Вновь вернувшись мыслями к гаданию, Вероника аккуратно извлекла из колоды вторую карту. «Отшельник». А какого ещё ответа можно было ожидать? Вероника припомнила значение карты: «Ответ на любой вопрос можно отыскать в собственной душе. Иногда следует ограничить общение». Она чувствовала, что это именно то, что сейчас требуется. Пока карты лишь отражали то, что она знала и без них. Впрочем, любое гадание — это обращение к скрытым в тебе ответам на вопросы. Что-то вроде попытки вызволить из глубин подсознания свою собственную мудрость, которой никто обычно не доверяет. Вероника, обрадованная таким ходом расклада, слишком быстро выхватила из стопки карт третью. «Дьявол» — карта имеющая много имён, иногда её называли «Фатум», иногда «Рок», а иногда и «Владыка ночи». Но, какое бы имя она не носила, она всегда говорила о чём-либо, мешающем продвижению вперёд. «Вот он, Макс, — дьявол. И зависимость от него — вот что мне мешает идти вперёд, — уверенно проговорила Вероника, всматриваясь в карты. — А что ещё? Макса и без всего остального для меня достаточно, чтобы застрять в прошлом надолго». На какой-то момент ей показалось, что дальше продолжать гадание нет смысла, что она не получит ответов, что всё это лишь игры разума, разгоряченного работой над безумием книги Макса. Опять вернулись воспоминания о последнем сне. В нём она видела, как по пустыне шёл человек, легко и казалось без особых усилий пересекая пространство и время. Он не был молод, но и не был стар. Человек был высок, его тело оставалось легким и крепким, а вот черты лица искажали легкие тени, скрывая от взора окружающих морщины и шрамы. Вероника не помнила черт лица незнакомца из сна, но забыть серые, почти бесцветные глаза не могла. Почему-то ей всё время вспоминался тот вечер, когда Макс приехал к ней, и они сидели на кухне. Тогда ей показалось, что у Александровского желтые глаза. Что-то подобное она увидела и во сне. Потом ещё несколько раз она, просыпаясь ночью, разбуженная невнятным кошмаром, вспоминала увиденный ей отблеск небытия в бесцветно-прозрачных глаза того, кто уже тысячи лет был никем. Вероника знала кто он, но не могла вспомнить, она понимала, зачем он пришёл в пустыню, но не могла объяснить. И ей не нравились эти сны. Лучше бы она снова видела Макса, лучше бы она снова просыпалась, разбуженная ощущением его присутствия рядом с ней. Ей иногда казалось, что эти сны, не имея прошлого и будущего, были каким-то образом связаны с её настоящим, её прошлым и будущим. Вернувшись к раскладу, Вероника почему-то подумала, что карты отвечают не на её вопросы, а на чьи-то ещё. Словно кто-то далёкий, но чувствующий всё происходящее с ней задавал свои вопросы и через неё получал ответы. Оставалось ещё три карты. Вероника начала сомневаться, что ей стоит продолжать ритуал гадания, но словно кто-то шепнул ей: «Незаконченный ритуал ещё хуже, чем проведённый». Она вздрогнула и почему-то обернулась, чтобы посмотреть в темное окно. Конечно, никого. «Да, мадам, — фыркнула она, — что-то ты совсем уже с крышей не дружишь. Так недалеко и самой из психиатра стать клиентом, например, Димы Быкова. Уж он-то точно обрадуется». И ещё раз мысленно пригрозив себе лечением у дорого коллеги и обожаемого друга, Вероника вытянула 4 карту.

Она с облегчением вздохнула: «Императрица». Лучше и не придумаешь. Карта, говорящая о самом что ни на есть благоприятном течении событий. А также предупреждала о том, что не только следует возноситься к небесам, но и обрести наконец-то твёрдую почву под ногами. Как? Этого карта не сообщала, оставляя поиск решения на долю Вероники. А впрочем, это же так просто — встань и иди! И ничего такого сверхъестественного. Надо просто жить и быть внимательной к себе и к миру. Всё очень и очень просто. Только всё это как-то смущало Веронику, и гадание начинало казаться чушью несусветной, но она продолжила. Ведь если уж она начала гадание, то его необходимо закончить.

Пятая карта — «Влюблённые» — ещё более положительная по своему значению чем предыдущая, говорила о том, что в самом скором времени, всё, что ни происходило в её жизни обернётся к лучшему. «Ага, к лучшему, — бурчала себе под нос Вероника. — Всё, что делается, конечно, правильно, но отнюдь не всегда к лучшему. Впрочем, я думаю, что всё будет просто отлично!». Оставалось выложить последнюю карту, толковать её значение, а затем толковать весь расклад в общем. И, внутренне дрогнув, Фадеева вытащила последнюю карту.

Восемнадцатый старший аркан. «Луна». Карта неблагоприятная и иррациональная по своей внутренней сути, напоминала Веронике о том, что эмоциональное равновесие будет достигнуто только тогда, когда она научится отличать иллюзии от реальности, что для Фадеевой было очень непросто. С её богатым воображением проще было создать море иллюзий и виртуальных реальностей, а не разделить всё по разным коробочкам и ящичкам разума. У неё вдруг разболелась голова, прикрыв глаза, она потёрла виски пальцами, боль отозвалась на её движение мгновенной адской вспышкой, а затем немного стихла.

Открыв глаза, Вероника попыталась вновь вернуться к картам. Просмотрев расклад от начала до конца ещё раз, она от удивления выронила колоду. «Императрица», «Влюбленные», и, и… почему-то шестнадцатый старший аркан — «Башня». Да, сомнений быть не могло. Точно, она видела шестнадцатый аркан, «Башню», на которой почему-то вместо привычного ей изображения, увидела дракона, рыдающего кровавыми слезами рядом с падающей башней. Вероника зажмурилась, вновь открыла глаза, и поняла, что всё это и правда игра воображения, подстёгиваемого головной болью. В конце расклада лежала именно та карта, которую она вытянула — «Луна», и никакая другая. Вероника вообще ничего не поняла, кроме того, что всё же не следует ей лезть во всё это магическое, у неё чуть было не вырвалось ругательство, в общем, ей не стоило лезть в этом магическое неизвестное, чтобы потом не огрести проблем. А сегодняшняя ситуация явно ей показала, что этот странный мир Ольги и Макса совсем не терпит небрежности, несерьёзности и поверхностности, но, как Вероника понимала, слишком серьёзное отношение привело бы её в глубины безумия, а уж этого ей хотелось меньше всего.

Серые сумерки скрывали очертания предметов. Неясные тени отбрасывали ещё более неясные отражения. Старое здание казалось, изменилось, то ли стало ниже, словно фундамент просел под тяжестью холодных стен, то стало более незаметным. Не понятно. Сложность восприятия в сочетании с напряжением искажало картину реальности. Он остановился. Прислушался. Тихо. Лишь шелест высохшей травы. Ему почудилось, что он видит силуэт около этого дома. Она? Если бы это было так! Если бы Вероника снова пришла на Зов. Она не слышала его больше, не возвращалась в сны, не беспокоила его в реальности. Она была вне зоны действия сети. Медлить было нельзя. Фигура на фоне трансформирующейся реальности дымилась, колебалась, искрилась, грозя вот-вот исчезнуть, соскользнуть из сновидения обратно в реальность простого сна. Он приближался. Уловив изменения, остановился. Он ждал союзников. Он не мог продолжить свой путь без их помощи. Меняя очертания пространства, союзники приближались к нему. Вожак стаи вел их уверенно, не обращая внимания на происходящие изменения. Остановившись на безопасном расстоянии, Вожак стоял, склонив голову. Зверь прятал глаза, в желтых зрачках которых появились странные красные отблески. Макс, раздосадованный странным поведением союзника, прорычал:

— Подойди. Я жду.

Вожак подошел ближе, повинуясь приказу, нехотя, через силу. Его стая тоскливо жалась к нему, словно они готовились к бегству. Макс пытался заглянуть в глаза союзника. Ни один нормальный человек не попытался бы это сделать, но только не Макс. Во-первых, он был не совсем человек, а во-вторых, совсем ненормальный. Он чувствовал, что произошло что-то такое, чего он не ожидал, что не входило в его планы. Странное было чувство. Очень похожее на тот болезненный страх, испытанный при столкновении со странным зверем, явившемся и ушедшим, как хотелось верить, в никуда. Почему-то Макс так и не уловил, что они похожи. Видимо, он просто не смог распознать одинаковость их энергетической структуры.