Вот часть вопросов болгарской полиции для Ивана:
«Много неясностей в отношении перемен в вашем служебном положении. Составьте хронологию.
В прежней биографии вы указали, что были арестованы 11 раз. Когда и где произошли указанные аресты (назовите точные даты)?
Страдала ли при этом ваша семья? Как при этих обстоятельствах вам удалось устроить жену на загранслужбу в торгпредство, да ещё добиться выезда сына в Берлин?
С какого времени вы руководили спортивной и туристической работой в профсоюзе? Как вы смогли туда попасть, если находились под оком ГПУ?
Как, несмотря на контроль ГПУ, вам удавалось разъезжать по Советскому Союзу?
Вы сообщили, что в 1932 году развелись с женой, и она вышла замуж за немецкого подданного Бруно Пшевозного, чтобы легально выехать за границу. В другой раз вы сообщили, что вам „удалось полулегально переправить жену за границу“. Что из этого соответствует действительности?
Как-то вы заявили, что один из ваших побегов не осуществился из-за ареста Бориса. Если бы вы решились на побег, это означало бы для него смертную казнь. Почему никто из вас не озаботился тем, что ваш второй побег угрожал смертной казнью жене Бориса, находящейся в ссылке?
Ваш сын Юрий работал в Москве помощником кинорежиссера М. Роома. После первого неудачного побега в 1932 году он продолжил работу, хотя ему еще не исполнилось 17 лет. Как это было возможно?»
Анкета, предназначенная для Бориса, содержала втрое больше вопросов. «Доктор Боб» был настолько неточен и небрежен в книгах, статьях и интервью, рассказывая о перипетиях своей советской жизни, что вольные или невольные противоречия бросались в глаза даже не слишком внимательному читателю. Теперь Борису аукнулась его склонность к «красивой фразе» и «эффектным ситуациям» автобиографического характера:
«Дайте более точное описание вашего пребывания в „Офицерской роте Спасения Кубани“. Восстановите даты участия в операциях против большевиков. Укажите фамилии лиц начальствующего состава роты.
Как вы эвакуировались в Крым? Как случилось, что после боевых действий на Кубани вы попали в тыловое учреждение? Почему не эвакуировались из Крыма с Белой армией?
Чем объясняется неувязка в датах? Вы сообщали, что в 21–23 годах работали в Одессе в „АРА“, что примерно в это же время были осуждены за скаутскую работу на 2 года тюрьмы и что в 1923 году стали инструктором физкультуры на Черноморском флоте. Уточните даты: приезд в Одессу, поступление в „АРА“, арест ВЧК, время пребывания в тюрьме, дата выхода из неё.
Каким образом вы, будучи осуждённым ВЧК за контрреволюционную деятельность, попали на Черноморский флот (от Одессы до Севастополя не так уж далеко, чтобы замести следы)? Как вы получили пост инспектора по физической подготовке ВМФ в Москве (должность, которая, по вашим словам, соответствовала генеральской)? Проходили ли вы при этом тщательную проверку личности?»…
Вопросов было много: «Как получили профессию врача всего лишь за два года учёбы в Московском университете? Почему были дважды осуждены за одно и то же „преступление“ — скаутскую работу? Каким путём после высылки в Орёл удалось получить должность фотокорреспондента?» И так далее и тому подобное…
Иван решил воздержаться от «бодания» с болгарскими властями по поводу этой подчёркнутой демонстрации недоверия. Если конфликт будет разрастаться, скандалом воспользуются полпредство и просоветская агентура в болгарском правительстве. В такой переделке «Голос России» вряд ли уцелеет. Иван подготовил ответы в тот же день, но с их вручением не торопился. Ждал, когда Борис подготовит свои.
Брат сочинял ответы несколько дней. На телефонные — напоминающие — звонки из полицейского управления он реагировал хладнокровно: ссылался на занятость, обещал ускорить работу, говорил, что не имеет под рукой архивов, короче, валял дурака. Ответы Борис, наконец, кое-как подготовил и, приобщив к ним бумаги Ивана, отвёз всё это в полицию. О какой-либо полицейской реакции на содержание своих ответов Солоневичи так никогда и не узнали…
Глава девятнадцатая
БУДНИ «ПРОЦВЕТАЮЩЕГО» ИЗДАТЕЛЯ
Круг постоянных корреспондентов «Голоса России» расширялся. Из Ирана пришло письмо, на конверте которого было незнакомое Ивану имя — Михаил Гротт. Он прислал статью, в которой произнёс панегирик патриотизму Солоневича и националистическому духу издаваемой им газеты. И в конце — приписка: «Если это письмо вы решите напечатать, то убедительно прошу не указывать места, откуда оно послано. Псевдоним мой — М. Гротт — прошу сохранить»[127].
О себе он сообщил следующее: «Моя настоящая фамилия — Михаил Михайлович Спасовский. Живу я в Персии (ныне Иран) с марта 1926 года. Эмигрант. Со мною мать, жена, сын и дочь. Родился я в Санкт-Петербурге в марте 1890 года. За плечами имею юридический факультет Санкт-Петербургского университета и архитектурный факультет СПб-й академии художеств. В Персии состою архитектором высочайшего двора и сейчас занят капитальной перестройкой для его величества шаха Реза Пехлеви знаменитого Софиабадского дворца (эпохи Сефевидов, XVI век), расположенного в Мазандеране, около города Ашрефа, на берегу Каспийского моря. Из этого дворца Стенька Разин по преданию выкрал персидскую княжну».
Иван не сразу ответил Спасовскому: конверт с его обратным адресом затерялся. Тамара вложила ответ мужа в письмо распространителю «Голоса России» в Иране — бывшему полковнику Николаю Супротивному, который жил в Тегеране и был одним из руководителей тамошней организации фашистов. Супротивный ждать не заставил: «Что касается Спасовского, с которым я лично знаком (он берёт у меня газеты), то письмо я ему передам. Адрес его простой: „Тегеран, архитектору М. С.“. Его на почте хорошо знают, а квартира его находится напротив английской миссии. Он часто бывает в отъезде по делам в Мазандеране»[128].
Солоневич помнил Спасовского по работе в «Новом времени» и по литературно-художественным вечерам журнала «Вешние воды». На них часто бывали А. М. Ренников, М. О. Меньшиков, В. В. Розанов, А. А. Бурнакин, В. В. Андреев, организатор Великорусских оркестров.
Воспоминания «о прекрасном прошлом» способствовали «эпистолярному» сближению Солоневича и Спасовского, который строил планы по переезду в Европу, «ближе к эпицентру событий, чтобы заняться общественно-политической и литературной деятельностью».
Надо пояснить, что Спасовский в 1930-х годах претендовал на роль идеолога русского фашистского движения, перевёл на русский язык «Майн кампф» Гитлера. Он искал в рядах эмиграции авторитетных людей, способных объединить фашистские организации и возглавить движение. По мнению Спасовского, Вонсяцкий, Родзаевский, Мельский и Солоневич должны понять, что «этот путь, путь сговора, является единственным, который может привести русскую эмиграцию к широким и положительным результатам в борьбе за новую Россию».
На зондирующее письмо Спасовского Солоневич ответил 23 ноября 1937 года сдержанным посланием, в котором изложил свою позицию в отношении объединения фашистских группировок. Солоневич хорошо помнил, как безрезультатно завершились попытки Родзаевского вместе с Вонсяцким объединить русские фашистские организации. Заключать союз с таким эгоцентриком, как Вонсяцкий, — значит ничего не понимать в политике.
Чтобы добиться взаимопонимания с болгарским правительством, укрепить положение газеты и нейтрализовать недоверие эмиграции, Солоневичи направили 22 июня 1937 года докладную записку на имя премьер-министра. В ней братья предлагали помощь «родственной славянской стране Болгарии» в организации «противобольшевистской работы в сфере пропаганды». В документе было особо подчёркнуто: «Хотим сделать это безвозмездно. Материальная сторона нас не интересует».
В записке, в частности, говорилось:
