Это потому, что тетя Шура, Катькина мама, закончила всего семь классов, а хочет теперь, чтобы Катька пошла дальше неё. Катька уже пошла, уже девять классов одолела. И кучу книг прочитала. Спроси её, кто такой Юкио Мисима, а она скажет – японский писатель, который хотел стать диктатором, а только кишки себе расстроил. Всех литературных нобелевских лауреатов знает, а я только эту, которая про Нильса и бешеных гусей сочинила. Сельма Лагерлёф. Ну и наших некоторых.

И вообще она разносторонняя. Катя Родионова.

– А я тоже, между прочим, читаю, – сказал я.

– Опять «Операция «Преисподняя»? – ехидно осведомилась Родионова. – Опять про подземные танки?

– Не, «Последняя война». Интересно. Там про это, про то, как…

– Проклятые капиталисты чуть не уничтожили мир, – закончила Катька за меня.

– Ну да. В общих чертах. Но мы вместе читаем. Можно загадать желание.

– Я загадала.

– Я тоже.

Мы помолчали.

– Слащёв, – сказала Катька через минуту, – ты работать будешь?

– Не знаю. Я сторонник свободы личности…

– Короче, если решишь поработать, приходи в музей. Там поговорим.

И нагло разъединилась. Профессор Блэксворт облучил Е-лучами русскую выхухоль, русская выхухоль сдохла.

Я рассоединил провода, заложил книжку пиковой дамой и вышел на улицу.

Сенька сидел на моём крыльце и изучал карту. У него универсальная карта – он на ней всё обозначает, крестиками – места обнаружения и захоронения своих покойничков, кружочками – места метеоритных экспедиций.

– Жаль, что ты не в Египте живёшь, – сказал я.

– Почему?

– А ты не слышал? Это же классический случай, во всех газетах писали и по телику говорили. Как в Египте метеорит убил собаку. Мечта настоящая. И метеорит – и дохлая собака. Вот тут бы ты развернулся!

Я рассмеялся. Сенька хихикнул.

– Смешно, – сказал он. – Я гляжу, тебя вдруг на трудовые подвиги потянуло?

– А тебя? Всё так и будешь дохлятину по окрестностям собирать?

Сенька многозначительно улыбнулся.

– У Шахова псина болеет, – сообщил он. – Мастино наполитано, ну Диоген, ты знаешь, синего цвета. Он старый, рак у него.

– У Шахова?

– У какого Шахова, у псины его. На спине опухоль с два кулака, морда белая, не жилец. Издохнет скоро. А Шахов к нему привязан, он его чуть ли не с ложечки выкормил. Он ко мне уже обращался.

– Диоген?

– Шахов, идиот.

– Да? Прямо обращался?

– Ага, – мечтательно сказал Сенька. – Прямо обращался. Говорит, если сделаешь всё по высшему классу, сто баксов подгоню.

– Как это по высшему классу? – не понял я.

– Ну как-как, как водится, значит. Могила, скромная процессия, аккуратность, элегия из магнитофона.

– На кладбище же нельзя собак хоронить, там люди… – Я даже оторопел немного.

– Люди… Собаки – они же как люди, – изрёк Сенька, – только говорить не умеют. К тому же это… собака – друг человека, это всем известно.

Я громко постучал себя по голове.

– Сеня, ты со своим метеоритом… Кто тебе разрешит на кладбище собаку хоронить?

– Мне, конечно, не разрешат, – Сенька ухмыльнулся, – а Шахову разрешат, он человек авторитетный.

Нечего возразить, я промолчал. Мэр города с моим братцем собираются похоронить на кладбище складчатую синюю седую собаку. Без комментариев.

На физиономии Сеньки прыгало торжествующее выражение.

– А чего он в «Ритуал» не обратится? – Я попытался это бодрое настроение испортить.

Лицо брата переплавилось из торжествующего в презрительное.

– «Ритуал»! – хмыкнул он. – Лошконавты, а не «Ритуал»! Да они жмуров на грузовике возят!

– А ты что, катафалк, что ли, организуешь?

Сенька загадочно промолчал, потом сказал:

– Матуха на измене, сам видишь. У нас уже одна просрочка по кредиту есть! Еле отбрыкались тогда.

– А при чём здесь кредит? – не понял я.

– При чём кредит? – Сенька округлил глаза. – Ты всё-таки притворяешься или на самом деле такой барановидный?

– Ну, притворяюсь. И что?

Сенька стал рассказывать:

– Батон влетел в неприятности. Во-первых, там люди пострадали, а за это по макушке не погладят, это ясно. Папашу могут вполне под суд отдать, а это расходы. А во-вторых, там трансформатор сгорел. Сам понимаешь, это ещё большие расходы. И вычитать будут из его зарплаты. Да батон вообще может загреметь! Вот мать и бесится. И денег нет, и папашу посадят. Втыкаешься?

Я втыкался.

– Про Ерёминых слыхал?

Я слыхал. У нас все про них слыхали. Ерёмины взяли кредит. У нас полгорода взяло, модно это. Эти дураки тоже взяли, купили тачку. Ездили везде с довольными рожами. Потом пьяный Ерёмин-старший упал в канаву вместе с тачкой, сломал руку. Как-то нехорошо сломал, и нехорошо срослось. А работал он на лесопилке. А кому на лесопилке нужен криворукий? Кредит Ерёмины не отдали. Банк один раз людей прислал, другой раз прислал, потом вдруг у Ерёминых дом сгорел. Короткое замыкание вроде как. Короче, продали Ерёмины всё, что могли, в долги влезли, кредит вроде как отдали. Сейчас живут почти в землянке в Нельше.

И без машины.

Кредит они взяли в том же банке, что и мы.

– Вижу по роже, что въезжаешь, – хмыкнул Сенька. – Как ни крути, а на трудовые подвиги тебе придётся вписываться.

– А тебе?

– А я и так вписан. – Сенька потряс картой. – Но я по-умному, а ты тупорыльно. Ты за сто баксов будешь два месяца лианы рубить, а я за один день столько нашинкую.

Тошно жить. Сенька правду сказал – я за такие деньги на самом деле буду два месяца пыхтеть. Обидно.

– Ты сам виноват, – сказал Сенька. – В жизни надо заниматься только своим делом. Иметь свою ось. Стержень. Всегда! И рано или поздно это принесёт свои плоды.

Сенька аж распух от гордости. Тоже мне стержневик.

– Вот так, брателло, – подмигнул он.

Я думал, что сейчас скажет, что я должен брать с него пример, но он не сказал.

– А ты, я вижу, уже нашёл свою ось, – усмехнулся я. – Будешь, значит, собак всю жизнь хоронить?

– Ладно, ты не раздувайся. – Сенька свернул карту, спрятал её за пазуху. – Поможешь с похоронами, а я тебе половину бакселей подгоню. По-братски. Мамке скажешь, что на подсеке загибаешься, а сам можешь со своей Родионихой…

– Молчи, придурок, в лоб дам, – предупредил я.

– Ну-ну, не очень ты… Я тебе помочь хочу, а ты сразу бычишь…

На крыльцо выполз большой красный муравей, Сенька ловко в него плюнул и принялся наблюдать, как муравей пытается выбраться из вязкого пузыря. Надо будет переписать в своей тетрадке про Сеньку, я там про него очень мягко написал. Теперь напишу, что он настоящий мурод. Всё исправлю.

– Есть ещё вариант. – Сенька смилостивился, выручил муравья соломинкой и отправил насекомое в одуванчики. – Есть ещё один вариант.

– Какой?

– Ну, как какой? Ты же с этим теперь корешишься, как его там… Денис?

Откуда эта сволочь знает?

– Так вот, насколько я знаю, этот Денис, он это… чувачок с деньгами. Ну, так и лизни поглубже…

Тут я уж не удержался, в лоб ему треснул. А этот любитель дохлятины увернулся и как в сплетение мне засветит! Я язык чуть не откусил.

Сенька в стойку ещё встал, левый кулак выставил, правый поднял к челюсти, зенки свои задрал, Майк Тайсон.

Не, я с ним бы без вопросов разобрался, я сильнее и тяжелее, но с мелким драться стыдно, никакой доблести нет. Если победишь – поколотил сопляка, если проиграешь – ещё позорнее…

– Давай-давай, – подмигнул Сенька. – Иди, чемпион, я куплю тебе пластырь от мозолей…

– Дубло ты, – сказал я. – Ничего не понимаешь.

И я пошёл. В сторону краеведческого музея. И через две минуты меня догнала мать.

– Ты подумал? – спросила она.

Метров за сто от столовки я остановился. Потому что увидел его. Увидел и сразу понял, как его на самом деле зовут. Совсем не Денис. Его зовут Упырь. Издали он очень похож на упыря. Особенно, когда ест. Зубки вываливаются, а верхняя челюсть такая, будто кастетом в неё вставили.