Родзянко захватывает большой хронологически, хотя и не широкий, круг наблюдений. Через его записки проходят предреволюционный период, годы реакции, годы подъема, годы войны. Родзянко был на фронте, был в Совете министров, был в Государственной Думе, и эта обстановка, эти впечатления дали ему большой материал. Родзянко дает интересные картины того, как жила, как боролась и как разлагалась дворянско-феодальная Россия.
Текст записок Родзянко дан без сокращения с XVII тома издающегося за границей кадетом Гессеном «Архива «Русской Революции»». Своеобразный язык Родзянко, с присущими ему стилистическими ошибками, оставлен почти без всяких изменений.
С. Пионтковский.
Вместо предисловия
Приступая к изложению событий, предшествовавших революции, и обстоятельств, при которых или, вернее, в силу которых появился при Дворе императора Николая II Григорий Распутин[1] и получил столь пагубное влияние на ход государственных дел, я отнюдь не имею в виду стремление набросить тень на личность мученически погибшего русского царя. Жизнь его, несомненно, была полна лучших пожеланий блага и счастья своему народу. Однако, он не только ничего не достиг, благодаря своему безволию, мягкости и легкому подчинению вредным и темным влияниям, а, напротив, привел страну к царящей ныне смуте, а сам со своей семьей погиб мученической смертью.
Мне, как близко стоявшему к верхам управления Россией, кажется, что я не в праве сохранять втайне эти темные страницы жизни русского царства, страницы, раскрывшиеся во время такой несчастливой для нас мировой войны. Потомство наше себе в назидание должно знать все прошлое своего народа во всех его подробностях и в ошибках прошлого черпать опыт для настоящего и будущего. Поэтому всякий, знающий более или менее интимные детали, имеющие исторический интерес и государственное значение, не имеет права скрывать их, а должен свой опыт и осведомленность без всякого колебания оставить потомству.
С этой точки зрения и я прошу читателей отнестись к настоящим запискам. Быть объективным в своем изложении — моя цель, резкого же или пристрастного отношения к рассматриваемой эпохе я буду тщательно избегать.
Так или иначе, но начало разложения русской общественности, падение престижа царской власти, престижа и обаяния самой личности царя роковым образом связаны с появлением при русском Дворе и его влиянием на жизнь Двора Григория Распутина. И виновным в том, что его влияние имело гибельные последствия для всего государства, нельзя считать, однако, императора Николая II, но, несомненно, и, главным образом, тех государственных деятелей и приближенных к императорскому Двору лиц, которые не поняли или не хотели понять в своих личных выгодах и расчетах глубину той пропасти, в которую могут быть ввержены не только императорская семья, но и вся Россия. Обаяние царского престола было замарано наличием вблизи его безнравственного и грязного проходимца. Эти лица должны были, не щадя себя, если им интересы и судьбы родины были выше личных выгод и соображений, мужественно сплотиться во имя блага родины и спасти ее от могущих быть страшных потрясений. На деле этого не было. Люди, долг которых заключался в упорной борьбе с нарождающимся злом, этого долга перед Россией не исполнили. Они, напротив, в личных выгодах поддерживали тлетворное влияние Распутина на царскую семью, видя в нем верное орудие для достижения своих тщеславных и корыстных целей.
Я самым решительным и категорическим образом отбрасываю появившиеся в последние дни царствования Николая II недостойные и грязные инсинуации на царскую чету, все те памфлеты бульварного характера, которые принимались легко на веру взбудораженной, легковерной толпой. Долгом совести я считаю заверить, что причины влияния Распутина лежат более глубоко. Они относятся к области болезненного мистицизма императрицы Александры Феодоровны, мистицизма, который постоянно и искусственно поддерживался Распутиным и его приспешниками, но ни в какой степени не основывались на интимных отношениях.
В своем изложении я буду базироваться на многих документах, имеющихся у меня, и на сохранившихся личных записках. Мне придется, однако, иногда приводить и бродившие в русском обществе слухи и рассказы, которые дают прямое отражение настроения умов описываемой эпохи.
I
Мистицизм царицы и пророки с Запада. — Епископ Феофан и появление Распутина. — В чем сила его влияния на царицу. — Столкновение с Гермогеном и Илиодором и обер-прокурор синода Саблер.
К тому времени, когда после японской войны я по избранию екатеринославского губернского земства сделался членом Государственного Совета, относится и знакомство мое, более или менее близкое, с высшими правящими сферами, а, следовательно, сделались доступными многие интимные подробности быта этих сфер, недоступные и неизвестные широкой русской публике.
Общее мнение, и несомненно правильное, заключалось в том, что императрица Александра Феодоровна еще с малых лет имела склонность к мистическому миросозерцанию; это свойство ее природы, по мнению многих, — наследственное, крепло и усиливалось с годами, а в описываемый мною период достигло религиозной мании, скажу даже, религиозного экстаза — вера в возможность предсказаний будущего со значительной долей суеверия.
Причины такого ее душевного состояния объяснить, конечно, трудно. Было ли это последствием частого деторождения, упорной мысли о желании иметь наследника, когда у нее рождались все дочери, или крылось ли это настроение в самом ее душевном существе — определить я не берусь.
Но факт ее болезненного мистического и склонного к вере в сверхъестественные явления настроения, даже к оккультному, — вне всякого сомнения.
Это обстоятельство было немедленно учтено дальновидными политиками Западной Европы, изучавшими всегда более внимательно нас, русских, и особенно придворные настроения. Чтобы иметь сильную руку при Дворе русском, быстро ориентировавшись в создавшемся положении, они немедленно решили использовать это настроение.
В начале 1900 года стали появляться при императорском русском Дворе несколько загадочные апостолы мистицизма, таинственные гипнотизеры и пророки будущего, которые приобретали значительное влияние на мистически настроенный ум императрицы Александры Феодоровны. В силу доверия, которое оказывалось этим проходимцам царской семьей, вокруг них образовывались кружки придворных, которые начинали приобретать некоторое значение и даже влияние на жизнь императорского Двора.
В этих кружках тайное, незаметное участие принимали, без сомнения, и агенты некоторых иностранных посольств, черпая, таким образом, все необходимые для них данные и интимные подробности о русской общественной жизни. Так, например, за это время появился некий Филипп. Он отвечал, как нельзя лучше, тому типу людей, которые, пользуясь своим влиянием на психологию царственной четы, готовы служить всякому делу и всяким целям за достаточное вознаграждение.
Ко двору этот господин был введен двумя великими княгинями. Но вскоре агент русской тайной полиции в Париже Рачковский[2] донес в Петербург, что Филипп темная и подозрительная личность, еврей по национальности и имеет какое-то отношение к масонству и обществу «Гранд Альянс Израелит». Между тем Филипп приобретает все большее и большее влияние. Он проделывал какие-то спиритические пассы и сеансы, предугадывал будущее и убеждал императрицу, что у нее непременно явится на свет в скором будущем сын, наследник престола своего отца. Филипп приобретает такую силу при Дворе, что агент Рачковский был сменен за донос его на Филиппа. Но как-то загадочно исчез и Филипп при своей поездке в Париж.
Не успел он исчезнуть с петербургского горизонта, как ему на смену появился в высшем обществе такой же проходимец, якобы его ученик, некий Папюс, который в скором времени и тем же путем был введен ко Двору.
