Я отказался. Упырь стал предлагать пиццу, но я ушёл. Домой хочу, к себе хочу, не могу на этого смотреть.

Не хочу.

От упырского дома до дороги есть специальный асфальтированный отросток, но я по нему не пошёл, а двинул напрямик, через Новый парк. Вообще этому парку сто лет, он давно зарос, и никто в нём не отдыхает. Зато щавель тут хороший. Нарву щавеля. А может, ещё подберёзовиков найду, говорят, кое-где повылезали.

На самом деле щавеля до дороги целый пакет надёргал, а грибов, возле трассы наткнулся на здоровенный свинарь, брать не стал – тут лесовозы ездят, так что в этом свинаре один свинец, такой вот каламбурчик. Лесовозы и сейчас гнали, пыльные, страшные и опасные, каждый месяц пара штук да рассыпалась насмерть, хорошо хоть тут до моста недалеко, у Ильинского моста они сворачивают.

На мосту было настоящее лето, пахло водой, деревом и даже солнцем вроде как. На левом ледоломе сидели рыболовы, совсем мелкие, на правом ледоломе загорали ребята постарше, а один забрался на водомер и намеревался нырнуть в яму. А несколько человек уже ныряли по фарватеру – считалось, что два года назад пэвэошный солдат уронил тут автомат Калашникова и его так и не подняли. У нас народ искательный, всё время что-то ищут. Ищут-ищут, найти никак не могут. А два мелких пацана так вообще – закинули на провода блесну и старались её снять длинной палкой. Дурачки. Хорошо бы взять Упыря, привязать к межконтинентальной ракете и запустить куда-нибудь… В Джексонвилл. У нас парень один учился, сын главврача, по национальности немец. У них родичи жили в Америке, как раз в Джексонвилле. И он всё время в этот Джексонвилл хотел уехать и записаться в американскую морскую пехоту. И всё качался, качался, поднимал тяжести, чтобы соответствовать пехотинским параметрам. И надорвался в конце концов, варикозное расширение вен, и ещё что-то внутри у него расстроилось – так что в результате он не мог за водой сходить на колонку…

Да. Я поднял пакет и вытряхнул щавель в воду. К листьям сразу же стала приставать рыбья мелочь, буль-буль. А я стоял у перил, смотрел на всё это и на всех этих людей вокруг, смотрел, как два длиннющих лесовоза пытаются разойтись на перекрестке, и думал.

Думал о том, что должен убить Упыря.

«Мой брат – оригинальный человек.

Это правда. Многие специально выдумывают для своих историй разных оригинальных братьев, а мне и выдумывать не надо, у моего брата оригинальности хоть отчерпывай. Он её в «Боровик» сдавать может, как клюкву. Так уж получилось. Некоторых как половником в лоб отоварили, все люди как люди, а эти с необычностями. Бабушка моя говорит так – «ненарочненькие». Или «ненарошненькие», точно не знаю, как правильно. Наверное, это от того, что в нашей семье все остальные очень обычные люди. Должна же была природа на ком-то отыграться?

Вот она на нём и отыгралась.

Хотя, если уж правду говорить, в районе нашем мой брат не самый ещё. В Коммунаре парень живёт, так он анаконду в бане держит. Настоящую анаконду, из Латинской Америки, где взял – неизвестно. И баню ему приходится каждый день топить, чтобы змея не замерзла, хорошо хоть, что он ещё в леспромхозе работает, с дровами нет проблем. Из-за этой анаконды у парня куча неприятностей, его даже из дома выгнали, но он анаконду так и не выпустил.

Такой вот серпентолог.

Так что мой брат – это далеко не № 1, всё-таки он змею не держит.

Зато мой брат помешан на похоронах. Многие считают, что это круче анаконды, но я не согласен – с анакондой в бане нельзя соревноваться.

Сенька похоронный маньяк просто, хоронит всех. У него велосипед, он на нём объезжает окрестности. Сейчас асфальт везде положили, так что объезжать легко, не то что раньше. Сенька едет и на дорогах подбирает разную дохлую мелочь. Сейчас машин стало больше и этой мелочи тоже стало больше, раз в неделю Сенька обязательно кого-нибудь притаскивает. То ежа расплющенного, то кролика, то иволгу, но чаще всего собак.

Собак много в последнее время стало, это из-за того, что кладбище разрослось. Народ приобрел привычку оставлять на могилах всякую еду – конфеты, печенье, бутерброды, за это даровое питание долгое время велась борьба между собаками и воронами, победили четвероногие. Они очень расплодились в районе кладбища, были наглы и правила дорожного движения игнорировали. Отчего частенько попадали в аварии с летальным исходом.

Попадут, а потом валяются, растопырив лапы. Они валяются, привлекают мух, а тут как раз появляется Сенька на своём велосипеде. Грузит труп, везёт к себе в сарай, а там уже мумифицирует. Ну, не по-настоящему, кишков не вынимает и мозг через серебряную трубочку не высасывает, так всё, доступными средствами оперирует, обматывает плотно скотчем, так что получается кокон. После чего кладёт в гроб и со всеми церемониями хоронит, всё как полагается, музыка играет, барабаны бьют, сборную Канады на кладбище везут…

Раньше Сенька мастерил настоящие гробы, из сосновых досок, но потом понял, что это очень накладно. Доски дорогие, а гвозди все приходится из разных полезных строений тырить, например из крольчатника. За крольчатник Сенька, кстати, был порот. И после этого стал всех хоронить в картонных коробках или во фруктовых ящиках. По средам с утра он всегда идёт к Озерову и берёт ненужную тару, так что у нас за домом целый запас, настоящая гора.

Поначалу Сенька закапывал всех за моим домом, но мать воспротивилась, поскольку хотела на этом месте развести хрен с прицелом на то, чтобы потом из него делать аджику к «Вятке». Так что пришлось братцу другое место подыскивать. Впрочем, это только радости Сеньке добавило, поскольку он сначала осуществил торжественную эксгумацию прахов (я чуть от вони не задохнулся), а потом уже осуществил обратное захоронение на новом месте. Но где, не говорит, хотя я подозреваю.

Поэтому его Черепом и зовут. И побаиваются и сторонятся. Да и сам Сенька этому способствует, распускает слухи о том, что все, кто его обидит, лягут в гроб не позже чем через год.

И в настоящих похоронах он тоже участвует, кстати. Он как наденет свои чёрные очки, как обрядится в чёрный костюм, как повяжет траурную повязку – ну просто такой маленький ангел смерти, как с картинки. Поэтому «Ритуал-М», единственное похоронное бюро в нашем городе его часто привлекает. Если у усопшего какие награды при жизни были, то Сенька идёт перед процессией и несёт их с важным видом на красной подушечке…»

Я устал и поставил точку. Потом перечитал, кое-где исправил, а в одном месте зачеркнул. Это я вообще-то не сразу написал, не сегодня, полторы недели ушло – рекорд. Ну, кое-где я приврал немножечко, но это ничего, я специально поглядел в книжки – там врут ого-го как. Это и понятно, когда пишется так, как есть, то и читать неинтересно. А вот когда понагородят всякого – тогда другое дело. Хоть и смешно, понимаешь, что всё фигня, а интересно – как ещё наврёт?

Но в целом получилось ничего, мне понравилось. Я не ожидал от себя, что так вот выйдет складно, может, у меня талант. Мой брат хоронить мастер, а я в тетрадке писать умею. Хорошо.

Хотя, пожалуй, длинновато. Длинно. Про то, что Сенька боксёр, я, пожалуй, зря написал, это как-то не к месту. Но очень хотелось, чтобы было много, настоящие писатели всегда пишут много. И я не мог остановиться. Ну да ладно, я ведь на Нобелевскую премию и не претендую. И вообще, я только пробую. А вдруг у меня и правда талант? Сочинения я всегда хорошо пишу, меньше четвёрки никогда не бывает. А вдруг в этом моё будущее?

Я закрыл тетрадь, стал отдыхать и злиться. Я как-то кино посмотрел про одного человека, так он там так бесился, что весь дрожал и валил направо-налево предметы. Усилием злобы. Поглядит на стакан, а тот в стену. А ближе к концу фильма он так научился злиться, что мог машины переворачивать.

Мне бы так хотелось.

Поэтому я стал тренироваться. Ставил на полку спичечный коробок и пытался его уронить. Ставил, пыхтел, напрягался до красноты, иногда даже в животе начинало болеть, иногда аж глаза чуть не выскакивали. Но коробок не падал. Не падал и не падал, даже и не сдвигался немного.