— Если мы каждый день будем подбрасывать сучья, то сделаем такую гать, что по ней хоть на подводе езжай!

— Не очень увлекайся, — сказал Мирон. — Как только станешь на эту гать, она провалится в трясину.

— А я стоять не буду, — храбрился Виктор. — Лишь бы ногой дотронуться. Не поспеет сук податься под ней, как я перепрыгну дальше.

— Что ж, там будет видно, — уклончиво согласился Мирон.

Обсудив все детали, решили немедленно приняться за работу. И вдруг Мирон покачал головой и сказал:

— Ну и наплели же мы с тобой глупостей!

— Каких?

— Если б кто-нибудь набросал нам сучьев сверху, может, мы и смогли бы перебраться по ним. А когда мы сами начнем ходить по гати то туда, то сюда, да еще с тяжелой ношей за плечами, гать эта погрузится в болото после первых же переходов.

— Ясно! — сказал Виктор. — Теперь буду фантазировать только тогда, когда хорошенько обдумаю вопрос.

Они не торопясь направились к дому. Хоть мысли обоих и были далеко от этих мест, но друзья по привычке внимательно присматривались к каждому кусту, к каждому уголку леса. И под одним кустом заметили что-то светло-серое.

Пригляделись — заяц! Сидит себе и смотрит на них, вытаращив глаза. Правда, ветерок дул как раз с его стороны, так что он не мог их почуять. Но видеть-то должен был!

— Верно, спит, — шепнул Виктор. — Попытаемся подкрасться.

И они начали красться так тихо, что даже друг друга не слышали. Только сердца стучали учащенно. Шаг за шагом приближались к добыче. Вот уже заяц виден совсем ясно. Лежит на животе, подобрав под себя ноги, уши насторожены, а сам смотрит прямо в глаза. Даже какой-то страх охватил приятелей.

Чем ближе, тем больше волновались они. Вот сейчас прыгнет — и нет его! Но заяц не шевелился…

Последние пять шагов дались с таким трудом, что даже шатание по болоту (как друзья говорили позднее) казалось им более легким. Волнение, надежда, страх, что добыча вот-вот убежит, боязнь вспугнуть косого — все это было необычайными переживаниями.

Вот Мирон взмахнул дубинкой — и заяц в руках Виктора…

— Ох! — вырвалось у обоих, будто они испытали огромное напряжение.

— Как же это могло получиться? — не верил своим глазам Мирон.

— С ними бывает. Моя бабушка рассказывала, что однажды, собирая ягоды, она наткнулась на спящего зайца. Но почему-то побоялась схватить его голыми руками и начала отвязывать фартук. Заяц проснулся и убежал.

Велика была радость хлопцев, но когда пришлось свежевать добычу, снова начались жалобы: ну что ты сделаешь без ножа?

— Интересно! — заметил Мирон. — Каждый раз мы жалуемся, когда надо радоваться, когда есть добыча. А без нее и о жалобах забываем.

— А ты все мудришь и философию разводишь по любому поводу, — огрызнулся Виктор.

Таким образом выяснилось, что в ближайшие дни нечего думать об освобождении. Некоторое время можно было не вспоминать об этом, а запас мяса позволял пару дней отдохнуть. Это использовал Виктор и предложил на следующий день приступить к наблюдению за бобрами.

— Только, брат, запасись терпением! — предупредил он. — Придется сидеть, не шевелясь, может быть, несколько часов. Обещаешь?

— Согласен! — сказал Мирон. Бобры интересовали его не меньше, чем товарища.

Подошли они так тихо, что даже не испугали бобра, что-то мастерившего на своей хатке. Но едва хлопцы начали устраиваться в укрытии, как бобр нырнул и исчез.

Скоро из воды высунулась тупая круглая голова. Через минутку — вторая, третья. Двое приковыляли к начатому дереву и взялись за работу. Какие они были смешные, неуклюжие! Широкий хвост — точно лопата, и покрыт не шерстью, а чешуей. Пальцы задних ног соединены перепонками, как у гусей. На передних — перепонок нет, зато когти острые, а на большом пальце даже двойные. Густая бурая шерсть блестит на солнце.

Двое «дровосеков» стали по обе стороны дерева на задние лапы, оперлись на хвосты и так взялись за работу, что только щепки полетели. Третий опять полез на свою хатку, четвертый тащил с берега в воду деревце толщиной с человеческую руку. Тяжелый труд! Дернет малость — я отдохнет. На помощь ему поспешил еще один.

С восхищением наблюдали друзья за этой картиной.

Тем временем дерево пошатнулось, послышался треск. «Дровосеки» отскочили в сторону, остальные бобры бросились в воду.

— Слушай! Они же могут пристукнут» нас! — в испуге прошептал Мирон.

Виктор и сам этого боялся. Он внимательно следил, в какую сторону будет падать дерево, но пока определить не мог. Дерево потрескивало и шаталось. Бобры подберутся к нему, погрызут — и в сторону. Подгрызли они оттуда, где вода, или, вернее, плотина.

— Должно туда и упасть, — прошептал Виктор.

Однако полной уверенности в этом не было. Друзья рисковали. Лишь обостренное любопытство и возбуждение удерживали их на месте.

Вот уже дерево наклонилось к воде. Треснуло в последний раз и со страшным шумом рухнуло на плотину. От грохота даже «дровосеки» нырнули под воду.

— Ай да молодцы! — с восторгом вскрикнул Мирон. — Такие маленькие, а этакое дерево свалили!

— Тише! Посмотрим, что дальше будет! — остановил его Виктор.

А дальше… дальше произошло что-то совсем неожиданное…

В лесу послышались голоса, и среди деревьев мелькнули… два человека!

— Люди! — радостно крикнул Виктор и хотел было вскочить.

Позднее Мирон никак не мог объяснить, что с ним тогда произошло. Помнил только, что в его голове, словно молния, мелькнуло слово «окурок», и он люто сжал зубы, рванул Виктора за рукав и прошипел:

— Не шевелись! Подожди!

Виктор опустился на землю и замер. На их счастье, треск падавшего дерева заглушил голос и движение Виктора. Люди ничего не заметили, подошли и остановились возле хатки, на которую вчера влезали наши друзья.

Один из незнакомцев был высокий, сильный, лет под пятьдесят человек с черной стриженой бородой и густыми черными усами, обвисшими, как у моржа. Под густыми бровями глубоко сидели узкие глаза, придававшие ему свирепый вид. На нем была короткая, серая, из грубого сукна свитка и высокие охотничьи сапоги, в грязи до колен. За плечами на ремне висело ружье.

Его товарищ, более молодой, имел «городской» вид. Высокий, тонкий, бритый. На нем тоже высокие сапоги, а вместо свитки — парусиновая накидка. Ружья у него не было.

Бросалось в глаза, что оба сильно перепачканы в грязи.

— Вот какое дерево свалили! — сказал молодой.

— Так они могли разрушить наш склад, — сказал черный. — Вот наделали бы беды.

— А они тут были? — спросил первый.

— Кто их знает! Пока, видишь, следов не заметно.

— Как же все-таки решим этот вопрос? — обратился молодой к спутнику.

— Сам не знаю, — задумался старший. — Может, дай бог, они сами погибли.

— А если нет?

— Придется, значит, им помочь, — криво усмехнулся черный.

«Неужели о нас говорят?» — подумали друзья. — «Но за что? Что мы им сделали?»

Они взглянули один на другого, боясь пошевелиться. Дело было настолько непонятным и странным, что хлопцы не верили своим ушам.

— Поганая история, — говорил тем временем младший. — Когда они выйдут отсюда, так обязательно всюду раструбят об этом уголке. Полезут разные ученые, возьмут под охрану этих бобров. Начнут писать в газетах. До сих пор только лесник раз за зиму наведывался сюда, а тогда каждый полезет. И нам придется расстаться с этим надежным убежищем.

— Я же и говорю, — буркнул черный.

— Но, с другой стороны, они нам совсем не нужны.

— Чего там жалеть советское семя! — блеснул глазами черный. — Ничего, кроме пользы, не будет, если погибнут два большевистских выкормыша!