Порезы были глубокими, но не опасными для жизни, если только не возникнет непредвиденных осложнений. Хотя, вряд ли Рин их допустит. Он слишком твердолобый, чтобы сдаться перед чем-то столь тривиальным, как рваные раны или лихорадка. Жульетт даже прижала ладони к его коже, пытаясь узнать хоть кусочек будущего, но, как обычно, не увидела ничего конкретного и расстроилась. Однако в его щите нашлись бреши, и ей удалось выяснить, что Рин выживет. Он не умрёт здесь.
У неё разыгралось воображение, или его раны начали затягиваться? Сейчас они казались не настолько опасными и глубокими, как утром. Разрыв на бедре явно сократился. Неужели энвинцы выздоравливают быстрее людей или волков? В любом случае, похоже, через пару дней Рин сможет продолжить путешествие. Возможно, чуть медленнее своего обычного темпа. И он совершенно точно выживет и полностью исцелится. Значит, можно со спокойной совестью его оставить.
Жульетт не знала, в каком направлении идти, а потеряться в этих горах, в лучшем случае, было опасно. Здесь обитали волшебные существа, защититься от которых ей не под силу. Тропы отличались вероломством, особенно теперь, когда покрылись льдом. А если вдруг сильно похолодает, она замёрзнет до смерти. Но какой у неё выбор? Не оставаться же жить здесь с Рином только потому что идея спуститься с горы в одиночестве удручает и очень, очень пугает. Альтернативой была лишь капитуляция перед мужчиной и жизнью, которых она не выбирала, а Жульетт пока не готова на такой шаг, какими бы опасностями не грозил предстоящий побег.
Жульетт Файн предпочитала не рисковать, однако сейчас любое решение (остаться с Рином или уйти в одиночестве) могло стоить ей жизни.
Рин заворочался, но не проснулся. Он отбросил уголок медвежьей шкуры, которым она его прикрыла, и остался лежать на холоде полностью обнажённым. Этот голый мужчина, превращавшийся в волка три ночи из лунного цикла и считавший Жульетт своей женой, знал о её снах... во всяком случае, об одном сне точно. И с каждым шагом всё дальше уводил от любимых людей — от сестёр. Если он добьётся своего, она никогда больше их не увидит. У неё нет иного выбора, кроме побега.
Позже днём Жульетт покинула спящего Рина, костёр и безопасность лагеря и убежала под жалящие лицо снежинки и треплющий одежду ветер. Первая часть пути оказалась лёгкой. Жульетт возвращалась той же дорогой, которая привела их к этому месту, неуклонно пробираясь к каменной горе, стоявшей между нею и домом.
Спасаясь, она думала о сёстрах. Успела ли уже Айседора отделаться от солдат и вернуться на гору Файн? Как им предупредить Софи о попытке людей императора их похитить и о сожжённом доме? Хотя Софи сейчас защищал Кейн Варден, всё же ей следует знать о злых силах, вознамерившихся причинить вред женщинам Файн.
Близился закат, когда Жульетт добралась до обрыва. Перспектива самостоятельного спуска приводила в уныние, однако задача не казалась невыполнимой. Для выздоровления Рину понадобится ещё несколько дней, и, когда он окрепнет настолько, чтобы пуститься в погоню, она успеет уйти достаточно далеко.
Встав на краю пропасти, Жульетт устремила взгляд на горизонт и глубоко вздохнула. Рин сказал, что у неё есть сила дотянуться до чего и до кого захочет. Заявил, что она борется со своими способностями, отрицает часть своей силы. А вдруг он прав. Вероятность подобной связи с землёй пугала. Жульетт всегда верила, что если будет держать руки при себе, то не увидит ничего лишнего. Но если её дар выходит за известные ей рамки, то она может коснуться своих сестёр даже сейчас, с такого расстояния!
Она сосредоточилась, но ничего не случилось. Не нахлынуло ни ощущения покоя, ни тревоги, не возникло никаких видений. Она разочарованно присела на корточки, положила руку (только одну) на холодный камень и вообразила серебристую реку, которая всегда соединяла сестёр Файн друг с другом. Отбросив все защитные барьеры, Жульетт открыла душу и потянулась к сёстрам.
И внезапно её ослепили образы. Она больше не видела гору, синие небеса и окружающий пейзаж, потому что перенеслась в другое место, как будто её дух мгновенно и без малейших усилий перелетел по воздуху.
Обезумевшая, но невредимая Айседора с каждым шагом приближалась к этой горе. Она была как всегда решительна, а ещё сердита и обеспокоена. Злость в ней казалась беспредельной и почти неконтролируемой, но в Айседоре также угнездилась печаль. Печаль, разрывавшая ей сердце.
Софи вместе с семьёй пускалась в новое путешествие и чувствовала себя прекрасно. Боже, какой же она стала сильной! Такое могущество, сосредоточенное в руках одного человека, пугало, но Жульетт утешало знание, что все поступки младшей сестры окрашены любовью.
Софи носила на сердце собственный камень — тревогу о судьбе мужа в случае неудачи снять проклятие. Жульетт попыталась узнать сможет ли Софи его спасти, но не увидела ответа, потому что этот вопрос был пока не решён. Сначала должны произойти некоторые события. Если проклятие удастся разрушить, то для сестёр Файн и дочери Софи, для всех женщин Файн, которые родятся в будущем, все изменится.
Рин утверждал, что когда Жульетт пользуется своими способностями, то бессознательно тянется к нему. Сейчас она тщательно следила, чтобы этого не делать.
И Рин тут же вторгся в её мысли, словно она позвала его, просто о нём подумав.
«Ты не сможешь от меня убежать».
«Смогу, чем сейчас и занимаюсь. Пожалуйста, не преследуй меня».
«Не буду».
Жульетт облегчённо вздохнула.
«Ты сама ко мне вернёшься, жена. Я подожду».
— Ты можешь это сделать?
Восседая на подаренной белой кобыле, к которой сразу же привязалась, Софи повернулась к Эрику — лидеру мятежников и законному наследнику трона Каламбьяна. Они с Себастьеном действительно очень походили друг на друга, разве что Эрик был крепче сложен, да ещё его тёмные волосы слегка вились. Совсем слегка. И Себастьен, и Эрик унаследовали резкие черты отца и его рост. Никто, видевший обоих братьев, не усомнился бы в их родстве.
Беспокойство Эрика проявилось в тревожно сдвинутых бровях и хмуром взгляде, поэтому она ободряюще улыбнулась.
— Конечно.
Из-за тонкого слоя льда пологая тропа впереди превратилась в скользкую горку, а отряд Эрика состоял не только из уверенно стоящих на ногах лошадей, но также из мулов и фургонов, загруженных пищей и оружием. Этой дорогой пользовались лишь в тёплое время года, чтобы перевозить урожаи от одной деревни к другой. Зимой торговцы и фермеры, составлявшие большинство жителей северной провинции, предпочитали ютиться в своих домах и редко перебирались с места на место.
При одном только взгляде на Эрика сразу становилось понятно, что он не торговец и не фермер. Его отличали осанка и манеры императора. Взгляд ястреба и храбрость льва.
Софи осторожно ехала впереди между Эриком и Кейном. Ариану вёз дедушка в перекинутом через массивную грудь слинге. Несмотря на чудовищную тряску первого этапа поездки, малышка крепко спала. Было бы замечательно, если б Кейн принял интуитивное доверие дочери, как доказательство того, что Мэддокс Сулейн не представляет для них опасности. Но эту проблему придётся оставить на потом. Сегодня её ждала более лёгкая задача.
— Подожди здесь, — попросила она, слезая с лошади на ровном участке дороги и передавая узды Кейну.
— Но... — начал её муж.
Софи улыбнулась.
— Я недалеко.
Она отошла от мужчин всего на несколько шагов и остановилась в том самом месте, где дорога изгибалась наверх. Лёд холодил пальцы ног даже сквозь ботинки и носки. Отбросив плащ за плечи, она подняла руки и лицо к холодному небу, где облака угрожали затмить снегом солнечный свет.
Софи наполнила своё сердце тёплой весной, дарящей жизнь и гостеприимную зелень. Любовью к мужу, детям, отцу и сёстрам. Та любовь помогла солнцу развеять серость.
Изменение началось от её ног медленным потеплением. Пальцы больше не мёрзли. Мельком глянув вниз, она увидела, что лёд под ботинками растаял. Таяние продолжило разрастаться по кругу, меняя зиму на весну. Софи почувствовала, что стала немного выше, потому что ноги больше не касались дороги, а парили в нескольких дюймах над ней. Ощущение полёта было почти веселящим.