Словом, я поддался на приманку. Меня бросило в жар. Ведь субчик этот, Дэден, обронил и имя человека, который раскрыл ему все эти подробности — личность известная, истинный специалист по части судоходства, пользовавшийся моим глубочайшим уважением. Получалось, будто я — как есть герой.
Ах, слаб человек! Только начни хвалить его, а там хоть кольцо в нос вдевай — он у тебя ручной, дрессированный. Вот и со мной то же самое: так было, так есть и так будет. А уж в данном случае — тем более: задел меня этот щекотливый случай за живое и станет сидеть занозой, покуда я жив.
— Присаживайтесь! — предлагаю я молодому человеку. Уж до того не терпится мне узнать, герой ли я на самом деле или же мое место у позорного столба. Ведь этого никогда нельзя знать наверняка.
«Сиди и помалкивай, — думаю я, — пусть все идет своим чередом, и, глядишь, вознесешься к вершинам славы. А ну, как все это правда и я действительно хорошо вел судно?»
— Садитесь, друг мой! — упрашиваю я этого мошенника. Больше того, вдруг вспоминаю, что, заманивая на квартиру, обещал ему выпивку. — Не выпить ли нам чего-нибудь? — спрашиваю, не зная, куда деваться от смятения чувств.
— Со всем моим удовольствием, — отвечает он, а у самого глаза враскос идут, до того широко он улыбается. С чего бы это ему так лыбиться? Теперь-то я знаю: надо мной он надсмехался, и даже знаю почему.
Обманул он меня, перехитрил — вот в чем дело! Ведь ему что в тот момент требовалось? От конфуза избавиться, досаду и злость мои обезоружить; мигом распознал во мне необузданного зверя и сообразил, какой здесь должен быть подход. Да, малый был не промах, такому палец в рот не клади.
А мне и по сию пору со стыда деваться некуда, до того наивный да легковерный был… Впрочем, я ничуть не изменился, только не об этом речь.
Словом, парень оставил меня в дураках. И если вдуматься, нет в том ничего удивительного. Ведь иной раз сам же строишь целые системы умозаключений и поддаешься им. Вот самая распространенная из них: что, если я ошибаюсь, и этот молодой человек — порядочней некуда и всего лишь верный друг моей порядочной и верной супруги? Скажете «нет, такого не бывает»? Но отчего же? Вспомним хотя бы ту откровенность, с какою он ухаживает за моей женой, их нескрываемую взаимную симпатию, черт их побери! Ведь в их пользу свидетельствует даже забытый мною в буфете кошелек, который столь честно был мне возвращен. Да чего тут говорить: видел я однажды в Италии скульптуру, изображавшую некоего молодца: в грудь ему впился лев, а он неустрашимо уставился перед собой. Господи, эта скульптура мигом явилась моим глазам, стоило только вглядеться мне в непорочные черты этого юноши! Поглощал сахар кусочек за кусочком и смотрел мне прямо в глаза. И к тому же со всем тщанием обсуждал со мною мои дела, указал на возможности получения прибыли, до которых мне самому бы ни в жизнь не додуматься. Замечательные возможности обогащения! И не для себя старался. Ради меня!
— Потрясающая идея! — воскликнул я. — Как только это вам пришло в голову?
К тому моменту мы, можно сказать, уже были на короткой ноге.
— Что здесь удивительного? Доходят разные слухи-разговоры. Ну, а уж это дело… готов голову прозакладывать, оно специально для вас. Как говорится, скроено по вашей мерке. Не гостиница, а именно это.
Что ни слово — чистое золото, а я слушаю и только диву даюсь.
Чтобы человек сторонний, несведущий, профессиональному мореходу дельные советы давал, такого я отродясь не видывал.
Речь шла о компаниях по спасению терпящих бедствие на море и, конечно, в связи с моим недавним случаем, когда я так лихо спас судно, без всякой посторонней помощи, и так далее. Вдруг в ходе разговора он меня спрашивает, отчего бы и мне не попробовать устроиться в такое общество? В спасательное, значит. Не идея, а конфетка! Ведь лучшего места для меня не сыскать. Выходит, парень кругом прав.
Тут, конечно, самое время объяснить, что это за общества за такие.
В общем-то дело простое. Сторожевые суда курсируют в неспокойных водах и выручают корабли, терпящие бедствие, — разумеется, за соответствующее вознаграждение, поскольку это недешевое удовольствие.
Зато и команда не бедствует, так как служба нелегкая. А что, спрашивается, мне по плечу, если не такая служба! Оставалось только удивляться, как я сам-то до такого простого дела не додумался. Ну, да ладно.
— И как же можно туда устроиться?
— Нет ли у вас желания отправиться в Лондон? — мягко, ненавязчиво интересуется он.
— Почему именно в Лондон?
Тут мой доброхот все мне и разобъяснил. Ведь в Лондоне у меня имеются кой-какие связи, не так ли? (Об этом я сам же и упомянул мимоходом.) А именно там сейчас этим делом начинают заниматься всерьез — повсюду только об этом и разговоров… И тут Дэден прав, не возразишь.
— Прямо вот так взять и туда переселиться?
— Отчего бы и нет? — роняет милый юноша. — Ведь ехать на короткое время не имеет смысла…
— Послушайте! — взволнованно воскликнул я. — А ведь вы совершенно правы! Блестящая мысль: почему бы и не уехать, если меня ничто не удерживает здесь! — И я направился к письменному столу за карандашом.
— Сей же час помечу себе, чтобы не забыть! А завтра, не откладывая в долгий ящик, отпишу в Лондон…
И в этот момент что-то изменилось вокруг.
Не думайте, будто бы у меня не все дома, нет, с головой моей все в порядке. Напротив, рефлексы всегда начеку, и интуиция никогда еще не подводила меня. Если я утверждаю, что в атмосфере произошел какой-то сдвиг, можете быть уверены на все сто, что так оно и есть. Ищу это я свой календарь и между тем говорю ему:
— Очень мило с вашей стороны проявлять столь заботливый интерес к моим делам, премного благодарен. Я ведь даже и не подозревал в вас подобной деловой хватки.
— Какая там хватка!.. — небрежно отмахнулся месье Дэден. — Для других рад стараться, а у самого ничего не получается, как вы справедливо изволили отметить.
Словом, прежде всего он не преминул поквитаться со мной за мои дерзости и проделал это достаточно тонко. Аж глаза у него блеснули довольством.
— Ну, а теперь, — добавил он тотчас же, — с вашего позволения, капитан, сделаю и я для себя кое-какие пометки. — И усмехнулся мне в лицо.
Это и был тот самый незабываемый момент, когда я наконец спохватился. Ведь покуда жив, я уверен: пометки его безусловно касались меня.
Сколько раз бессонными ночами я прокручивал в голове эту мысль! Да и теперь отдал бы Бог весть что, лишь бы добраться до тех заметок.
Уж больно радостно вспыхнули его глаза и загорелись каким-то странным блеском… А кого он напоминал мне, кого из ловкачей-авантюристов, некогда встреченных мною на жизненном пути, я и по сию пору не ведаю.
«Господи Боже милостивый, да ведь он по горло сыт этой дурочкой несчастной! — осенило меня. — Оттого и в Лондон изо всех сил выпроваживает, лишь бы заодно от нее избавиться!»
Я едва сдержал крик удивления, а он примерно в этот момент и делал свои пометки: вот, мол, до чего ловко он обвел меня вокруг пальца!.. По опыту знаю, человеку хочется сделать зарубку на память, коли уж очень его распотешила глупость ближнего… Начисто позабыл я о расцарапанном глазе и обо всем на свете… «Вот видишь! — хотелось мне сказать своей супруге. — Вот видишь, подлец какой оказался!»
И чтобы этакая красавица, чудо природы, потрафляла низменным прихотям какого-то ничтожества?!
Вынужден признаться вам как на духу — невдомек мне было, как поступить с мерзавцем этим!
Ведь жизнь сводится к формальностям. Нельзя, к примеру, вновь давать волю гневу, выражать свое возмущение, ежели ты начал обращаться с кем-либо чуть ли не запанибрата.
И все же… Не до обиняков мне было. Подступил я к месье и, взяв его за подбородок, точно барышню какую, поднял его голову, чтоб в глаза мне смотрел. Лицо его вмиг покрылось бледностью.