Рамин кротко ответил Вис:

— Этой ночью твой гнев приблизил мою смерть! Я знаю две ночи: одна — это природная ночь, а другая — твой гнев. Какую, оказывается, большую скорбь можёт перенести человеческое сердце! Если бы это было не так, мог ли бы я, несчастное существо, оставаться живым, чувствуя твое презренье? Этой мучительной ночью душа моя стремилась покинуть тело. Чем лее провинился пред тобой мой гнедой? Если я и виноват пред тобой и ты не хочешь мне отвести место для отдыха и сна, то по крайней мере не пожалей для него немного самана и ячменя. Поступай так, как будто ты совсем меня-не знаешь, а я просто гость. Каждый должен быть гостеприимным и принимать гостя, званого или незваного. Обрадуй мою душу милостью к этому коню. Что же касается меня, то я буду гордиться, если даже умру здесь в снегу. Смерть из-за тебя — для меня слава. Я не желаю ли смерти, ни жизни без тебя! Я предпочитаю умереть здесь, чем горевать в этом мире и выслушивать твои порицания. Поступай со мной так, как будто ты никогда не слыхала моего имени, как будто я никогда не просил прощения. Не медли с твоим решением, не будь пристрастной! И всякий назовет тебя неблагородной, если ты мне скажешь: «Убирайся, неисправимый!» Всякий решит, что ты черства и скупа, а не скажет, что ты была лишь разгневана.

Между нами пет кровной вражды. Это лишь ссора, а вовсе не сердечная вражда. Не следует играть со смертью. Зачем же ты играешь жизнью своего раба? Я нё боюсь холода, он не заставит меня покинуть эти места. Пока я жив, я буду стоять здесь пред тобой. Я не страшусь умереть здесь в снегу. Для меня не позор умереть за тебя. Я попытался жить без тебя, но я, живой, завидовал мертвецу. И какую радость мог бы я испытывать в разлуке?

О свирепый буран, усиливай мороз и занеси меня снегом, чтобы я испустил дух! Для меня лучше смерть в снегу, чем издевательство судьбы и вражда возлюбленной. Даже каменное тело и железная душа не могли бы вынести такого испытания!

Вис ему ответила:

— О неверный Рамин! Наконец и тебя постигло несчастье. Так бывает со злодеями и грешниками. В конце концов и им достается злая доля. Ведь высвободившаяся птица уже не попадается в сеть! Ныне ты бездомен в Мораве, и для твоих прежних друзей ты чужой. Ты больше не станешь мне близок и не найдешь крова в Мораве. Лучше тебе не стоять здесь напрасно, не говорить бесполезно и не искать роз и лилий на каменистом берегу. Когда твоя прежняя возлюбленная перестала быть твоей, тебе лучше было бы сидеть в довольстве около теперешней. Ведь Гуль твоя жена и дома тебя ублажает, зачем же тебе быть на чужбине с разбитым сердцем?

Это дворец шахиншаха, он благостный приют для гостей, но не для таких оскорбителей, как ты. Пусть тебя опасается всякий гостеприимный хозяин, ибо ты не считаешься с хозяином и не страшишься бога. Ты недостоин того, чтобы стоять тут и говорить со мной: как же я могу позволить тебе приблизиться и впустить во дворец Моабада? Я требую, чтобы ты ушел отсюда, а ты говоришь: «Я гость!» Ты похож на того крестьянина, которого выгнали из деревни, а он утверждал: «Деревня принадлежит мне!» Когда ты выехал из своего дома, разве ты не видел, что стоит зима, что идет снег и дождь и что может подняться буран? Почему же ты решил, что это путешествие — забава? Ведь ты знал, что в Мораве у тебя нет дома и что Вис уже не твоя возлюбленная. Зачем ты пустился в путь, не взяв всего нужного? Твое глупое сердце — твой враг. Твои упреки не трогают меня? Хорошо сказал царю Джимшеду его вазир: «К невежде не обращайся ни за помощью, ни за развлеченьем». Когда ты еще не был ни властелином, ни предводителем войск, ты и днем и ночью слушался моих советов, ныне же, когда ты возвеличен и твой стяг касается небес, ты стал заносчив с людьми и пресытился мной. Ты поносил и презирал меня, а ныне опять ищешь у меня приюта. Ты хочешь иметь в зимнюю пору лето. Когда ты живешь в довольстве и радостен, — ты не мой, но когда ты страдаешь от снега и стужи, тогда ты ищешь у меня убежища.

Оставь надежду на меня, избавь меня от себя, ради бога, прекрати ненужную беседу и избавь меня от твоего присутствия!

Рамин с разбитым сердцем ответил ей:

— Не поступай так со мной, о луна! Не упрекай меня столь бессердечно, не угнетай меня! Хватит оскорблений, поношений и жалоб относительно моего бесстыдства. Вновь ты пронзаешь мое сердце стрелами упреков. Я не могу больше это переносить. Ты ранила мне душу и сердце. Но самое оскорбительное — это то, что ты сказала: «Мне жаль для тебя даже того места, на котором ты стоишь». Неужели ты находишь непозволительным даже то, что я стою на площади? Это же не дворец Моабада! Ты, очевидно, считаешь меня кровным врагом, если даже не позволяешь мне отдохнуть на большой дороге, где может пройти каждый. По ней ходят все: и враги и друзья. Зависть тебе не к лицу. Ведь ты же утверждала, что разумные люди при ссоре должны сохранять в сердце путь примирения. Зачем же ты забываешь об этом? Разве ты не создана из той же глины, что и Адам?

Если ты не хочешь простить меня и твоя любовь исчезла, пусть что будет, то будет!

Я, конечно, удалюсь отсюда, но подари мне на память, мне, потерявшему сердце и всякую надежду, лишенному возлюбленной, локон твоих волос. Дай мне твою головную повязку, чтобы я мог утолить печаль. Дай мне увезти прядь от твоей длинной косы, которая захватывает в узы сердца молодых и старых. Может быть, мне удастся избавить от горя мою душу, которую ты так глубоко ранила стрелой. Неужели ты сможешь столько длить разлуку, сколько моя душа претерпит обид? Говорят, что ночь таит тайну, и никто не знает, что родит утро. И что ты знаешь? Может быть, когда настанет день, ты уже будешь мыслить по-иному.

Вис ему ответила:

— Я понимаю твои намеки, но твоя любовь больше не сразит меня и не в твоих силах смутить меня. Желчь никогда не приобретет вкус сахара, и из камня не добыть бумаги, а вино не выцедить из лимона. Из воска не выплавить железа, и старого врага никогда не превратишь в верного друга. Я не нуждаюсь в твоем оправдании, и встреча С тобой не избавит меня от бед.

Твои бессовестные уговоры причиняют мне боль, так как мне стало ясно, что тот, за кем я следовала так долго, меня обманывал. При разлуке с тобой я обливалась слезами, а когда мы были вместе, я была счастлива. Ныне же я не улыбаюсь и не плачу. Мое сердце не испытывает такой боли, чтобы твои льстивые слова могли исцелить его. Мое сердце больше не подчиняется любви; если оно раньше было лисой, теперь оно стало львом. Зло, содеянное тобой, поселилось в моих ушах и закрыло путь твоим речам. Ты лишил меня слуха, и я не воспринимаю твоих слов. Свеча любви погасла. Мне надоели подобные тебе юноши. Я не могу на них смотреть даже издали.

Сердце, которое было моим врагом и томило меня, покинуло меня. Все стало для меня другим. Глаза, которыми я раньше смотрела на тебя, так изменились, что если раньше взирать на тебя было для них то лее, что любоваться солнцем, — ныне глядят на тебя, как на доску; если раньше уши мои внимали твоему голосу, как гонцу, сообщающему добрые вести, — ныне звук твоего голоса пронзает меня, как меч. Я тогда не знала, что любовь так могущественна. Теперь я знаю, что охваченный безумьем любви всегда печален. Ныне я спокойна, сердце мое беззаботно и глаза мои уже не в слезах. До сих пор дни мои были пустыми, но теперь я не намерена страдать из-за тебя. Я не могу променять утехи этого мира и блаженство вечной жизни на одного плохого и вероломного человека.

Вот что ей сказал Рамин:

— Ты владеешь моим сердцем, ты для него целящий бальзам, и ты для меня желанное прибежище. Как бы ты меня ни отвергала, все же я не могу покинуть тебя. Я знаю, что ты меня ненавидишь и что я тебе надоел. Семена вражды ко мне посеяны в твоем сердце, но я никогда не буду пресыщен любовью к тебе, и я не обладаю достаточным мужеством, чтобы разлучиться с тобой. Поистине я не достоин лучшего, чем хулы, суровости и гнева с твоей стороны. Я же по-прежнему могу лишь любить тебя, нежить и славословить. Никакая угроза не заставит меня уйти отсюда, и никогда я не найду тебе подобной. Если ты вырвешь у меня один глаз, я отдам тебе и другой. Все твои упреки и твой гнев я принимаю как милость и внимание. Твое проклятие мне кажется благословением, а поношение и порицание мне так приятны, словно я слышу голоса поющих и играющих мутрибов. Тем же языком, которым ты язвишь меня, ты и радуешь меня. Я жду! Когда же ты, наконец, пожалеешь меня? Не уподобился ли я тому человеку, который встретил льва, а сзади его нагонял слон? Если я останусь здесь, то смогу ли я вынести твой гнев? А если я отправлюсь в путь, то снег и буран могут меня погубить. Я очутился в плену у этих двух угроз. Я растерялся перед этими опасностями. Хотя смерть тяжела, но она желанна человеку, оказавшемуся в таком положении, так как она освобождает от горя. Этот мир мне кажется не в меру натянутой струной, и сердце мое опутано локонами твоих черных волос; как я могу удалиться отсюда?!