Сколько страданий можно было бы избежать! Разве что клоун, умерший не по своей воле, от такой развязки ничего не выигрывает.

Кажется, мой смешок услышал мистер Гримм.

– Что вас так позабавило, мисс Рэй? Поделитесь с нами, давайте все вместе посмеемся.

Ну почему учителя всегда используют эту фразочку? Все остальные с облегчением поднимают головы, радуясь законному поводу отвлечься от выполнения теста. Джейсон усмехается. Неприятности как ничто другое помогают скоротать учебный день.

– Вам правда интересно? – спрашиваю я. Сегодня ко мне лучше не приставать. – Я тут размышляла о смерти.

Мистер Гримм смотрит на меня с явным раздражением. Я уже как-то использовала эту реплику у него на уроке. Это блестящий способ избежать наказания – каждый раз, когда я его применяю, учителя тают, словно мокрые ведьмы. Но мистера Гримма не проведешь, поэтому-то он мне и нравится. Он видит меня насквозь, потому что действительно смотрит, что само по себе уже необычно. Обычно никто ко мне не приглядывается. Люди боятся, что моя недолговечность их травмирует.

Помните пластиковую капсулу, в которой я провела почти все свои ранние годы? Она никуда не делась, просто стала невидимой. И теперь сделана уже не из пластика, а из чего-то гораздо более твердого.

– В контексте какого литературного произведения ты размышляла о смерти? – спрашивает мистер Гримм. От него пощады не жди.

– Как насчет «Бури»? – говорю я, потому что она есть в списке литературы и вот-вот на нас обрушится. В этом семестре у нас что ни книга, обязательно про океан. – Утонувшие близнецы.

– Близнецы были в «Двенадцатой ночи», а не в «Буре», и они вообще-то не утонули. Попробуй еще раз, Рэй.

Какой позор. Как же мне выкрутиться?

– Сыграй еще раз, Сэм, – говорю я в ответ. Разумеется, называть мистера Гримма по имени нам не разрешается. Затем я прибегаю к своему излюбленному методу: скормить слушателям один факт (в Википедии чего только не узнаешь), который создаст видимость глубоких познаний.

– Только это неверная цитата, – продолжаю я. – В действительности фраза звучит так: «Сыграй ее, Сэм». Но людям хочется побольше романтики и поменьше приказного тона.

Гримм страдальчески вздыхает.

– Ты «Касабланку»-то хоть смотрела? Ребята, через десять минут сдаем работы. Я бы на твоем месте, Аза, все-таки приступил к тесту. И не называй меня Сэмом – меня зовут Сэмюэл. Сэмом меня зовут только те, кто меня плохо знает.

Победа за ним, ведь он совершенно прав. «Касабланку» я, конечно же, не смотрела. Та цитата была моим единственным козырем. Я сдаюсь, беру в руки карандаш и принимаюсь за старика с марлином.

Сэмюэл. Кому в наше время взбредет в голову назвать ребенка Сэмюэлом? Я раздумываю, стоит ли вставить здесь ремарку о псевдонимах: Сэмюэл Клеменс, он же Марк Твен, автор «Жизни на Миссисипи», недавно мной прочитанной, – но воздерживаюсь. В последний раз, когда я решила поумничать, у нас началась словесная дуэль, а сейчас, судя по ощущениям в груди, я вряд ли смогу парировать его удары, не раскашлявшись.

За окном назревает гроза: по стеклам бьют ветки деревьев, а ветер бешено хлопает створками жалюзи – в этом здании вообще все старое и давно протекает.

Джейсон кидает мне на парту записку (потому что мистер Гримм всегда поднимает голову, как только у кого-нибудь начинает вибрировать телефон). В записке говорится: Гигантский кальмар. Завтра в пять. У тебя дома.

Мы собирались посмотреть видеозапись еще пару дней назад, но у меня начался такой сильный приступ кашля, что пришлось ехать в больницу. Это было паршиво.

Выражение лица хирурга, наблюдавшего за мной, пока я отходила от анестезии после эндоскопии, было для меня уже привычным: Вот это да, такого я еще не видел.

Мутант, написала я в блокноте, который мне вручили медсестры.

Хирург посмотрел на меня, а потом рассмеялся.

– Нет, – сказал он. – Вы, юная леди, у нас особенная. Мне еще никогда не доводилось видеть такие связки. Из вас бы вышла отличная певица.

Если бы только я могла нормально дышать, написала я в ответ. У него хватило такта изобразить смущение.

В знак солидарности Джейсон тоже не стал смотреть запись с кальмаром. Сначала он, правда, попытался уговорить медсестер включить ее прямо в больнице, но они отказались. В отделении экстренной медицинской помощи работают поистине бескомпромиссные люди.

Раз уж мы заговорили об океане и его обитателях, замечу, что запись, которую раздобыл Джейсон, – это первая видеосъемка гигантского кальмара в его естественной среде. Только представьте себе этого удивительного морского монстра с глазами размером с человеческую голову и телом длиной двадцать пять футов от плавников до кончиков щупалец. Это же в два раза больше, чем длина школьного автобуса. Вы только вдумайтесь: до этого момента гигантского кальмара, свободно плавающего на глубине, не видел никто и никогда. По-моему, это самое настоящее чудо, и, раз уж людям удалось увидеть такое, может быть, и в Лох-Нессе что-нибудь найдут. Может быть, весь мир наполнен всякими диковинными существами. Может быть, у нас еще осталась… надежда?

Каждый раз, когда я читаю, что исследователи обнаружили новый вид животного или новое природное явление, я все больше убеждаюсь: мы еще не все испортили на нашей планете.

До сих пор существовали видеозаписи только едва живых или однозначно мертвых гигантских кальмаров, но недавно один ученый погрузился на глубину в подводном аппарате и после длительных поисков заснял кальмара на камеру.

Один знакомый Джейсона имеет незаконный доступ к данным Вудс-Холского океанографического института в штате Массачусетс, и с его помощью Джейсону удалось отследить переписку института с членами экспедиции. Четыре дня назад он скачал видеозапись с кальмаром с институтского сервера и теперь только о ней и говорит.

С улыбкой на лице я смотрю на Джейсона, но он уткнулся в книгу. Только я собираюсь приступить к тесту, как прямо над террариумом с игуаной замечаю в небе какой-то предмет.

Он появляется всего на секунду, но кажется мне подозрительно знакомым, как будто я уже видела его во сне или на картине.

Это мачта с парусом.

Точнее, с двумя, с тремя парусами. С большими белыми парусами, развевающимися на ветру. И тут в грозовом небе показывается нос корабля.

И это просто…

У меня бывали галлюцинации, но такое я наблюдаю впервые. Недавно я читала о миражах в небе – кажется, они называются «фата-моргана».

Как-то раз один англичанин целых полчаса разглядывал Эдинбург, парящий над Ливерпулем. Но что могло дать такое отражение – в виде судна? Мы ведь находимся далеко от моря. Очень далеко.

Я дергаю мистера Гримма за рукав, и он с недовольным видом оборачивается. Я показываю пальцем в сторону окна.

Несколько мгновений он стоит неподвижно и пристально смотрит в небо, а затем снимает очки.

– Вот зараза, – говорит он.

– Что такое? – спрашиваю я. – Вы видите? Вы это видите?

Он мотает головой.

– Гроза, – говорит он и начинает резкими движениями закрывать жалюзи.

Как только жалюзи достигают подоконника и комната снова становится обычным школьным классом, я слышу свист, высокий, протяжный свист. Впрочем, это не совсем свист, а точнее, не только свист.

Аза, слышу я в свисте. Аза, ты там?

– Тебе все это привиделось, Аза Рэй Бойл, тебе все это привиделось.

Я бормочу эти слова себе под нос.

Такого со мной еще не случалось. Похоже, у меня что-то не так с головой.

Мама сидит напротив меня по другую сторону кухонного стола. Волосы у нее пепельного цвета и собраны в хвост. Она смотрит на меня, перебирая пальцами пряди и морща лоб.

– Ты точно нормально себя чувствуешь? По тебе не скажешь. В прошлый раз галлюцинации сопровождались жаром, если помнишь.

Стоит ей только на тебя взглянуть, и все кончено. С ней притворяться бесполезно. Мама провела весь день у себя в лаборатории. Она иммунолог и частенько допоздна засиживается на работе, где проводит опыты на мышах.