— Добрый день, ваше преосвященство. — Чему обязан удовольствием так рано видеть вас в своем замке?
— Никакого удовольствия в этом деле нет, — мрачно ответил прелат. — Знайте, ваша светлость, что терпение мое кончилось. Если вы не наведете порядка среди своих, я должен буду прибегнуть к помощи войск французского короля. Таких бесчинств я терпеть уже не могу…
— Погодите, успокойтесь! — с величайшим изумлением воскликнул герцог. — О чем вы, в чем дело? Я ни о каких бесчинствах не слыхал. Скажите прямо, на что вы жалуетесь.
Епископ расхаживал по большому залу с толстыми деревянными балками на потолке, украшенными скандинавским узором. Он снова и снова задавал себе вопрос: правду говорит герцог или миролюбивыми словами хочет усыпить его подозрения?
— Ваша светлость, — сказал он наконец, пытаясь быть спокойным. — Поймите мое возмущение. Вчера вечером два человека ворвались в церковь Святого Иакова в деревне Меан. Они убили местного священника и забрали церковную кружку для скромных приношений. После этого они скрылись, а храм подожгли. Все люди в деревне бессильно смотрели, как рушится их любимая церковь. Эти добрые люди прибежали слишком поздно, но успели увидеть, как два преступника стремглав скачут от места преступления.
— И что же? — сказал герцог довольно неприязненно. — Кто это был?
— Два викинга, ваша светлость… — сказал епископ, не отводя глаз. — Один, как говорят, очень высокий, рыжий, другой поменьше, белокурый. Точных примет не передают: когда селяне увидели их, они были уже далеко.
Теперь Роллон понял, почему прелат так не в духе. По правде сказать, он был не слишком удивлен услышанным.
И после подписания договора в Сен-Клер-на-Эпте в бесчинствах не было недостатка. Правду же говорят: в семье не без урода. Герцог без колебаний и без слабости наказывал тех, у кого были загребущие руки. Но он не мог подозревать всех своих братьев — иначе его собственная власть поколебалась бы. Так что Роллона такие поступки не заставали врасплох, но он сохранял надежду увидеть, что его люди переменились со временем, осознали свое новое положение. На сей раз его внимание привлекло слово «рыжий». Может ли быть, что его собственный родич замешан в таком преступлении? Герцог почувствовал, как в его жилах закипает кровь от гнева. Тогда он принял решение, которого твердо был намерен держаться: Скирнир должен объясниться открыто, а если что — поплатиться.
— Я понимаю ваше огорчение, — сказал он епископу. — Знайте: я рассужу это дело скоро и строго. Виновные будут найдены и примерно наказаны. Все Божьи слуги на наших землях должны быть в безопасности, а церковь в деревне Mean мы заново отстроим за счет собственной казны.
— Будьте благословенны, — сказал епископ с глубокой благодарностью. — Своим деянием вы облегчите долю бедных людей, глубоко уязвленных пережитым несчастьем.
Прелат ушел, а герцог схватил глиняный кувшин, стоявший на столе посередине залы. Он размахнулся и с силой швырнул кувшин на землю, выкрикнув старое норманнское ругательство, которому научился от отца. Свидетель Тор! — этот старый кабан Скирнир поплатится наконец за свое вероломство!
Книга девятнадцатая
Книга была перевязана длинным кожаным ремешком. Тонкие узловатые пальцы на диво спокойно развязывали узел. Скирниру, напротив, не терпелось.
— Не торопись, Скирнир, — шутливо сказал законник Сверре. — С самого твоего детства я тебе твержу: победа приходит к тому, кто умеет терпеть и дожидаться. Придет день, когда твое нетерпенье тебя погубит!
— У нас хорошие новости, старый плут, — улыбнулся в ответ Скирнир. — Сегодня утром прибыл гонец от короля Рауля. Франкский король боится, как бы Рольф не сговорился с Огивой, чтобы вернуть династию Каролингов. Рауль готов помочь нам в борьбе с герцогом Нормандским и его союзниками… Дни Рольфа-предателя сочтены, уж поверь мне!
Сверре положил книгу на стол, осторожно раскрыл ее и стал перелистывать страницы. Годы его уже тяготили, но маленькие глазки живо блестели. Он гордился только что завершенным большим трудом.
— Вот, готово, — сказал он негромко. — Евангелие четырех спутников бога Иисуса Христа. Впервые оно переводится на священный язык рун. Магической силой письма наших предков мы одолеем бога трусов и слабосильных.
— Ты сделал превосходную работу! — воскликнул восхищенный Скирнир. — Я никогда теперь не расстанусь с этой книгой. Как только мы справимся с Рольфом, она станет нашим лучшим оружием для победы над Христом. Тор, Один и все боги Асгарда будут с нами и уничтожат его. Викинги подадут знак к этой славной победе, и ты — один из достойнейших ее творцов.
— Лишь бы только я был еще с вами! — вздохнул Сверре и подошел к приоткрытой двери. — Каждый день я чувствую новый натиск старости на свою ненадежную крепость. Недолго я еще смогу противиться этим зловещим ударам тарана… Дни мои сочтены…
— Молчи ты! — грозно сказал Скирнир. — Ты нас еще всех похоронишь. К тому же я…
Вдруг Сверре движением руки велел ему замолчать. Старый законник выглянул в щелку, и в тот же миг дверь разом распахнулась. Четверо вооруженных людей ворвались в хижину, а старика Сверре бросили наземь. Они решительно подошли к Скирниру. Тот невольно выхватил меч из ножен.
— Что такое? — спросил он, видя, что на него готовы броситься четыре норманнских воина. — Что вам от меня нужно? Берегитесь, братья, не то узнаете, до чего остр мой меч!
— Приказ герцога Роллона! — крикнул один из воинов. — Нам велено тотчас же доставить тебя к нему.
— Об этом вы пожалеете, — пригрозил им Скирнир.
Но было поздно. Его уже связали.
Сверре с трудом поднялся. Он инстинктивно, чтобы чего не случилось, взял Евангелие и осторожно положил на пюпитр. Старик многозначительно поглядел на Скирнира, тот в ответ чуть-чуть ухмыльнулся. Дело для рыжего великана оборачивалось неважно, но зато могучее оружие против христианского бога было спасено.
Книга двадцатая
Рольф спустился по лестнице в тюрьму при своем замке. Тюрьма была невелика — всего две камеры, где обычно узники проводили недолгое время перед казнью. Стражники поклонились герцогу и провели его в камеру, в которой был заперт Скирнир Рыжий. Рольф приказал оставить их наедине. Стражники удалились.
— Скирнир, — заговорил Роллон, оставшись с родичем с глазу на глаз, — на сей раз ты положил конец моему терпению. Прежде у меня не было доказательств твоих бесчинств — теперь есть.
— Я ничего тебе не должен, Рольф, — ответил Скирнир, не вставая. — Я рожден от той же крови, что и ты. Но ты предал свою кровь, а я нет. Ты знаешь, что я думаю о тех договорах, что ты заставил нас подписать, о боге, которому ты заставил нас поклоняться, о мире с трусами, который ты велишь нам терпеть… Я не из тех, кто скрывает свои мысли. Но я все-таки не понимаю, о каких бесчинствах ты говоришь.
Рольф Пешеход посмотрел на родича с яростью в глазах, как охотник на дикого зверя, попавшего в волчью яму.
— Скирнир, — сказал он, — или ты посмеешь сказать мне, что не знаешь деревни Меан? И церкви той деревни? Ты, видно, совсем ни при чем, что там сожгли Божий храм, убили священника и похитили его ларец?
— Не знаю, о чем ты мне говоришь, — нахально ответил великан. — Или ты думаешь, что Скирнир Норманн опустится до карманной кражи?
— Не стоит тебе лгать, Скирнир, — глухо выговорил Рольф. — Уже много-много лет ты спишь и видишь, как бы выпустить мне кишки. Фрейя, светлая ей память, много раз говорила мне об этом, но я не хотел раскрыть глаза. Ты мечтаешь занять мое место и повернуть все вспять. Но наш народ живет на этой земле свободно и счастливо. А после меня править им надлежит моему сыну Вильгельму.
Скирнир наконец решил встать. Он подошел к зарешеченному окну и негромко заговорил:
— Рольф, мы с тобой рождены от одной крови. Ты знаешь: мы с тобой — два лика одного народа, нашего народа. И ты, Рольф Пешеход, не помогай нашим врагам, уничтожая родную кровь. Ты знаешь: лучшие наши воины верят мне. Если я слишком долго останусь в этой тюрьме или — хуже того — ты решишься казнить меня за преступленье, в котором я неповинен, ты встретишься с восставшими викингами. Лишь потому, что мы с тобой вместе стоим во главе народа, он согласился последовать в эту новую жизнь. Не забывай.