Мурыгин улыбнулся прямоте и недоверчивости Расхожева. Молча подошел к стоявшему на окне цветочному горшку, ковырнул землю ножом. Вынул капсулу, из капсулы — маленькую шелковую полоску. С улыбкой протянул Расхожеву:

— Читайте, товарищ.

Расхожев тщательно просмотрел документ. Взволнованно протянул обе руки к Мурыгину.

— Дорогой товарищ!..

Обрадованные, крепко обнялись.

Хлебников заговорил с Семеном сам. Как-то проходил заводским двором, увидал Семена и остановился.

— Что, Семен, послала письмо твоя знакомая?

— Давно послала, Иван Петрович.

— Вот, поди, обрадовался муженек письму. Давно врозь живут?

— С самой весны. Уехал, вишь, на какой-то съезд в Москву, а тут переворот случился, так и застрял там.

— Так она не беженка, значит?

— Какое там беженка, природная сибирячка.

— Ох, уж не большевик ли у твоей знакомой муж? — как бы шутя спросил Хлебников и засмеялся.

Семен притворился смущенным.

— Ну, вы окажете, Иван Петрович.

В глазах Хлебникова, зорко наблюдавшего за Семеном, вспыхнул лукавый огонек.

Повернулся было уходить и вдруг как будто случайно вспомнил.

— Да, вот что, Семен: если твоя знакомая будет нуждаться очень, ты скажи мне, может быть, какую работу найдем.

Семен выразил на своем лице необыкновенную радость.

— Вот за это, Иван Петрович, спасибо тебе!

Хлебников повернулся и пошел. На его обычно хмуром лице играла довольная улыбка.

«Ну, брат Семен, попался ты мне. Как ты ни хитри, а твоя знакомая большевичка, да и сам ты, должно быть, большевик. Ладно, посмотрим, что дальше будет».

Семен, в свою очередь, довольно посмотрел вслед удаляющемуся Хлебникову и, хитро подмигнув ему в спину, подумал:

«Ну, Иван Петрович, как ты там ни финти, а большевик ты и больше никаких гвоздей».

При следующей встрече с Мурыгиным Семен рассказал ему о своем разговоре с Хлебниковым. Мурыгин внимательно выслушал и задумался.

— Да, по всем признакам большевик. Не может быть, чтобы оказался предателем и так тонко вел игру.

Семен замахал своими длинными руками.

— Что ты, товарищ Мурыгин, какой он предатель. Вот уж четыре месяца, как Хлебников на заводе, и ничего такого мы не замечали. Наш это человек, чует мое сердце.

— Ладно, действуй дальше. Да, вот что, Семен, давай-ка действительно устроим к нему Наталью Федоровну, сам ведь предлагает. Посмотрим, что из этого выйдет.

На другой день Семен прошел к Хлебникову в кабинет.

— К вам, Иван Петрович… Помните, насчет работы для моей знакомой говорили… Хорошо бы работенку какую, а то приспичило бабе.

— Что, не устроилась нигде?

— Да кто ж ее возьмет, Иван Петрович? Придет — будто и есть должность, а как зачнут расспрашивать — чья да откуда, ну и нет должности.

Хлебников неожиданно поднялся из-за стола, подошел к Семену, дружески хлопнул его по плечу.

— Вот что, товарищ, скажи ты мне по совести… Муж у твоей знакомой большевик, да?

Семен виновато отвел глаза в сторону.

— Да как вам сказать, Иван Петрович…

— Ну? — настойчиво сказал Хлебников.

— Да ведь что ж, надо сознаваться!

— Ах ты, голова садовая, давно бы так! — весело улыбнулся Хлебников и отошел на свое место. — Ну вот что, Семен, пусть она придет как-нибудь, я с ней поговорю, а пока вот передай ей, скажи, что от товарища.

Хлебников вынул бумажник. Семен не выдержал роли, и его лицо расплылось в широкой радостной улыбке.

— Погодь, товарищ, это верно, что муж у ней большевик, но только она теперь уж не нуждается.

Хлебников пытливо посмотрел в лицо Семену.

— Что это значит, Семен?

— Это я пытал тебя, Иван Петрович. Теперь вижу, что ты большевик.

Хлебников засмеялся.

— Ну, значит, мы с тобой друг друга пытали.

Теперь их было пятеро: Мурыгин, Хлебников, Расхожев, Семен и наборщик земской типографии Зотов. Зотова привлек давно и хорошо его знавший Расхожев.

— Штаб готов, — весело потирал руки Семен, — армию надо.

— Нас и так больше дивизии, — шутил Мурыгин, — пять человек — пять полков в полной боевой готовности.

Собирались у Семенова товарища, иногда у Хлебникова на заводе, иногда на квартире Расхожева. К Мурыгину заходили редко, в случае крайней необходимости, и то поодиночке. После двух-трех собраний наметили план ближайшей работы и распределили между собой обязанности. Хлебникову, кроме принадлежащего союзу кооперативов завода, поручили все остальные предприятия союза. На заводе ему должен был помогать Семен, который, кроме того, устанавливает связи с железнодорожными рабочими. Расхожев по своей работе в качестве заведующего сырьевыми заготовками союза имел большие связи в уездах и должен был использовать эти связи для выявления недовольных колчаковскими порядками. Через Расхожева думали перекинуть работу в уезды. Зотову поручалась работа в профсоюзах, связь с тюрьмой, паспортный отдел и техническая работа по выпуску листовок. Мурыгину оставалась работа среди военных и объединение деятельности группы.

Шли к поставленной цели медленно, но упорно. Прежде чем ступить шаг вперед, тщательно нащупывали место, — не зыбится ли. И только убедившись в прочности почвы, становились полной ногой.

Ждали случая связаться с другими городами. От Наташи Мурыгин знал, где работает Петрухин, но как его разыскать, не имея адреса? Да и цел ли еще Алексей? Доходили смутные слухи о большом провале в том городе, где Алексей был в последнее время.

При одном из свиданий с женой Мурыгин, раздумчиво взглянув на нее, сказал:

— Хорошо бы тебе, Наташа, съездить поискать Алексея. У меня в памяти сохранились кое-какие адреса, может быть, что и вышло бы.

Наташа без колебания согласилась.

— Ну что ж, Мишу вполне можно оставить на Ивановну.

Над этим делом Мурыгин задумался серьезно…

Однажды из маленького коричневого домика вышла закутанная в большую теплую шаль женщина. В руках у женщины была маленькая дорожная корзина, перетянутая крест-накрест веревкой. Дойдя до вокзала, женщина с трудом протискалась через запруженный народом зал третьего класса на платформу и пошла вдоль воинского поезда, отправляющегося на фронт.

У одного из вагонов, откуда неслись крики и песни, женщина остановилась.

— Братцы, довезите, мне только две станции доехать.

— Самим тесно, вишь, друг на дружке сидим.

— Да мне не надо места, мне, вот, только корзиночку всунуть куда-нибудь, а сама я постою. Мне как-нибудь, братцы.

— Посадить, что ли, ничего бабенка, подходящая.

Солдаты загрохотали:

— А че у те в корзине-то, самогон есть?

— Самогону нет, а получше кое-что есть, — многообещающе сказала женщина. — Посадите, братцы.

— Посадить, что ли? — обратился один солдат к товарищам.

— Два дня, братцы, сижу на станции, никак выбраться не могу. Всего только два пролета мне.

— Ну, ладно, давай корзину. Сама прыгнешь, как поезд тронется.

Женщина подала корзину и отошла в сторону. Ударил третий звонок.

— Эй, землячка, прыгай скорей!

Женщина побежала рядом с вагоном.

— Я раздумала, братцы, я не поеду. Корзиночку себе оставьте, поделите, что там в корзине-то.

— Спасибо, землячка, спасибо!

— Не на чем. Не заперта корзиночка, только веревочкой завязана.

— Ладно, ладно. Спасибо, тетка!

Женщина остановилась, подождала, пока прошел поезд, и быстро пошла по путям между составами.

Так Наташа вручила первую партию листовок отправляющимся на фронт солдатам.

Гроза налетела неожиданно.

Как-то Мурыгин возвращался поздно ночью. Подошел к дому, увидал раскрытую половинку парадной двери.

— Что такое?

Сразу мелькнуло подозрение. Осторожно вошел в коридор, не притворяя за собой дверь. Прильнул ухом к ведущей в квартиру двери. Услыхал шарканье многих ног, голоса.

— Обыск!

Тихо, на цыпочках, стал выходить из коридора на улицу. К крыльцу подходил человек в шинели. Слабо блеснули звездочки на погонах. Человек увидал Мурыгина, остановился у крыльца.