— Бетти мой ребенок.

— Конечно. Мы это понимаем, миссис Лейси. Но мой коллега подчеркнул, что рано или поздно Норму начнет волновать «ирландская» сторона дела. И тоща она поймет, что ребенка не только травмировал ваш развод, но и сейчас он растет в атмосфере не всегда благоприятной. Мне жаль, что я вынужден говорить об этом, миссис Лейси, но, как считает мой коллега, ни одна мать не согласится просыпаться среди ночи и терзаться из-за этого.

Рука Бриджет на телефонной трубке стала горячей и влажной. Она представила себе молодого человека в его офисе, озабоченного и серьезного, потом улыбающегося, когда он пытается посмотреть на происходящее бодро. Представила, как Норма в только что отремонтированной квартире тоскует по своему ребенку, потому что у нее жизнь изменилась и она полна надежд.

— Я не могу больше говорить с вами. Простите меня.

Она положила трубку и тут же поймала себя на мысли, что думает о Лайеме. Это Лайем виноват и она сама, что они удочерили Бетти и теперь она ребенок ирландских родителей. Лайем всегда твердо считал себя отцом Бетти, хоть сейчас и не показывается.

Ей не хотелось видеть его. Не хотелось тащиться на девятом автобусе, не хотелось видеть хищный рот той женщины. Но так она думала, а сама уже представляла, как позвонит мисс Граундз и попросит ее взять Бетти как-нибудь на пару часов.

— Здравствуй, Лайем, — сказала она несколько дней спустя, входя в магазин.

Она подождала, пока уйдут покупатели, слава богу, той женщины в магазине не было. Старая мать той женщины, страшно толстая, во всем коричневом, сидела в кресле в задней комнате, там было что-то вроде складского помещения — валялись стопки перевязанных бечевкой журналов, сброшенных с фургона.

— Силы небесные! — воскликнул Лайем.

— Лайем, можно с тобой переговорить?

Старуха вроде бы спала. Она не пошевелилась, когда Бриджет заговорила. На ней была нахлобучена шляпа, да и вообще вид довольно чудаковатый — спит в шляпе среди завалов газет и журналов.

— Конечно, дорогая. Как ты, Бриджет?

— Прекрасно, Лайем. А ты?

— Я тоже прекрасно.

Она торопливо ему все рассказала. Заскакивали покупатели за «Ивнинг стэндард» и «Далтон уикли», заглядывали ребятишки по дороге из школы домой. Лайем искал ластики, стержни для ручек, фруктовые пастилки. Двоим напомнил, что «Нью мюзикл экспресс» выйдет только в четверг.

— Как это они забывают, — сказал он.

Он внимательно слушал ее рассказ, который она вновь продолжала, после того как их прерывали. Они когда-то все доверяли друг другу, поэтому она поделилась с ним и своими опасениями насчет отца Гогарти, и миссис Виннард, и мисс Касл. Она следила за выражением лица мужа, догадывалась, что про себя он поддакивает ей, думает, что она ничуть не изменилась, как и прежде, нервничает, когда речь идет о других, чересчур застенчивая, чересчур неуверенная в себе.

— Никогда не забуду, какая ты была хорошенькая, — сказал он ни с того ни с сего, — сколько воды утекло, правда, Брайди?

— Мы должны о Бетти подумать, Лайем. Прошлого не воротишь.

— А я часто вспоминаю. Никогда не забуду.

Он старался быть ласковым, но Бриджет казалось, что он твердит: ты по-прежнему принадлежишь тому прошлому, ты так и не научилась жить одна — надо быть потверже, мир жесток, и не надо теряться, когда тебя выбивают из колеи. Ах, когда-то давным-давно как спокойно она к этому относилась! Когда Морин Райел украла у нее атлас, она даже не пожаловалась. Взяли и обокрали, вдруг подумала она.

— Не знаю, что сказать им, — заметила она. — Муж ее все время мне названивает.

— Скажи, чтобы оставил тебя в покое, Бриджет. Скажи, что нечего ему тебе надоедать.

— Я пыталась.

— Скажи, что все было оформлено как положено, ему не к чему прицепиться. Пригрози полицией.

В магазин вошел мальчик, и Лайем достал для него кнопки.

— Мне пора закрываться, — сказал он, когда мальчик ушел, тут же старуха в кресле зашевелилась. Окликнула его. Сказала, что ей хочется персиков.

— Банка с компотом около тебя, — сказал Лайем, подмигнув Бриджет. Он повысил голос, разговаривая со старухой. Прощаясь с Бриджет, снова понизил. — Ну, счастливо тебе, — сказал он, и Бриджет почувствовала, он это искренне.

— Спасибо, Лайем. — Она попыталась улыбнуться и спохватилась, что забыла повторить ему фразу молодого человека о том, что Бетти обречена воспитываться во враждебной обстановке. Она собралась уже сказать ее на пороге магазина, представив, как Лайем сердито бросит, что юнца надо поставить на место, и вызовется переговорить с ним. Но по дороге домой она думала о том, что это одна только видимость, у Лайема теперь своя жизнь, персики и чудаковатая теща. Что же его винить, коли он пожелал ей удачи и этим ограничился.

Она забрала Бетти от мисс Граундз, а попозже вечером, когда она смотрела телевизор, зазвонил телефон. Опять молодой человек.

— Простите, миссис Лейси, я не хотел затрагивать вопрос вашей национальности. Вы же в этом не виноваты, миссис Лейси, забудьте наш разговор. Простите меня.

— Пожалуйста, не звоните мне больше. Это единственная моя просьба. Я дала вам уже ответ, другого не будет.

— Знаю, знаю, миссис Лейси. Вы любезно согласились выслушать меня, я знаю, у вас душа болит за Норму, не думайте, что я не понимаю этого. Я люблю Норму, миссис Лейси, оттого я веду наши с вами беседы не совсем профессионально, но обещаю больше не беспокоить вас. Просто бедняжка осознает, какую чудовищную ошибку совершила, и единственное, о чем она мечтает, так это исправить ее. Но мой опыт мне подсказывает, миссис Лейси, что вряд ли это возможно. Вы слышите меня, миссис Лейси?

— Да.

— Я никогда не разлюблю Норму, миссис Лейси. Обещаю вам. Что бы с ней ни произошло.

Она сидела одна в гостиной, смотрела десятичасовые новости; услышав шаги мисс Касл в прихожей, не позвала ее на чай. Ей предстоит теперь слушать вместо шумного топота Бетти по ступенькам, как, тяжело дыша, мисс Касл тащится к себе наверх. Ее ждет вместо вопросов любопытной Бетти нытье мисс Касл, по-прежнему оплакивающей своего давным-давно почившего возлюбленного.

После телевизионных новостей началась реклама австралийского маргарина. Скоро вообще программа закончилась, но Бриджет так и сидела в гостиной и тихо плакала. Несколько раз подымалась наверх, включив ночник над кроваткой, смотрела на девочку, а слезы текли по щекам. Во имя человеколюбия юридическое постановление надо пересмотреть — во имя благополучия Бетти и Нормы тоже. Больше она не станет вглядываться в лица отца Гогарти, и миссис Виннард, и мисс Касл, угадывать, что они на самом деле думают. Они все выразят в словах, скажут, что она поступила благородно и мужественно.

Дома, в деревне, она легче справилась бы и с разводом, и с бездетностью, но туда нельзя, там она чужая. И жить ей теперь с этим хламом, Бетти жить с матерью, а Лайему — с той женщиной, которую он полюбил. И будет она присматривать за мисс Касл, когда мисс Касл уйдет со своей службы в метро, — такая уж у нее судьба.

Мы всегда ездили в Ирландию в июне.

Впервые мы отравились туда вчетвером, если не ошибаюсь, в 1965 году, и с тех пор каждый год проводили две недели июня в Гленкорн-Лодже, в графстве Антрим. Рай земной, сказал как-то Декко, и с ним нельзя было не согласиться. Недалеко от городка Ардбиг, почти у самого моря, стоит усадьба времен Георгов. При всей величественности архитектуры здание не кажется тяжеловесный к прибрежным скалам спускается парк, через заросли рододендронов ведет к дому длинная дорога — в Ирландии такие дороги называют аллеями. В начале шестидесятых Гленкорн-Лодж приобрела английская семья, супруги Мэлсид, они много перестраивали и достраивали, но георгианский стиль усадьбы удалось сохранить. В укрытом от ветров саду растет инжир, а в оранжереях под заботливым присмотром отца миссис Мэлсид, старого мистера Секстона, зреют абрикосы и персики. Мэлсиды привезли старика из Суррея, так же как и далматинских догов Чарджера и Снуза.