карбюратор барахлит — сцепление заело и всякое такое, а сеньорито Иван вроде бы не замечал их, но, приехав в усадьбу, глядел на того и на другого, на Кирсе и на Рохелио, и отзывал Креспо, и тихо говорил ему

Креспо, не упускай их из виду, Пако стареет, а я не могу без помощника

но ни у Рохелио, ни у Креспо не было отцовского нюха, ведь таких, как Пако, поискать, ах ты господи, маленький был, выпустят ему в горы куропатку со сломанным крылом, а он встанет на все четыре и пошел по следу, и пошел, нюхая землю плоским носом, как ищейка, а потом он научился различать старый след от свежего, самца от самки, а сеньорито Иван отплевывался, и крестился, и прикрывал в наслаждении зеленые глаза, и спрашивал

чем же, черт тебя побери, пахнет охота?

а Пако спрашивал его

вы правда не чуете?

а сеньорито говорил

чуял бы, тебя бы не спрашивал

а Пако говорил

вы уж скажете, сеньорито Иван!

а когда сеньорито Иван был маленьким и Пако звал его Ивансито, они заводили ту же песню

чем пахнет охота, Пако?

а ты не чуешь?

честное слово, не чую, ничем она не пахнет

а Пако говорил

ничего, запахнет, когда подрастешь

ведь Пако не сознавал своего дара, пока не понял, что другие ничего не чуют, и потому говорил так, маленький хозяин рано полюбил охоту, просто помешался, рябчики в июле на току или на болоте, перепела в августе на жнивье, лесные голуби бабьим летом, когда идешь из рощи, куропатки в октябре на поле и на нижних склонах, в феврале, под Люция-театинца, а прочее время — крупная дичь, олень и косуля, вечно он с ружьем или винтовкой, вечно стреляет там-та-ра-рам

что за мальчик!

говорила сеньора

он просто разум потерял

а он, днем и ночью, зимой и летом, стрелял и стрелял, трах-та-ра-рах, ружье или винтовка, в лесу или на поляне, и в 43 году, неполных тринадцати лет, на первой облаве, в день открытия сезона, оказался одним из трех первых, невиданное дело, бил по четыре птицы влет, не увидишь — не поверишь, мальчишка, сопляк — как лучшие стрелки Мадрида, и с той поры он стал ходить вместе с Пако, и пользоваться его нюхом и его службой, и решил его подшлифовать, потому что Пако неважно заряжал, и дал ему старое ружье и два патрона, и сказал

каждый вечер, перед сном, заряжай и разряжай по сто раз, пока не устанешь

и подождал, и прибавил

станешь заряжать быстрее всех, тебе равного не будет, с твоим-то чутьем, поистине божий дар, с твоей-то памятью, помощник самого высшего класса, ты уж мне поверь

и Пенёк Пакито, послушный по природе, каждый вечер заряжал ружье, вжик-вжик, вжик-вжик, вкладывал и вынимал патроны, и Регула говорила

ты что, одурел?

а он ей отвечал

Ивансито сказал, я буду самый лучший а через месяц сообщил

Ивансито, дружок, я их мигом кладу и вынимаю

а Ивансито сказал

проверим, меня не обманешь

и Пако доказал ему свою ловкость, и он похвалил

неплохо, так и держи

и то, и се, Ивансито, Ивансито, и время бежало, и однажды утром, как и следовало ожидать, Пако радостно сказал

ну, Ивансито, дружок, бери ружье, стреляй

и сеньорито молча взял ружье, и прицелился, и мигом уложил двух куропаток спереди, двух — сзади, и первая еще не упала, когда он посмотрел на Пако, и властно сказал

с этого дня говори мне «вы» и «сеньорита Иван», я уже, не мальчик

потому что ему исполнилось шестнадцать, и Пако попросил прощенья, и стал говорить «сеньорито Иван», он ведь и впрямь подрос, его правда, а у сеньорито росла страсть к охоте, и все уже знали, что он не только настреляет больше всех, но и подстрелит самую дальнюю, самую быструю куропатку, ему не было равных, и он призывал Пако в свидетели

министр говорит, далеко, а вот скажи, Пако, на каком расстоянии была птица, которую я уложил там, на болоте, она еще взмыла в облака и свалилась в Черепашью заводь, ты помнишь?

а Пако широко открывал глаза, и гордо поднимал подбородок, и говорил

как не помнить, куропатка, метров девятьсот, не меньше

а если речь шла о быстроте, они вели такую беседу

скажи-ка, не крути, как летела та куропатка, ну, в лощине, я еще удивился, что она пьет из колоды?

и Пако наклонял голову набок, и подпирал пальцем щеку, и думал

ну, вспомни, за рощей, где земляничные деревья, ты еще сказал, ты сказал

и Пако прикрывал глаза и складывал трубочкой губы, словно собирался свистнуть, но не свистел, а говорил

быстрей самолета

и хотя сеньорито не знал, как высоко были чужие птицы и быстро ли они летели, его куропатка оказывалась и быстрее, и выше, и, чтобы это доказать, он призывал в свидетели Пако, и Пако гордился, что мнение его так весомо, и хвастался, что друзья сеньорито завидуют первым делом, что у того такой помощник

самая лучшая собака не сослужит тебе такой службы

говорили они

ты и сам не знаешь, что у тебя есть

и часто друзья сеньорито просили Пако найти подбитую птицу, и не садились тогда закусить после охоты, и не спорили с другими егерями, а шли за ним, чтобы посмотреть, как он ищет, и, увидев, что его окружили такие охотники, он гордился и говорил

а куда вы стреляли, разрешите спросить?

и посол, или помощник министра, или самый министр говорил

вон перья, Пако

а Пако спрашивал снова

куда же она полетела, разрешите спросить?

и охотник отвечал

туда, прямо за кусты

а Пако говорил

одна она была, или две, или много, разрешите спросить?

и охотник отвечал

две их было, Пако, да, теперь я вспомнил, пара

и сеньорито Иван насмешливо глядел на гостей и взмахивал головой, как бы восклицая, а, что я вам говорил, и Пако без промедления садился на корточки, и вынюхивал землю метра на два там, где она упала, и бормотал

двинулась вот отсюда

и сколько-то метров шел по следу, а потом вставал

вот ее след, значит, она или в тех кустах, или там, у дуба

и все шли за ним и находили птицу или в кустах, или у дуба, и посол, или помощник министра, или министр говорил в удивлении

а по какому такому правилу она не могла быть еще где-нибудь?

и Пако, гордо на него взглянув, говорил, не скрывая пренебрежения

если куропатка низом пошла, хочет спрятаться, она не вильнет в сторону

и они глядели друг на друга и кивали, а сеньорито Иван, заложив большие пальцы в прорези куртки, широко улыбался

а, что я вам говорил?

и гордился, словно показывал американскую винтовку или Гиту, породистого щенка, и, возвращаясь вдвоем с Пако, говорил ему

ты заметил? этот кретин француз не отличит куропатки от рябчика

или так

этот кретин посол плохо владеет левой рукой, ты заметил? ай-ай-ай, как же он стал дипломатом!

ведь для сеньорито Ивана всякий взявший ружье был кретин, и он, как на беду, то и дело повторял это слово, просто наваждение какое-то, а иногда в разгар облавы, когда голоса охотников смешивались вдалеке, и на опушках пели рожки, спугивая птиц, и куропатки метались над лесом, свистя крыльями, и сеньорито вскидывал ружье и сбивал двух сразу, и еще двух, дуплетом, и выстрелы трещали справа и слева, как на фронте, и Пако считал про себя, тридцать две, тридцать четыре, тридцать пять, и едва успевал перезарядить ружье, и оба ствола раскалялись, и он запоминал, где упала какая птица, — так вот, иногда Пако распалялся, как охотничий пес, и рвался в дело, и, сидя на корточках у болота, скулил потише, чтобы не спугнуть птиц

пустите меня, сеньорито, пустите!

а сеньорито отвечал

тихо!

а Пако молил

богом прошу, пустите!

распаляясь все больше, а сеньорито Иван вскидывал ружье и говорил

слушай, Пако, не доводи меня, подожди, пока отстреляем

но Пако не мог спокойно смотреть, как перед его плоским носом падают куропатки, и кричал

пустите меня, сеньорито, пустите, бога ради!

пока сеньорито не рассердится, не даст ему пинка в зад и не скажет

если вылезешь раньше времени, в тебя и выстрелю, а ты знаешь, метко ли я бью