— А если обнаружат раньше?

— Тогда будем и покидать раньше. Средства спасения экипажа — самое надежное, что есть на лодка.

На Ольгу так давно не смотрели как на женщину, что к визиту в кают-компанию она основательно почистила перышки. Фурор удался. Подводники вытянулись во фрунт и пожирали ее глазами. Витторио галантно подошел к сеньоре, взял за руку совсем как средневековый кавалер и подвел к креслу во главе стола:

— Мы счастливы приветствовать вас на борту нашего корабля. За все время его существования здесь не было столь очаровательной женщины, — теперь Витторио говорил по-русски чисто, хотя и голосом устройства-переводчика.

Подали обед. Витторио продолжал представлять коллектив, изящно вплетая кружева комплиментов. Ольга мило кивала, обворожительно улыбалась, иногда вставляя нечто односложное вроде «Спасибо». Комплименты казались Ольге немного странными, поскольку ее невероятно возвеличили. Миллионы людей восхищаются ее глазами. О, он сказал бы больше, но почтение не позволяет. Этот итальянский темперамент, склонность к преувеличениям…

Она решила все же проявить скромность по принципу: «я, конечно, подвижник, но не святой».

— Ну что вы, Витторио. Какие миллионы. Я всего лишь…

— О да, и традиционная русская скромность! Как это понятно в такой драматический момент. Но, может быть, — Витторио дождался, пока Ольга доела желе, — ты не откажешься, Ольга, ответить на вопросы зрителей?

— Кого?

— Зрителей.

Посреди стола появился известный видеомодератор Саланас. Видимо, он продолжал какую-то речь: «Таким образом, первый вопрос, который мир задает счастливо воскресшей Ольге Костиковой: можно ли жить рядом с Халифатом, дожидаясь, когда он придет к нашим границам?».

Ольга стала собираться с мыслями, чтобы ответить, но тут до нее дошло, что сигнал с лодки позволяет ее рассекретить.

— А разве можно отвечать?

— Можно. Твой ответ, Оля, мы передадим через восемь минут. Еще через три минуты нас накроют. А за минуту до этого мы уже можем спокойно покинуть лодку. Все равно нам нужно перелететь по воздуху из нильского канала в Красное море.

— Так быстро? (Ольга с детства помнила, что покинуть подводную лодку не так просто.)

— Конечно. Ты, наверное, насмотрелась фильмов о том, в каких муках умирали подводники в прошлом веке. Страшно?! — Он комично навис над ней, как привидение из фильма ужасов. — Не бойся. Мы уже сидим в спасательной шлюпке. Отвечай, и поехали.

— Ну, — Ольга как-то еще не собралась с мыслями, — конечно, нужно что-то делать, чтобы другие люди не оказались в подобном положении.

— Вот она, истина, непосредственно приближенная к…

После этого Саланас выключился, все встали и перешли в соседнюю комнату. В полумраке были видны небольшие сиденья. Ольгу пристегнули к одному из них. Дверь задраили, вокруг все зашипело, стены затряслись.

— Мы в торпеде. Лодка хрюкнется (это слово он произнес по-русски, и устройство-переводчик сопроводило его пищанием, как неприличное или непонятное), а мы будем уже в километре. Вот, сейчас нас качнет (качнуло), теперь, господа утопленники, можно продолжить беседу.

Но Ольга не могла продолжать беседу. Остановившимися глазами она смотрела прямо перед собой. Даже для переживаний сегодняшнего дня это было уже слишком. Перед ней сидел Артем.

Артем, которого Витторио еще в Венеции запихал в люк субмарины, вынужден был променять Канары на эти нары. Он был совсем непривычен к жизни на подлодке. К тому же по ночам его методично мучил один и тот же кошмар: на улочках Венеции раз за разом тонула Марина. Услышав какой-то радостный гвалт, Артем побрел в кают-компанию и обнаружил перед собой другую тень с того света. Какое-то время он решал, закончился ли сон. Тем более что Ольга смотрела на него из полумрака округлившимися раскосыми глазами и ничего не говорила. Фоном было гудение двигателя, бормотание команды, шуточки Витторио. Но для Артема и Ольги других людей не существовало.

— Ты жива.

— Я жива.

— Боже, ты жива.

— Ты меня спас. Это ты меня спас. Что же ты спрашиваешь, жива ли я? Ты же спас.

— Да нет, я ни при чем. Я тут так…

— Ты меня спас.

— Я нет. Я погубил…

— Кого погубил? Ты спас.

Он просто обалдел. Он смотрел на Ольгу с идиотской улыбкой, повторял: «Да я не… Не, не я», — и был счастлив. Что-то подобное происходило и с ней.

Они не обращали внимания на происходящее вокруг. Спасательная капсула прошла Баб-эль-Мандебский пролив, вышла в нейтральные воды, превратилась в летательный аппарат и понеслась над Индийским океаном.

Наконец они пришли в себя, «восстановили фокус сознания», начали, перебивая друг друга, рассказывать, как здесь оказались. Потом Артем жалел, что не сделал из Ольгиной истории должных выводов, не объяснил, не проинструктировал. Через несколько часов лодку еще раз качнуло, гул стих, и дверь открылась.

«Акватаун, господа», — тоном гарольда заявил Витторио.

13 августа.

Вена.

Алекс.

«Стремление любого живого существа избегать смерти оборачивается в человеке жаждой бессмертия. Мы оттягиваем момент смерти даже тогда, когда верим в жизнь после смерти. Жизнь, сплетение духа и животных порывов, тянет нас к себе. Смерть — вечный и главный враг человека и животного. Но животная сторона нашей жизни запрограммирована на смерть. Животный мир не может существовать, не умножая смерть. Живое существо редко умирает от ветхости. Его убивает недостаток ресурсов для существования. Оно погибает в давке. Чем больше мы стремимся к еде, комфорту и размножению, тем ближе наша смерть. У отдельной особи есть шанс пробиться наверх, но тогда именно против нее будет сосредоточена ненависть остальных. Человек может побеждать смерть постольку, поскольку он преодолевает в себе животное. Оно неотделимо от смерти, оно так устроено.

Стремление вырваться из объятий смерти чревато опасностью растворения личности в Большем, в человеческой организации — Нации, Церкви, Партии. Пока живо мое Дело, жив и я. Это растворение в Человеческой Машине превращает человека в деталь, инструмент. Из живого существа человек превращается в предмет. Он начинает умирать при жизни. Однако стремление быть живым неизбежно влечет за собой бунт Человека против Организации. Жизнь берет свое, но она же тянет за собой смерть. И все начинается снова».

Александр принялся обдумывать прочитанное, но тут мавры опять начали шмалять по Лысой горе, и стало не до философских абстракций жизни и смерти. Они перемешивались на глазах.

Гора возвышалась над Веной, поэтому здесь наспех построили бункер с небольшой ракетно-импульсной установкой. Как часто случается, в ходе сражения к югу от Вены надежные линии обороны не выдержали, и эта позиция стала ключевой. Алексу было лестно представить себя в центре самого большого в мире сражения, но он никак не мог свыкнуться с мыслью, что игру не удастся закончить.

Алекс любил стратегические игры, где ты сам передвигаешь войска. Тут же какая-то стрелялка, где войска, флаеры, ракеты сами мечутся вокруг тебя, и остается только нажимать на гашетку. Это неинтересно, поскольку огонь и так ведется автоматически, и нужно только вовремя прекращать его, когда наши делают вылазку. Пару раз Александр с этим запаздывал, что стоило нашим пяти автоматических флаеров. Они взрывались так же картинно, как и вражеские. Шар огня. Вещь! Начальство не сердилось: люди при этом не гибнут, а техника все равно обречена — военные заводы работают на полную мощь, замещая перемолотое железо новенькими образцами.

Над горизонтом были видны какие-то всполохи, где-то за холмами мавры готовили новый рывок. Их силы были хорошо видны на мониторе. Наверное, генералы что-то сейчас придумывают по этому поводу. Интересно, помнят ли они о скромном посте на Лысой горе.