Бретт заметил, как напряглось лицо Джейсона, и понял, что причинил ему боль.

Джейсон с трудом заставил себя улыбнуться.

— Нолан был мне хорошим другом… В молодости он мне очень помог. Да, ладно, продолжайте.

— Выкладывай свое мнение, — поддержал его Морган.

Бретт выразительно поглядел на него, но ничего не сказал, чтобы не отвлекаться от темы.

— После смерти Нолана в 1801 году испанцы особенно зашевелились. Не захотели терпеть иностранцев на своей территории, усилили охрану границы, так что в Испанский Техас носа никто не мог сунуть. К тому же, если Уилкинсону испанцы платят, то он должен был хотеть разорвать прибыльный союз, но боялся допустить ошибки. После смерти Нолана… Он ему доверял, да и Нолан знал местность, как никто… Думаю, Уилкинсон решил тогда не рисковать… а теперь…

— Что теперь? — не утерпел Морган.

— Теперь, уже около года, идея войны с Испанией носится в воздухе… К тому же,

Аарон Бурр… Говорят, он собирается вторгнуться в Мексику. Бурр и Уилкинсон — дьявольская парочка.

Джейсон кивнул.

— Кажется, я начинаю понимать, к чему вы ведете… Уилкинсон никогда не играет в открытую. Он всегда за кем-нибудь прячется. Раньше за Ноланом, теперь — за Бурром. Он позволит Бурру быть главным, позволит ему строить планы, будет его целиком поддерживать, но за его спиной придумает свой план…

— Уступив Бурру первенство, — словно размышляя вслух, проговорил Морган, — милейший генерал оставляет себе возможность оставить Бурра одного, едва запахнет жареным.

— Точно! — воскликнул Бретт. — Если Бурру удастся собрать людей и вооружить их и у него все пройдет удачно с Мексикой, Уилкинсон будет с ним… и отыщет сокровища. А если Бурру не повезет, тогда произойдет конфликт с Испанией и вторжение на ее территорию американских войск. Уилкинсону осталось только решить, что ему выгоднее. Поэтому он и сидит в Сент-Луисе… Выжидает. Если он расположит свои войска вдоль Сабины, ему ничего не останется, как атаковать испанцев, а он не очень-то этого хочет, пока не будет уверен, что сокровища у него в руках. Поэтому, какие бы ни были его отношения с Испанией, это не имеет значения.

— Меня беспокоит только одно, — возразил Морган. — Все твое «мнение» основано на том, что сокровища существуют. А где доказательства?

— Доказательства есть, — вмешался Джейсон. Под удивленными взглядами двух друзей он закатал рукав рубашки. — Я сказал вам, что Нолан был моим, скажем так, старшим другом. Но я не сказал, что когда мы с ним путешествовали пятнадцать лет назад, то нашли сокровища ацтеков. — Он закатал рукав почти до плеча, и друзья увидели браслет с изумрудами у него на предплечье. — Вот доказательство, что бренди не ударило мне в голову. — Джейсон погрустнел. — У Нолана был точно такой же… Думаю, с его помощью он пытался убедить Уилкинсона в том, что сокровища существуют, поэтому-то он и погиб. — Он не мог сказать о Давалосе, испанском офицере, который когда-то был его другом и который убил Нолана, не мог сказать, чего стоила эта , дружба ему и Кэтрин. — Голос у него не дрогнул. — Сокровища существуют, поверьте мне.

Бретт тихонько присвистнул. Морган оторопело глядел на оправленные в золото изумруды.

— Прошу прощения, Бретт, — сказал наконец Морган.

— Ладно. Но как нам все-таки остановить Уилкинсона и Бурра? — Договаривая последние слова, Бретт уже знал ответ. — Карта! Если карта будет у нас, какой Уилкинсону резон поддерживать Бурра и тем более провоцировать войну с Испанией? Что ему тогда Испанский Техас?

— Правильно, — согласился Морган. — Однако добыть ее нелегко. Стоит только кому-нибудь из нас начать рыскать в округе, как он тотчас попадет на заметку. К тому же, где искать? Он, наверное, неплохо ее припрятал.

Джейсон рассмеялся.

— Ты прав, но думается мне, Морган, ты кое о ком забыл.

— О ком это!

— О Любителе Крови! Он может проникнуть в лагерь Уилкинсона. К тому же, он находился со мной, когда нашли сокровища. Он-то уж карту узнает и найдет ее, где бы Уилкинсон ее ни запрятал.

— Кто такой Любитель Крови? — спросил Бретт, переводя взгляд с Моргана на Джейсона и с Джейсона на Моргана.

— Любитель Крови, — ответил Джейсон, — черокез и мой побратим. У нас много общего, и о войне мы думаем одинаково. Но, самое главное, он не захочет, чтобы тревожили сокровища. Он говорит, это гиблое место и его нельзя ворошить. — Джейсон сделал слабую попытку улыбнуться. — Если мы хотим достать карту, без него нам не обойтись. Ну, кто обратит внимание на индейца? А Любитель Крови умеет прятаться. Его просто никто не заметит, и, я уверен, он один способен нам помочь…

Мужчины еще некоторое время обсуждали сложившееся положение и решили, что Джейсон повидает Любителя Крови и немедленно направит его в лагерь Уилкинсона.

— Мне не нравится, что мы должны кому-то препоручать это дело, но, кажется, другого выхода нет, — сказал Бретт.

— Похоже, — подтвердил Джейсон. — Поверьте мне. Любитель Крови достанет карту.

Мужчины покинули столовую и присоединились к дамам в гостиной. Бретт повеселел после того, как решено было послать в лагерь Уилкинсона чарокеза, и в первый раз был совершенно беспечен с тех пор, как узнал о том, что испанцы перешли реку Сабину. Если только Любитель Крови вполовину так хорош, как говорит Джейсон…

Жизнь в Сан-Андрэ-шато оказалась столь приятной, что Бретт и Сабрина только в середине августа вернулись в Лисье Логово. Сабрина уже начинала чувствовать себя там как дома, а вспоминая обо всех несчастьях, происшедших на Ранчо дель Торрез, подумывала обосноваться здесь навсегда. Она была счастлива. И хотя природа здесь ничем не напоминала ее родные места, Сабрина не только привыкала, но и начинала любить здешние дубы и магнолии. Ее душа обрела покой. Здесь она познала счастье, здесь был ее муж, и их ребенок тоже родится здесь…

Она уже твердо знала, что беременна. С огорчением она рассматривала себя в зеркале после того, как вернулась из Сан-Андрэ-шато. Груди не стали больше, талия тоже, живот не округлился. Сабрина хихикнула. Да ведь еще двух месяцев нет, а ей уже не терпится…

Бретту она пока ничего не сказала, почему-то робея перед ним. Что он подумает? Будет ли рад? Или недоволен? Безразличен. Сабрина вздохнула. Они женаты уже около двух месяцев, а барьеров, разъединяющих их, было все еще не так уж мало.

Многое ей было в нем непонятно. Он был страстным возлюбленным, и хотя у них были разные спальни, не проходило ночи, чтобы он не являлся к ней и не проводил в ее постели хотя бы пару часов. Но днем он исчезал; он присутствовал лишь когда приезжали Хью с Софией и когда они сами отправились в Сан-Андрэ-шато. Он уезжал на рассвете на плантации сахарного тростника и возвращался лишь к ночи. Иногда, правда, случалось, что он не отходил от нее ни на шаг или возил на плантацию, с гордостью демонстрируя плоды своих усилий: мельницу, сады, пристань. Она очень ценила его внимание, но не могла не замечать, что он открывается ей не весь, что какая-то часть его существа остается закрытой для нее. Иногда она ловила на себе его вопрошающий взгляд, как будто он не верил, что это она и есть, что она вся тут и никакой другой Сабрины не существует. Тогда ей хотелось коснуться его руки и спросить: «Что с тобой! Почему ты так смотришь на меня?» Но она боялась. Боялась порвать связывавшую их ниточку.

Свои сомнения она тоже не изжила полностью, и хотя старалась их не выказывать, но понимала, что ей вряд ли удается дурачить Бретта. Слишком часто, когда она теряла нить разговора, ей приходилось ловить на себе пристальный взгляд зеленых глаз.

Теперь Сабрина была в состоянии взглянуть на прошлое новыми глазами, и она поняла, как легко было Карлосу вести двойную игру. Бретту он говорил одно, ей — другое. Он превращал ее сомнения в уверенность, бессовестно обманывал. Неудивительно, что они тогда расстались. Неужели Карлос выдумал и девушку в Новом Орлеане? Может быть, он имел отношение и к тому, что ей сказала Констанца?..