— Так, девчонки, я на час пойду сосну, а то упаду, — потягиваясь, сказал Петька. — Тебе тоже не мешало бы, — обратился от к жене. — В шесть надо уже выдвигаться.

— Сейчас приду, — пообещала Тина. — Только чай допью.

Натка убирала со стола, Тина задумчиво смотрела в спину подруге.

— Натка, что с тобой? — наконец спросила Тина.

— Со мной? — Она удивленно повернулась. — А что такое?

— Ты какая-то уставшая, потерянная, что ли. Как твоя жизнь, если отбросить работу и Леркину семью?

Натка выключила воду и села напротив подруги.

— Если отбросить работу и Лерку, то больше в моей жизни нет ничего, — усмехнулась она.

— Ни привязанностей, ни увлечений, ни мужчины? — уточнила Тина.

Натка кивнула.

— Невесело, — резюмировала Тина. — А что так?

Натка пожала плечами.

— Ясно, опять разбитое сердце и рухнувшие надежды.

— С чего ты решила? — удивилась Натка.

— У тебя было такое же лицо, когда от тебя ушел Свят. Помнишь такого?

Ей ли не помнить?! Натку трясло от его имени еще очень долгое время. Потом — рассосалось. Как-то не так давно, года четыре назад, Свят вновь появился, что-то бормотал о возобновлении их отношений, о том, что любит ее до сих пор, а жена — это так, необходимый атрибут его обеспеченной жизни. Натка смотрела на его утонченное лицо и пыталась найти в своем сердце хотя бы намек на былые чувства. Тщетно. Все ушло. И любовь, и обиды. Осталась пустота и, пожалуй, благодарность. Все-таки он тогда очень помог Лерке. Что она ему и сказала, перед тем как навсегда закрыть за ним дверь. И в свою квартиру, и в свою жизнь. Отработано и возврату не подлежит.

Натка молчала. А чего говорить, что обсуждать? Сергея, Леру, ее, Наткино, непонятное до конца ей самой чувство к другу и подруге? Нет, она не сможет. Ей стыдно.

— Ты влюблена, Натка. И судя по всему, безнадежно. Может, поговорим?

— Не обсуждается, Тинка, — горько рассмеялась Натка. — Ты сама сказала — безнадежно, так что воздух сотрясать.

— Ну, как знаешь, неволить не буду, — Тина встала и уже на выходе сказала, — ты изменилась, Наташка, очень изменилась?

— Жизнь такая. Закрученная.

— Это не жизнь виновата, а мы сами. Проще надо жить, проще. — Она поцеловала Натку и ушла.

Через два часа они уехали. Ее дом снова погрузился в тишину. Натка бродила по маленькой квартирке и думала, что ее душа, как и ее дом, пуст и холоден. И наполнить его теплом и любовью может только один человек, который никогда не сможет этого сделать. Натка остановилась около зеркала, которое отразило высокую красивую молодую женщину с большими печальными глазами.

— Да, мать, видать, на роду у тебя написано любить тех, кого любить-то тебе и нельзя.

Легче от этой фразы не стало. Занимался новый день. Спать не хотелось, думать тоже, поэтому выход у Натальи Баскаковой был только один — идти на работу. Где она всегда нужна, где ее понимают и ни о чем не спрашивают.

Она переоделась и вышла из квартиры. 

Апрельским утром дверь клиники открылась, и на неприметное крыльцо вышла молодая худощавая женщина с короткими светлыми волосами, в длинном кашемировом пальто и маленькой сумочкой в руках. Молодой мужчина в белом медицинском халате вышел за ней следом. Они постояли молча пару минут, подставив лица под уже теплые лучи солнца.

— Ну что ж, Валерия, тебе пора. До свидания, — с налетом некоторого сожаления проговорил врач.

— Не-е-е, Матвей. Прощай, — тихо засмеялась Лерка. — Очень надеюсь, что в твою клинику я больше не попаду.

— И я надеюсь, — кивнул головой врач. — И все-таки зря ты уходишь одна. Ведь твои родные хотели устроить целый праздник по поводу твоего возвращения.

— Нет, Матвей, лучше так, экспромтом, — отмахнулась Лерка. — Пусть будет сюрприз. А то начнут здесь торжественный выход устраивать, тебе же самому такая реклама ни к чему.

В логике отказать ей нельзя. Клиника была закрытая, на двери никакой вывески, только черный глаз видеокамеры посередине.

— Фрау Ольге передай, что все последние счета я получил.

— О’кей. — в нетерпении кивнула она головой. — Ладно, Матвей, я пошла.

— Береги себя, Лерка.

— Я помню все ваши рекомендации, доктор, — серьезно сказала Лера и сбежала со ступенек крыльца.

Она быстро пошла к шумящему шоссе, не оглядываясь, будто боялась, что ее сейчас снова засунут в эту комфортную и уютную тюрьму.

Как только неприметное серое здание клиники скрылось за поворотом, Лерка остановилась и перевела дух. Все, наконец-то свобода! Какие были долгие эти четыре месяца!

Лерке казалось, что она совсем здорова. Тогда, в январе, придя в себя, она хотела тут же уехать домой. Но оказалось все не так просто. Ее психика, по мнению врачей, еще была слаба, и любая, даже мало-мальски серьезная проблема могла свести все старания эскулапов на нет. Поэтому и пришлось торчать взаперти еще долгие девяносто дней. Гипноз, психотерапевтические занятия, физические нагрузки, массажи, грязевые и соляные ванны, сауна — словом, тысячи процедур, доводящие порой Лерку до полного изнеможения. Но всему есть свой логический конец. Вчера Матвей с радостью сказал, что они готовы с ней расстаться.

Она прошла дворами и неожиданно вышла на бульвар, по обоим сторонам которого неслись машины. Она перешла улицу и медленно побрела по вычищенным дорожкам, полной грудью вдыхая свежий апрельский воздух. Это было волшебно! Даже несмотря на запах выхлопных газов, что с двух сторон врывались на бульвар. Ну и пусть! Зато — свобода! Она присела на сырую лавочку и вытащила сигареты.

«Что ж, Пересветова, подведем некоторые итоги, — мысленно заговорила она сама с собой. — За двадцать восемь лет ты успела закончить университет, стать неплохим юристом, родить трех девок, выйти замуж за полного мерзавца, сойти с ума и выздороветь. Круто, ничего не скажешь».

Сейчас напоминание о Вадиме и о своей болезни уже не заставляли ее впадать в ступор, даже не посещало какое-то тянущее беспокойство. На славу постарались доктора. Хотя, что греха таить, никто бы с ней не возился, если бы не мамины деньги. Мама...

Лерка глубоко затянулась. Они встретились в конце февраля, когда на улицах все было мутно от снежной пыли, которая затянула весь город, словно паучьей сетью. Сознание того, что в этом медицинском эльдорадо за просто так никто не лечит, к Лерке пришло на следующий день после своего возвращения в разумное состояние. Но Натка отмалчивалась до последнего, придумывая какие-то байки о неизвестном меценате и добровольных началах Матвея Юрьевича, который-де пишет диссертацию. Даже Фаина не раскололась насчет бывшей невестки. Все стало понятно в тот февральский день, когда у Лерки разламывало голову от нескончаемой метели.

Она стояла у окна и смотрела, как сильные порывы ветра закруживают в бешеном танце медленно идущих прохожих. Негромко хлопнула дверь. Лерка обернулась, уверенная, что это пришла Марина звать ее на массаж. Но в дверях стояла не медсестра. Красивая холеная дама в строгом деловом костюме уставилась на Лерку через модные дымчатые очки.

— Здравствуйте, — поздоровалась Лера. — Вы ко мне?

— Дожила, — печально изрекла дама и вошла в комнату. — Родная дочь не узнает.

Она вплотную подошла к Лерке и сняла очки.

Лерка некоторое время изучала гладкую кожу, идеальной формы брови, чуть вздернутый нос и большие синие, как у Соньки, глаза. Потом, ухмыльнувшись, ответила:

— А ты бы еще двадцать лет не появлялась, так я даже по голосу не определила, что передо мной моя мамаша стоит.

— Ну, вот и встретились, — горько констатировала Ольга. — Я могу присесть или мне сразу уходить?

— Ну, присядь уж, — разрешила Лерка. — А ты изменилась. Жизнь за границей тебе пошла на пользу.

— Я работала, Валерия, как шахтер. И никто мне на блюдечке богатство не приносил.