— Интересно. — Чанс, прищурившись, рассматривал Фэнси. — Я могу затащить тебя в постель, но если я это сделаю, ты меня возненавидишь.

Фэнси снова кивнула. Чанс усмехнулся:

— Ты, по-моему, и так ненавидишь меня. Так что я ничего не потеряю. А что приобрету? Бессонные ночи в холодной постели?

— А мое уважение? — Фэнси нерешительно взглянула на него.

— Для меня оно не имеет большого значения, милая женушка.

— Очень жаль, — сказала Фэнси, гневно сверкнув глазами. — Ты хитростью и обманом заставил меня стать твоей женой — так какие же чувства я должна теперь испытывать к тебе, кроме отвращения и ненависти? А ведь я прошу совсем немногого. Мне лишь хочется, чтобы мы научились находить общий язык и уважать друг друга.

Фэнси сказала совсем не то, что Чанс хотел от нее услышать, однако ее слова заставили его задуматься. Не желая отказываться от любовных утех, особенно после прошедшей ночи, Чане в то же время понимал, что Фэнси во многом права. В конечном счете, проведя несколько ночей один, он ничего не потеряет, а приобрести может многое.

— И сколько же я, по-твоему, должен буду держать этот обет?

— Что ты имеешь в виду?

— Как что? — Чанс нетерпеливо взглянул на Фэнси. — Допустим, я согласился дать тебе слово джентльмена. Как долго я не должен искать близости с тобой? Неделю? Месяц? Год?

Фэнси нервно сглотнула, не веря, что Чанс воспринял ее предложение всерьез.

— Не знаю, — ответила она. — Это будет зависеть от того…

— Когда ты перестанешь ненавидеть меня, — перебил Чанс.

Фэнси кивнула.

— Пожалуй, мне придется ждать, по меньшей мере, лет десять, — произнес Чанс. — Но к сожалению, такой срок меня не устраивает. Терпеть больше месяца я не намерен. Итак, — продолжил он уже более жестко, — я даю тебе слово джентльмена, что в течение месяца не буду искать близости с тобой. Но спать мы будем вместе.

Фэнси уже открыла рот, чтобы возмутиться, но Чанс остановил ее.

— Нет, — резко сказал он. — Больше я спорить не буду. Соглашаюсь принять твои условия на один месяц. Не требуй от меня большего; тогда я не соглашусь и на это.

Резкость, с которой говорил Чанс, вызвала у Фэнси негодование, и она с трудом удержалась, чтобы не сорваться. Все-таки она добилась желаемого — по крайней мере на некоторое время.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Значит, месяц.

— Но спать мы будем вместе, — повторил Чанс. Фэнси поморщилась, но спорить не рискнула. Чанс наверняка бы не уступил.

— Хорошо, я согласна.

Чанс кивнул.

— Тогда будем считать, что соглашение вступает в силу, — сказал он. — Теперь целый месяц…

Внезапно раздавшийся стук в дверь не дал ему договорить. Пробормотав проклятие, Чанс пошел открывать. Потратив некоторое время на поиски ключа, он подошел к двери и открыл ее.

— В чем дело? — спросил он, отступая на шаг и пытаясь разглядеть стоявшего перед ним человека.

— Если не ошибаюсь, вы звонили, сэр. — За дверью стояла Энн Клеммонс. Гостей на свадьбе оказалось очень много, и ей пришлось помогать обслуживать их. Сейчас она держала в руках большой серебряный поднос с завтраком. Резкие слова Чанса испугали ее, и она смотрела на него робко и неуверенно.

Увидев служанку, Чанс улыбнулся.

— Извините, — сказал он, отступая на шаг и впуская Энн в комнату. — Я совсем забыл. Пожалуйста, заходите. Поставьте поднос вот сюда, на столик.

Наклонившись, чтобы поставить поднос, Энн опустила голову, и ее взгляд упал на босые ноги Чанса. Заметив, что на правой ноге у Чанса шесть пальцев, она вскрикнула и уронила поднос.

— Господи, — тихо прошептала она, широко раскрыв глаза и глядя на Чанса так, будто он был дьяволом во плоти. — Я всегда боялась этого — он жив!

Закрыв рот рукой, Энн выбежала из комнаты. Проводив ее удивленным взглядом, Чанс посмотрел на лежавшую на полу посуду, покачал головой и закрыл дверь.

— Творится что-то странное, — пробормотал он, оборачиваясь к Фэнси. — Мало того, что со мной препирается жена, пожилые женщины шарахаются, едва услышав мой голос. Хотя, — с усмешкой добавил он, — Энн всегда смотрела на меня как на чудовище.

— По-моему, это глупости, — заметила Фэнси, еще не успевшая прийти в себя после их разговора. — Не надо было так кричать на нее, когда ты открывал дверь. Естественно, она перепугалась.

— Она перепугалась не тогда, когда я открыл дверь, — возразил Чанс, — а немного погодя… — Он опустил голову, ища глазами предмет, который мог привести Энн в такой ужас, а затем проследил весь ее путь, начиная от двери. Но ничего необычного — за исключением, правда, валявшихся на полу подноса и посуды — обнаружить не удалось. Чанс нахмурился, пытаясь понять, что могло броситься Энн в глаза. Оглядев комнату еще раз, он внезапно посмотрел себе на ноги.

То, что на правой ноге у Чанса было шесть пальцев, никогда не беспокоило его. Босым его никто не видел, и он даже начал забывать о своем уродстве. Энн, наверное, перепугалась, увидев его ноги. Немало суеверных людей вокруг считали шестой палец на ноге дьявольской отметиной. Да, скорее всего Энн так и подумала, решил он, и окончательно убедилась, что он — исчадие ада.

Довольный тем, что ситуация наконец-то прояснилась, Чанс отошел от двери и снова вызвал слугу.

— Надеюсь, нам сегодня все-таки удастся позавтракать, — сказал он, дергая за шнурок.

— Если, конечно, ты снова не напугаешь служанку, — заметила Фэнси.

— Вообще-то у меня нет такой привычки — пугать служанок, приносящих завтрак, — с улыбкой ответил Чанс, — но чтобы быть уверенным, что больше никакого инцидента не произойдет, я, пожалуй, прикрою то, что привело Энн в такой ужас.

Он надел лежавшие рядом с кроватью комнатные туфли. — Энн поразил вид твоих ног? — недоверчиво спросила Фэнси.

— Да, я понимаю, тебя это удивляет, — спокойно ответил Чанс. — Но дело не в самих ногах. Энн перепугалась потому, что увидела на одной из них шесть пальцев.

— Шесть пальцев? — переспросила Фэнси, охваченная любопытством. — У тебя шесть пальцев на ноге?

Чанс неохотно снял туфлю и показал Фэнси стопу правой ноги.

— Боже мой! — воскликнула Фэнси, не в силах сдержать смеха. — Действительно шесть! А я и не заметила!

— Вероятно, тебя больше интересовали другие части моего тела, — съязвил Чанс.

В то время как Чанс и Фэнси оживленно беседовали в спальне, Энн с побелевшим от ужаса лицом мчалась в комнату Констанции. Констанция уже проснулась и, когда Энн появилась в дверях, допивала вторую чашку кофе.

— Там… там… — залепетала Энн, широко раскрывая глаза. — Я всегда боялась этого — он жив!

— В чем дело, Энн? — Констанция сердито покосилась на служанку, находясь после свадьбы не в самом лучшем расположении духа. — Кто жив?

— Чанс Уокер! — задыхаясь от волнения, ответила Энн.

— Конечно, жив, — раздраженно произнесла Констанция. — Вчера даже женился.

— Нет, совсем не это… — Энн запнулась, осознав, что стоит на краю пропасти. О той ночи, когда близнецы, одним из которых был Чанс, появились на свет, она никогда никому не рассказывала. Тогда, оставив плачущего младенца на утесе, она стремглав бросилась к усадьбе и на вопрос Констанции о том, выполнила ли она ее приказание, лишь коротко кивнула. Ужас пережитого все еще довлел над Энн; кроме того, ей не хотелось признаваться, что, заметив свет фонаря, она положила ребенка на землю и убежала.

Остаток ночи и весь следующий день Энн с тревогой ожидала, что о совершенном преступлении узнают в доме. Уверенная, что тот, кто подобрал ребенка, обязательно принесет его обратно в усадьбу, онане отрываясь смотрела в окно и тревожно замирала прикаждом звуке. Но малыша никто не принес, и Энн почувствовала некоторое облегчение. Полностью обрести душевный покой ей, однако, не удалось, ее мучили угрызения совести итревога: что же все-таки произошло с ребенком? Когда Сэм внезапно вернулся и тут же увез всю семью в Англию, Энн возблагодарила судьбу. Там, за тысячи миль от брошенного ребенка, она могла уже не так опасаться; чувство вины немного притупилось.