Под картиной была прибита, бронзовая дощечка с именами всех старых Семеновцев, принимавших участие в подарке.

Большой обеденный стол стоял покоем, так, что середина узкой части буквы П приходилась под портретом Петра, а два длинных конца шли один параллельно к окнам, а другой вдоль стены, где висела картина «Бой под Лесной». В другом конце столовой, ближе к проходной комнате, посередине, стоял узкий и очень высокий закусочный, стол. Высоким он был сделан нарочно, чтобы никому не пришло в голову поставить около него стул. Пить водку и закусывать полагалось стоя. Вправо от закусочного стола, был ход в буфет, а около него стояла конторка буфетчика.

В простенке (из проходной комнаты) налево от входа, между дверью и окнами, был вделан большой резной дубовый шкаф, где за стеклом хранились серебряные и хрустальные жбаны, братины, блюда и кубки, в свое время подаренные полку. Были подарки великих князей, бывших командиров, других полков и даже одна огромная поволоченная овальная чаша, подаренная Бухарским эмиром. В мое время установился обычай, что каждый офицер, уходящий из полка с жетоном, т. е. остававшийся членом Собранья и после ухода, — дарил, на память о себе в Собранье какую-нибудь хрустальную или серебряную вещь. Таким образом дубовый шкаф быстро наполнялся. Кроме этого серебра в Собранья имелось богатейшее, чуть ли не на полтораста человек, столовое серебро, ножи, вилки, ложки и стаканы. Большая часть этого серебра была именная. Образовалось оно таким образом. Еще за много лет до моего выхода, Общим Собранием было постановлено с каждого выходящего в Полк офицера удерживать по 60 рублей и на эти деньги приобретать столовые и дессертные нож, вилку и ложку, и кроме того стакан в виде кубка, всего 7 предметов. На всех этих предметах гравировалось имя офицера и год его выхода в Полк. Если офицер уходил из Полка не по хорошему, то-есть не оставаясь членом Собранья, фамилия его с серебра стиралась. Когда на больших обедах вынималось это именное серебро, то разложить его так, чтобы каждый получил свое, было, конечно, немыслимо. Раскладывали, как попало. И вот любимой игрой офицеров было рассылать ложки, ножи и вилки по адресу. В последние годы этого именного серебра накопилось столько, что полного комплекта из 7 вещей уже не заказывали, а делали или столовый прибор, или дессертный, или стакан. На остальные деньги держался в порядке собранский инвентарь: столовый хрусталь, который был очень хорош, и который «собранские» безжалостно кокали, и столовое белье, скатерти и салфетки, которое было также отличного качества, с вытканным полковым вензелем, но которое безжалостно прожигалось папиросами и изнашивалось от частой стирки. Также не малую часть крупных собранских расходов составляло поддерживание в порядке собранской посуды. Вся она заказывалась на фарфоровом заводе Кузнецова и на всех предметах, начиная от кофейных чашек и до самых больших тарелок, была синяя каемка полкового цвета и синий полковой вензель, два перекрещенных латинских «Р», т. е. Petrus Primus.

Миски, супники, блюда и подносы, были или серебряные или посеребренные. На всем этом также был выгравирован полковой Петровский вензель. Буфет был довольно большая комната, где, помню, было несколько белых столов, шкафы для посуды и плита для согревания чая и кофе. Из буфета вниз в кухню была проведена разговорная труба, через которую во время завтрака собранские то и дело кричали:

— Ало, ало, два бифштекса, ало, три антрекота и два омлета…

И т. д. Я долго думал, что ало — есть ни что иное, как обыкновенный телефонный вызов «алло», но затем мне разъяснили, что «Алло» есть фамилия повара. Через четверть века, проживая в эмиграции в Буэнос-Айресе, я узнал, что в одном из местных ресторанов дают отличную русскую еду, и что поваром там состоит г-н Алло, бывший повар «Великого князя». Нужно заметить, что те русские повара заграницей, которые имели скромность не претендовать, что до революции они работали у самого царя, ниже «великого князя» обыкновенно все же не опускались. Как-то отправились мы с женой в этот ресторан и я получил огромное удовольствие, съев обыкновенный собранский 90-копеечный обед из борща, куска гуся с капустой и шариков из легкого теста в шоколадном соусе, которые у нас на меню носили громкое название «профитроль». Хотя я никогда в полку Алло не встречал, я все-таки пошел после обеда в кухню и мы долго жали друг другу руки. В качестве эстонца, он и раньше-то по-русски был, наверное, не горазд, а теперь и совершенно разучился. И зачем он вообще эмигрировал из России — уму непостижимо.

С описанием буфета, описание нашего полкового Собрания, собственно, заканчивается. Остаются парикмахерская, умывальная и уборная, но эти учреждения, когда они содержатся чисто, всюду одинаковы. Остается еще кухня в подвальном этаже. Но нужно признаться, что за 9 лет службы в Полку, постоянно бывая на солдатских кухнях, попасть на офицерскую я ни разу не удосужился.

Лагерное собрание было выстроено за несколько лет до моего выхода в Полк на средства офицеров, причем строил его безвозмездно архитектор Пронин, брат двух офицеров полка А. С. и Б. С. Прониных. И извне и внутри оно было очень красиво, поместительно и производило отличное впечатление. По общим отзывам, оно было лучшее из всех летних собраний всего гвардейского корпуса.

Я затрудняюсь сказать, в каком оно было стиле, но так часто строились большие богатые дачи или загородные клубы.

Дом был деревянный на высоком каменном фундаменте, двухэтажный, с вышкой в виде башни, с площадки которой открывался дивный вид на Красное, на лагери и на все окрестности, радиусом верст на тридцать. На шпиле башни, когда Полк был в лагерях, постоянно развевался синий полковой флаг с желтым полковым вензелем, латинские перекрещенные «П», Петрус Примус. Эта площадка была, самая высокая точка в Красном и флаг был виден отовсюду.

Широкое и глубокое крыльцо поднималось над землей ступеней на 8, на 10. Помню это хорошо, потому что, когда мы, молодые, случалось прыгали с верхней ступеньки прямо на землю, то летели по воздуху довольно долго. И крыльцо и лестница были обнесены широкими и массивными перилами.

С крыльца большие двойные двери вели в переднюю. Как во всех зданиях этого типа, все стены внутри Собрания были голые, деревянные, все балки, карнизы и доски покрыты светло-желтой краской и лаком, что на солнце было особенно красиво.

Из передней слева, сбоку подымалась широкая, с поворотом и площадкой, лакированная лестница в верхний этаж. Из передней же двойные двери вели: налево в бильярдную, направо в читальню, где стояли соломенные кресла и где на круглом столе посредине лежали, газеты, журналы, и «книга заявлений», и прямо — в очень большой двухсветный зал, служивший столовою. В этот же зал можно было войти через двойные двери из читальни и через маленькую одностворчатую из бильярдной. Когда кто-нибудь из молодежи по неуважительной причине опаздывал к обеду и приходил тогда, когда все, во главе с командиром полка, уже сидели за столом, рекомендовалось проникать в зал через бильярдную дверь, т. к. с командирского места эту дверь можно было видеть только повернувшись на 90 градусов.

На ширине бильярдной комнаты, небольшая часть зала отделялась от главной части сквозной перегородкой из балок, которая шла поверху, на высоте приблизительно метров 4–5, и спускалась в краям. Этой верхней перегородкой весь зал как бы разделялся вдоль на две неравные части, узкая — односветная и широкая — двухсветная. Стекла окон в узкой части были разноцветные, с рисунками, что при закате солнца давало всему залу необыкновенно красивое освещение.

В узкой части зала, вдоль цветных окон, стоял длинный закусочный стол, а параллельно ему, в главной части — большой обеденный стол, загибавшийся углом вдоль противоположной от входа стены. По середине шедшей поверху сквозной переборки из желтых лакированных балок, как раз над серединой обеденного стола, висел большой масляный портрет Петра Великого, родной брат того, который висел в зимнем Собрании. Никаких других портретов, а тем более картин, в большом зале не было. Те же портреты царя и царицы висели в читальной. Под портретом Петра, по самой середине стола, лицом к терассе, было место командира полка. Насупротив его, липом к цветным окнам сидел старший полковник. Направо и налево от них садились по старшинству полковники и капитаны. На конце, загибавшемся под углом, сидела молодежь. В зале в стене против Петра, как раз посередине двойные стеклянные двери вели на очень большую, почти такой же величины, как зал, крытую полукруглую террасу, выходившую в сад. В хорошую погоду на этой террасе почти всегда ужинали и очень часто обедали.