54

ча и кое-кого из профессуры. Поговаривали, что будет

«сам» его высочество великий князь Владимир. Но этот

слух пустил Тарковский для пущей важности. На самом

же деле посланные во дворец пригласительные билеты

даже не были приняты. Адъютант великого князя был

крайне удивлен, узнав, в чем дело. «Какая смелость! —

воскликнул он. — Ради бога, уходите поскорее, не попа-

дайтесь на глаза его высочеству. Сейчас он должен быть

у государя императора...»

Зал в доме инженера Анненкова, где проводились

репетиции, не мог вместить большого числа зрителей, по-

этому Исламбек Тарковский арендовал помещение у от-

ставного генерала, мецената Болховитинова.

Накануне вечера Андукапар с трудом разыскал Тар-

ковского в доме Болховитинова и сообщил неприятную

новость: Хетагуров не сможет выступать в танцевальной

группе кавказских джигитов, болит нога.

— Фа, слушай! — всплеснул руками Исламбек.—

Ведь сам князь будет и... их высочество собирался при-

ехать. Какая болезнь? Зачем болезнь? Вон фаэтон, ско-

рей вези сюда Коста!

— Если и приедет, танцевать не будет,— убежденно

говорил Андукапар. — Болезнь серьезная — воспали-

тельный процесс в кости...

Исламбек беспомощно рухнул в кресло.

— Без кинжала режут... Клянусь аллахом, сам бы

пошел за него танцевать, если бы не проклятое пузо... —

Тарковский зло ударил себя кулаком по животу.

Выручил Тамур, только что пришедший посмотреть,

где будет представление.

— Есть надежда на выздоровление, князь Ислам,—

сказал он, щуря в улыбке глаза. — Выручу! Только с од-

ним условием: чтобы шталмейстер не объявлял моей фа-

милии. Пусть скажет: «Тамерлан» — и все. Танцевать

буду, разумеется, под небольшим гримом.

Исламбек подпрыгнул от радости.

— Ге! У тебя золотая голова, Тамур! Но почему не

говорить, кто ты такой?

— Вы забываете, князь, — пояснил Кубатиев, — что

юнкеру, завтрашнему офицеру гвардии его величества,

не подобает выступать публично. Честь мундира...

— А мы спрячем за сцену честь вместе с мундиром и

оденем шикарную кавказскую черкеску. Да?

55

— Конечно, — кивнул юнкер.

Тарковский был счастлив: коронный номер програм-

мы _ танец кавказских абреков (именно «абреков» —

так он распорядился объявить) — состоится и придаст

всему вечеру национальный колорит.

Тамур Кубатиев показал себя. Все восхищались его

темпераментным красивым танцем. Пришедший с некото-

рым опозданием Хетагуров искренне любовался своим

земляком, не обошелся без иронии, шепнул Андукапару:

«Если бы у него голова работала так же хорошо, как

ноги!..»

По замыслу устроителей вечера, после водевиля и

всех других номеров программы мог выступить любой

желающий — с декламацией, пением, акробатикой, фо-

кусами...

Джигиты танцевали последними. Зал проводил их

громкими аплодисментами. Довольный, сияющий вице-

президент, не подозревая о том, что в жилах самого

главного «абрека» льется голубая кровь дигорских ба-

делят, приказал одарить удальца пятью рублями сере-

бром. Когда Тамуру поднесли княжеский дар, он от

ярости заскрежетал зубами.

— Жаль, не могу раскрыть свое инкогнито, — гово-

рил он, задыхаясь, — а то показал бы я лысому хомяку,

чего стоят его пять рублей.

Неожиданно в зале снова раздались аплодисмен-

ты. Почетные гости в креслах недоуменно оглядыва-

лись.

— Хетагуров!

— Просим!

— Новые стихи! Новые стихи!—слышались молодые

голоса студентов — участников вечеров, на которых

Коста читал свои стихи.

Шталмейстер — человек в екатерининском парике, с

витой позолоченной палкой в руке (это был загримиро-

ванный мичман Ранцов) объявил:

— Дамы и господа! По вашему требованию выступит

со стихами поэт-осетин, академист Константин Левано-

вич Хетагуров. Прошу!

Под шум рукоплесканий Коста, прихрамывая и опи-

раясь на палку, прошел к сцене. На нем была белая чер-

кеска с голубым башлыком — по установившемуся обы-

чаю на земляческие вечера приходили в национальных

56

костюмах (Хетагурову было кстати: его черный вы-

ходной костюм совсем обносился).

Коста читал фрагменты поэмы «Чердак».

Подражая Некрасову, молодой поэт выставляет, как

щит перед дубиной цензуры, идею «божественного» про-

исхождения человека:

Он создал мир весь для меня,

И в нем я царствую всегда.

Я царь! Ужель теперь себя

Признать скотиной? Никогда!

Князь с трудом поворачивал голову на ожиревшей

шее, оглядываясь по сторонам и пожимая плечами, сло-

во «скотина» явно смутило его-

Герой поэмы Владимир твердо убежден, что найдет-

ся в России немало таких людей,

Кто верит свято в назначенье,

В свободу, братство, просвещенье,

Кто верит в дружбу и любовь,

- В чьих жилах мощно продолжает

Свой путь божественная кровь.

Лицо Коста было бледно от волнения, взгляд горел

каким-то внутренним огнем.

Зал безмолвствовал.

Заключительные строки фрагментов прозвучали

страстной верой в торжество свободы:

Безумный кровожадный век

Стряхнет с спины своей согбенной

Для жизни новой человек!

Еще несколько мгновений стояла тишина.

— Браво, Коста! — нарушил тишину девичий голос

(голос Ольги Ранцовой), и сразу заколыхался зал, загре-

мела овация-

Покрасневший от негодования вице-президент демон-

стративно покидал зал. За ним виновато семенил призе-

мистый чиновник и что-то торопливо говорил ему.

Хетагуров узнал чиновника: «А! Старый знакомый,

надворный советник» — и вдруг неожиданный каламбур:

«Надгробный советник»...

57

Усмехаясь, сошел со сцены.

Навстречу шла Ольга — взволнованная и, кажется,

смущенная.

— Здравствуйте, Коста! Чудесно! Чудесно! Но... мы

так долго не виделись. Вы совсем куда-то исчезли. Что

с вами? Что с вашей ногой?

Сквозь толпу пробирался инженер Анненков, высокий

молодой человек во фраке. Он взял Ольгу под руку и

что-то тихо сказал ей, почти прикасаясь щекой к самому

виску девушки. Коста заметил, вспыхнул.

— Ах, да, — растерянно проговорила Ольга- — Вы,

кажется, не знакомы...

— Мы давно знакомы. Простите, Ольга Владимиров-

на, я должен идти...

Коста повернулся и направился к двери.

Вслед ему еще неслись восторженные возгласы.

Друзья возлагали большие надежды на адъюнкт-

профессора Чистякова — он взялся ходатайствовать пе-

ред вице-президентом академии о выдаче вольнослуша-

телю Хетагурову постоянного разрешения на бесплатное

посещение лекций. Надежды не оправдались. Мрачный

и расстроенный вернулся Чистяков от князя.

В классе сидели Ранцов, Хетагуров и еще несколько

учеников.

— И разговаривать не стал, — безнадежно махнул

рукой Павел Петрович. — Вы, говорит, всегда берете

сторону бунтовщиков. Одного, говорит, арестовали в уни-

верситете, неровен час, и на академию ляжет такое пят-

но, если будем потворствовать...

— Кого арестовали? Кого? — наперебой спрашивали

ученики.

Чистяков вздохнул.

— Студента Благоева, социалиста. Князь говорит,

что этому болгарину предписано в течение нескольких

суток покинуть пределы Российской империи.

Все долго молчали. Потом Коста пришел к адъюнкт-