданием, и чего ради понадобилось собирать и тащить с собой все свои пожитки, если тебя срочно вызывают телеграммой? Неужто не понятно, что обстановка меняется с минуты на минуту?
— Заварил кашу — теперь расхлебывай, — говорит он мне. — Сейчас иностранцев нанимать не хотят. И ведешь себя как вельможа. Скажите, адмирал какой выискался!
С работодателями я и правда обошелся свысока. «Благодарствую, — сказал и поднялся с места. То бишь в конторе одной спасательной компании. — Может, в другой раз повезет», — добавил, не теряя достоинства.
Ни слову не поверил я из всей этой трепотни про упущенные сроки и так далее.
Заманили как последнего дурачка, а теперь измываются. Изучил я эту породу, знаю их как облупленных. Что им стоит немедленно вытребовать сюда человека, если Кодору вдруг приспичит? А когда ты явился, тебя ни в грош не ставят. «В данный момент вопрос не актуален», — заявили со всей предупредительностью.
Понимай так, что никто и не принимал этого дела всерьез. А я, видите ли, повел себя как вельможа!
Правда, история эта меня не очень-то волновала, но это уже другой вопрос. Даже самая выгодная сделка или первоклассная должность не могли заинтересовать меня в тот момент больше, чем чувства.
Но можно ли втолковать подобное этому чурбану бесчувственному, который относился к женщинам примерно так же, как и я в былые времена! Бабье… на них и слов жалко тратить. Преподнес коробку шоколада, сводил в театр, и дело с концом. И поскольку сам я с течением времени все же изменился в этом отношении, такой небольшой разницы во взглядах оказалось достаточно, чтобы сейчас смотреть на Кодора как на чужака.
— И вообще, с какой стати ты отправляешься на переговоры в одиночку, если я вызвал тебя сюда? — начинает он то же самое по новой. — А главное: откуда в тебе это невообразимое самодовольство?
— Видишь ли, Якаб, если будешь вести себя здесь как канцелярская барышня, тебе каюк, поверь моему слову. Это тебе не Италия, здесь живут сплошь отпетые негодяи, — втолковывал он мне с необычайной доверительностью, словно желая дать понять, что ему по душе именно отпетые негодяи. — Скажи откровенно, какая беда тебя гложет? Денег нет, что ли, а может, еще чего?
— Женщины, старина, женщины, — ответил я ему в шутку и, вероятно, сопроводил свои слова самой дурацкой ухмылкой. Даже собственный голос удивил меня — настолько глупо он звучал. — Женщины, они ведь могут связать человека по рукам и ногам, не правда ли? — поправился я и поймал себя на том, что сейчас способен на дальнейшие откровения, которые совсем уж ни к селу ни к городу.
