Вася напрягся и оттолкнулся от стены. Его круглая голова мотнулась то ли в знак протеста, то ли в память о былых вихрах.

— Ага, чтобы меня там грохнули! Это же варварская территория, там законы не писаны.

— Мы сделаем так, что никто не узнает, что ты там появился. Для этого тебе придется сделать крюк. Так сказать, «обрубить хвосты». А мы посмотрим, кто будет за тобой следить. Глядишь, отсюда еще ниточка потянется.

— Ладно. Но только если меня освободят от крымского проекта. Он уже достал! Сколько ни собирай информации, ее все больше.

— Такова природа науки, мой мальчик, — флегматично отметил Сергеич. — Ну да ладно, все равно я собрался писать биографию почившей Софьи Петровны. Разберусь в твоих материалах, пока ты будешь витать над пустыней.

— Какой отрадный консенсус, — продолжил Артем, прикончив амаретто. — Сергей Сергеич, насколько я понимаю, собирается удалиться подальше от южных рубежей Союза. «И ето правильно», как говаривал один исторический деятель. Берегите себя, Учитель, не забывайте надевать защитный плащ. Что касается меня, то я намерен тщательно изучить наш список по своей методе. Надеюсь, после случившегося вы к ней уже не так скептически относитесь.

— Не скажу, что ты меня убедил, Тема, но можешь считать, что к твоей гипотезе прибавился один веский аргумент.

— А что за теория? — Ольга спикировала в плавучем кресле почти на роскошную шевелюру Артема так, что тот пригнулся. Это, разумеется, было напрасным движением, поскольку плавучие кресла запрограммированы на уклонение от контакта с любым объектом, кроме мягкого места седока. Ольгино лицо выражало полнейшую безмятежность. У учеников Сергеича это был признак крайней заинтересованности.

— Что касается Оли, то ей придется замаливать грешок.

— Какой грешо-о-ок? (О теории Артема было на время запамятовано.)

— Анатолю натрепалась. Полетишь узнавать, куда разошлись круги. Тебе ведь все равно, где писать.

— Вообще-то у меня на этой неделе серия встреч.

— Ну, это по части других грешков…

Все громко рассмеялись.

— Вечно ты, Тема, о своем, о больном…

Все помнили, как в свое время Анатоль и Артем соперничали из-за Ольги. Но это было давно.

— А вот и не подеретесь. — Отец Фома наливал себе новую порцию «оранжа» с таким видом, будто совершал обряд. — Слетать в Самару, Ольга Юрьевна, это от силы два дня. От тебя не убудет. Анатоль действительно такой фрукт.

— Вот она, хваленая мужская солидарность в борьбе со слабой женщиной, — Ольга театрально всплеснула руками.

— Не столько со слабой женщиной, сколько с ее слабостями, — не без злорадства парировал Артем.

Фоме нравилось, как Артем взял расследование в свои руки и распределял обязанности между учениками Сергеича. Но сам Фома не стал дожидаться, пока Артем и его «распределит»:

— А я, в свою очередь, посоветуюсь с духовными.

— Ну спасибо тебе от нас, бездуховных. — Артем терпеть не мог самоназвания братства духовных общин.

— Во всяком чаде Божием сокрыто зерно духа, сын мой. Открыть его никогда не поздно.

В завершение беседы Масипас, мирно дремавший на летающей подушке, соскользнул с нее и с громким мявом шлепнулся на столик с напитками. Зрелище громадного кота с подмоченными хвостом и репутацией окончательно разрушило деловой разговор. Масипас, брезгливо отряхивая пахнущие вином лапы, удалился под общий хохот.

На столбике сигнализации замигал огонек телефонного звонка. Под шум начавшейся тусовки Сергеич взял видеотрубку из груди рыцарского доспеха. Звонил сам начальник штаба Союза. На всякий случай Сергеич сделал режим видеосвязи локальным — чтобы собеседник видел только лицо Романова.

— Але, Сережа. Слышал о твоей неприятности. Ну как же. У нас большой шухер по этому поводу, все-таки нападение на территорию Союза. Уже полгода такого не бывало. Не боись, военные тебя не оставят. Узнаю, что смогу. Да, еще, я договорился с участковым. Не могу пока об этом по телефону, но там ты узнаешь много нового о грибах.

19 июля.

Рейс Москва — Сан-Франциско.

Василий.

«Истинная свобода — это воля к выбору. Свободный человек — не тот, кто беспорядочно размахивает руками, то и дело меняя направление пути под воздействием дуновения ветра. Истинно свободный человек умеет выбрать путь и не сходить с него, несмотря на сопротивление титанических сил, пока избранные им высшие ценности не поставят путника перед новой развилкой».

— Любопытное наблюдение, молодой человек. Что читаете?

— Не знаю точно. Друзья дали адресок в Сети. Я люблю такие штуки.

— Да, в наше время люди меньше увлекались философией, все время гнались за успехом… Или это я гнался, а мои родители втихую зачитывались Шопенгауэром?

Василий оторвался от монитора, его круглое небритое лицо приобрело вежливо-приветливое выражение и повернулось к соседу по сиденью — пожилому иностранцу, напоминавшему Тедди Рузвельта. Дедок сносно говорил по-русски с сильным американским акцентом. Василию нравилось, что теперь с иностранцами все чаще можно говорить на родном языке. Русский вошел в моду, коварно провоцируя умственную лень. Не эта ли лень при всеобщем знании твоего языка подвела американцев?

— You speak Russian very well[2].

— Вы мне льстите.

Некоторое время они так и говорили: Василий по-английски, а американец — по-русски. Наконец представитель «великого и могучего» сдался.

— В вашем возрасте, наверное, рискованно летать на челноках. Все-таки перегрузки.

— Я крепкий старик. До сих пор бегаю, диета. Космос — моя страсть. Между прочим, я был пассажиром первого пассажирского челнока. Моя жена сказала, что я сумасшедший. Выложить годовую зарплату «за билет на «Титаник». Так она сказала. Но все окончилось благополучно, я видел Землю со стороны. Вам это привычно, а для нас… Я ведь еще застал вашего Гагарина, высадку на Луну.

Наступал приятный момент невесомости.

— Вы в Сан-Франциско или дальше?

— Да, в город.

— По делу?

— Именно, а вы?

— Я живу под Лос-Анджелесом. Там нет космодрома.

— Красивый город. Я был там лет десять назад.

— О, теперь многое изменилось. Старики всегда говорят, что все становится хуже. Но, я думаю, вы согласитесь. Америка не та, что прежде.

— Не огорчайтесь. У нас тоже не сразу наладилось.

Невесомость закончилась. Стали давать обед. Американец заказал вегетарианский. Словно подтвердил анекдот о том, что американцы делятся на белых и черных, вегетарианцев и ножкоедов, голубых и… Нет, он не будет рассказывать этот обидный анекдот соседу. Интересно, какие анекдоты рассказывают они про нас.

— Скажите, Сэм, а есть у вас анекдоты про русских?

— А, вы вспомнили анекдот о вегетарианцах и любителей куриных ножек, голубых и жертвах харасмента? Хо-хо. Про русских? Хорошо, только не обижайтесь.

— Что вы, я уже сам нарушил политическую корректность.

— Встречаются как-то русская, француженка и американец…

Тут раздался взволнованный голос по внутренней трансляции: «Уважаемые пассажиры. К сожалению, наш космический корабль многоразового использования вынужден изменить траекторию полета по требованию группы террористов. Надеемся, что компания сможет компенсировать вынужденные неудобства. Предположительный пункт посадки — космодром Турфан». Про себя Василий решил, что это даже кстати. Если, конечно, все кончится хорошо. Одно успокаивало — если по ним действительно выстрелят, то сработает система спасения. Салон разделят на герметические секторы, и каждый отстрелят на своем парашюте.

Сэм, хоть и не закончил анекдот, как ни в чем не бывало ел травку, время от времени вытирая длинные седые усы. Увидев, что Василий отвлекся от своей рыбы, он ткнул вилкой в направлении кабины: