Маленький дом. Кухня с травами. Несколько пациентов. Дети.

Она смотрела в спину Рина, понимая, что помимо воли снова его хочет. Снова, снова и снова. Он пробудил в ней нечто неизвестное, распутное и дикое. Конечно его физические данные пришлись бы по нраву любой женщине. Но хочет ли она, чтобы её дочери выросли не только ведьмами, но и оборотнями, и превращались в волчиц каждые три ночи полнолуния?

Рин сказал, что не верит в любовь и не стремится к ней, и Жульетт такое положение вещей полностью устраивало. Возможно, если их отношения будут основываться на дружбе, совместном быте и страсти, если они не впустят в свои сердца и умы романтику, проклятие не пробудится. Насколько она знала, ничто в нём не мешало питать к мужчине симпатию.

Поскольку сегодня Жульетт не отставала, ей не потребовалось много времени, чтобы догнать Рина, едва скалистая тропа слегка расширилась.

— Почему ты уверен, что я не забеременею? — спросила она, пристраиваясь рядом.

— Просто знаю.

— Но...

— Энвинцы другие, — он глянул на неё, не сбавляя шага. — Ты не хочешь детей?

— Возможно, когда-нибудь потом.

— Ты не хочешь моих детей.

— Я не это имела в виду.

— Но сказала именно так.

От открывавшегося с этой дороги вида захватывало дух. Чуть дальше на севере вершины гор покрывали древние снега. Казалось, отсюда можно заглянуть в вечность.

— Просто... меня немного пугает мысль родить детей, которые в полнолуние будут превращаться в волков.

— Как я уже говорил, наши сыновья не начнут изменяться, пока не достигнут совершеннолетия и не дадут клятву.

— А что насчёт наших дочерей?

Он резко обернулся и через мгновение улыбнулся.

— Мужчины-энвинцы делают мужчин-энвинцев. Вот поэтому-то нам и приходится отправляться на поиски жён.

— Ну, тогда у нас есть проблема, потому что женщины Файн делают женщин Файн.

— Это изменится, — уверенно заявил он.

— Сомневаюсь.

Спустя пару минут размышлений Рин объяснил:

— Женщины-энвинки — существа редкие. Они больше чем, просто энвинки и женщины.

— Значит, если у нас родится несколько дочерей, то они будут невообразимо особенными, — поддразнила Жульетт.

Рин бросил на неё быстрый взгляд.

— У энвинцев рождается только одна девочка примерно раз в пятьдесят лет. И когда она вырастает, становится королевой.

— Этих редких девочек рожает королева? Так продолжается королевская линия?

— Нет. Девочка может родиться у любого энвинца. Она становится королевой просто потому что женщина. Дочери энвинцев, те самые королевы, сильнее мужчин. Как нашего, так и любого другого вида.

— Значит, королева Энвина, которая нас ждёт, и есть та самая редкая, сильная женщина?

Рин немного помолчал.

— Королева Этэйна стара, а новая женщина всё ещё не появилась. Ей уже давно пора прийти, и люди ждут с тревогой. Если Этэйна умрёт не дождавшись преемницы, разразится война среди тех, кто пожелает управлять в отсутствии королевы.

— Возможно, в Город пришла пора перемен.

— Энвинцы не любят перемены.

Нет, энвинцы отличались упрямством и всегда настаивали на своём. Но если все они похожи на Рина, то эту их раздражающую черту компенсируют другие достоинства.

— Твоя мужская доминанта в родословной не поможет. У меня родятся дочери, — уверенно заявила Жульетт.

— У меня родятся сыновья, — с не меньшей убеждённостью ответил Рин.

Несколько минут спустя Жульетт внезапно сообразила, что они обсуждают их будущих детей, и у неё ни разу не возникло даже тени сомнения в их появлении.

Ему следовало заметить сразу. Но как бы он учуял в Жульетт кровь энвинцев прежде, чем та начала проявлять себя? В нём самом текла та же кровь, поэтому Рин даже не уловил её аромат, когда встретил свою пару.

Может, он всё-таки ошибся. Жульетт отличалась от других женщин. Вдруг из-за дара, который связывал её с землёй, она впитала в себя черты энвинцев от него или даже от самой горы. Или настолько полно приняла его, что сама превратилась в энвинку.

Он позволил бы себе некоторое время утешаться этой мыслью, если бы не пророчество.

Ещё до его рождения рассказывали легенды о рыжеволосой королеве, которая принесёт энвинцам мир и процветание. Из-за могущественнейшего дара предвидения люди станут в страхе преклонять пред ней колени. За давностью лет никто уже не сомневался, что однажды она действительно приедет.

Энвинцы предпочитали жить в мире, но им мешал затянувшийся конфликт с карадонцами. Те не отличались организованностью (даже в войне) и из-за присущего им нрава дрались не только с энвинцами, но и между собой, и нападали исключительно маленькими группами. Они не доверяли друг другу, поэтому никогда не представляли для Города серьёзной угрозы.

И всё же они убивали. За годы карадонцы истребили многих энвинцев. Его собственный отец пал в сражении с одним из них, а мать умерла от горя двумя лунами позже. Рину тогда было всего пятнадцать, но он до сих пор помнил свои боль и ненависть. Боль от потери родителей, ненависть к убившему их животному. Четыре года спустя он выследил и убил того карадонца, чей запах, исходивший от тела отца, помнил слишком хорошо.

Мир, который, как предполагалось, принесёт рыжеволосая королева, положит конец конфликту... и, согласно пророчеству, это случится благодаря её союзу с карадонцем, которого она возьмёт в свою постель и который подарит ей ребёнка — первого потомка их смешенной крови.

Если инстинкты его не обманывали, Жульетт была той самой рыжеволосой королевой.

Рин даже в мыслях не мог допустить, чтобы к его жене прикоснулся карадонец, не важно с какими намерениями, но если Жульетт окажется королевой, ему никто не даст права голоса. Супруги королев были бесполезными, бессильными мужчинами, которых призывали только когда приходило время зачать ребёнка. Не будет никакого брака. Она даст только одну клятву — всему народу Энвина. Королевы распоряжались энвинцами, Городом, своими жизнями и телами и ничем не напоминали пленниц, из которых получались столь послушные, преданные жены.

Судя по слухам, не было ничего настолько впечатляющего, как королева Энвина, тело которой требовало зачатия. И она имела право вызвать к себе любого мужчину, чтобы тот удовлетворил её потребности. Если Жульетт решит последовать обычаям энвинцев и взять себе в любовники карадонца, то муж будет не властен её остановить.

Нет. Смирения от него не дождутся. Черт с ним, с миром, он не позволит карадонцу... или любому другому мужчине приблизиться к Жульетт. Плевать ему на её королевский титул, на то, что она выше него по положению и вольна отдавать ему любые приказы. Она всё ещё его женщина, и в некоторой степени он не мог ей поклониться.

Рин услышал, как Жульетт побежала, чтобы догнать его. Задумавшись, он слишком разогнался и ушёл далеко вперед. Теперь же приостановился, дожидаясь её.

— Я не могу идти так быстро, — запыхавшись сказала она.

Он подхватил свою пару на руки, она взвизгнула и рассмеялась, а он быстро понёс её по дороге. Но не перебросил через плечо, как сразу после похищения, а держал на руках, чтобы видеть лицо и чувствовать у своей груди биение её сердца. Жульетт без раздумий закинула руки ему на шею и крепко обняла.

— Что за мысли придают тебе такой свирепый вид? — тихо поинтересовалась она.

— Я выгляжу свирепым?

— Да.

Он сделал ещё несколько широких шагов и только потом ответил:

— Я думал о карадонце.

— Которого ты убил?

— Обо всех них.

Она немного напрягалась.

— Ты учуял поблизости других?

— Нет. Они, как и энвинцы, изменяются в полнолуние и более опасны в кошачьем обличии. Как люди, карадонцы трусливы, предпочитают одиночество и не нападают на тех, кто сильнее.

Она расслабилась.

— Они тебя совсем не волнуют?

Он посмотрел ей в глаза, изучая золотые крапинки, которые с каждым шагом к Городу становились все ярче и крупнее.