— Мы уселись в машину и Ганин собрался было доставить нас стремительным экспрессом обратно в управление, ну а меня разобрало страшное любопытство.
— Знаешь чего, Ганин. Ты, это, от кафе отъезжай, проезжай пару кварталов вперед, там развернись и вернись вот сюда, к этой парикмахерской. Понял меня?
— Когда это я тебя не понимал, Такуя! — Ганин принялся исполнять изящный маневр по заявкам публики, оставив в легком недоумении Сато с Ивахарой.
Как только он вернул свой «талант» в район Интернет — кафе и припарковался у большого, уже включившего все свои призывные вечерние огни парикмахерского салона напротив, к нашему родимому Интернет — кафе неторопливо подрулила подозрительно черная «хонда», из которой в такт ей столь же неспешно, поминутно оглядываясь и запуская руки в карманы кителей, вышли два крепких мужика в форме таможенной службы. Они подошли к дверям, еще раз оглядели стоянку перед кафе, бросили орлиные взоры в нашем направлении и наконец шагнули внутрь.
— Вот теперь поехали, Ганин! — ткнул я нашего замечательного водителя в левое бедро.
В управлении мы тяжеловесной рысцой проскакали в ивахаровский кабинет и с жадностью набросились на раздобытые в «Нихон — кай хокен» и в Интернет — кафе бумаги. Результаты нашей исследовательской каторги оказались ожидаемыми: перед нами было восемь пар пэтээсок, каждая пара имела одинаковый номер, но машины значились в них абсолютно разные. Там, где Владивостоку сообщалось о доставке «мазды — трибьюта», отарский документ заявлял отправку на судне «хонды — сивик» со стотысячным пробегом и стоимостью всего в сто восемьдесят тысяч иен. По остальным семи автомобилям картина была абсолютно такой же.
— Получается, что задним числом установить то, какая правда машина была вывезена на судне, невозможно, — вздохнул Сома.
— Камеда нам так сейчас и говорил: все данные, которые запрашивает полиция… Канеко-сан ваш, например, из Саппоро опять им сегодня звонил, — обратился ко мне Ивахара, — все эти данные Маэно дает по этим вот файлам. Входит в свою же сеть и смотрит на свои файлы… А файлы эти показывают, что никакие «паджеро» и «лэнд — крузеры» из Отару никогда якобы не вывозились.
— Так точно. — Я взял пару деклараций. — Вот, смотрите, от нас под номером С—5340 6789/00/045 вывезена банальная «тойота — королла», купленная… Черт, не разобрать, шрифт мелкий… В магазине… «Куру — сяри», да? Да, «Куру — сяри»… А во Владивосток под номером С—5340 6789/00/045 ввезен «тойотовский» «прадо». Тоже не самый новый и не самый дорогой, но это уже детали…
— «Куру — сяри», говорите? — Ивахара посмотрел сначала на меня, а потом на декларации в своих руках. — И у меня тут на «трибьюте» тоже «Куру — сяри» стоит…
— У меня на «паджеро» тоже «Куру — сяри», — внес свою лепту в очередной раз за сегодняшний день скромный Сома.
— Да тут, я гляжу, все восемь тачек оформлены через этот самый «Куру — сяри», — резюмировал пробежавший глазами по остальным пяти декларациям внимательный Ганин.
— Что за «Куру — сяри» такой? — спросил Ивахара.
Сома взял с тумбочки у окна желтый кирпич телефонного справочника и стал его быстро листать. Мы в три пары глаз следили за его пальцами, отчего движения их, как нам всем казалось, становились все быстрее и быстрее. Наконец тонкие пальцы Сомы остановились:
— Вот, «Куру — сяри»! Английское «Cool» и наше «сяри», колесо то есть, — зачитал нам результаты своего поиска Сома.
— Где находится? — с надеждой в голосе спросил Ивахара. — В Отару? Где?
— Нет, Ивахара-сан, не в Отару, — извинился Сома. — Адрес саппоровский: район Хигаси…
— Не ваша богадельня, Ивахара-сан, — констатировал я нейтральным тоном, — а то бы вместе поехали.
— Да, жаль, Минамото-сан, но у нас и тут, в Отару в нашем, дел полно. Нам завтра «Сахалин—12» встречать…
Да, как же я упустил! Маэно же сказал, что завтра опять из забытой всеми богами России приходит этот гигантский паром. Приходит на одну ночь — это у русских туристов поездки такие, чисто — конкретно «туристические»: два дня, одна ночь, минимум накладных расходов, в том числе минимальная оплата стоянки судна в порту, категорический отказ от экскурсий по городу и поездки в Саппоро. Как сказал бы Ганин, «простой тюремный Иван»: в «Сахкаре» машину взял, на судно загнал — и обратно домой, в родимый Владивосток. Такой вот на «двенадцатом» «Сахалине» к нам турист российский едет…
— Что вам Камеда по поводу «Сахалина» сказал, Ивахара-сан? — Я посмотрел на не слишком расстроившегося из-за дальнего местонахождения таинственного магазина «Куру — сяри» майора.
— Ничего конкретного, — спокойно ответил Ивахара. — Сказал, что обычный рейс, но с учетом сложившейся обстановки Маэно-сан лично будет присутствовать при досмотре.
— Маэно сам? — хмыкнул я.
— Да, Маэно сам в четверг при отплытии будет в порту Так сказал Камеда…
— Значит, нам тоже надо всем быть послезавтра, в четверг, в порту — резюмировал я.
— А завтра — среда, — добавил Ивахара.
— А сегодня еще только вторник… — улыбнулся я.
— А вчера еще был понедельник! — смачно добавил Ганин.
План созрел мгновенно, как и полагается всем планам, когда — либо созревавшим и созревающим в моей светлой голове. Известие о том, что номинально «Куру — сяри» в ивахаровский огород не входит, развязало мне руки, в два раза повысило объем могущественного адреналина в моей густой и тягучей крови прирожденного авантюриста и настроило мой речевой аппарат на строгий и лапидарный строй моей командной речи:
— Ивахара-сан, попрошу вас со всеми своими ребятами обеспечить надлежащий контроль за приходом и — главное — загрузкой «Сахалина—12». Принцип стандартный: всех впускать — никого не выпускать!
— Хорошо, Минамото-сан, — покорно поклонился Ивахара. — А вы что намерены делать? Если не секрет…
— Мы с Ганиным — сэнсэем возвращаемся в Саппоро. В любом случае мы обязаны проверить магазин «Куру — сяри», а также обеспечить вам надлежащее прикрытие со стороны главного управления.
— Вы вернетесь, Минамото-сан? — с надеждой в голосе спросил Ивахара.
— Я обязательно вернусь, Ивахара-сан, — поспешил я успокоить взволнованного майора, и это был тот редкий для меня — можно даже сказать: исключительный — случай, когда я сам вдруг ни с того ни с сего безоговорочно поверил в свои собственные слова, адресованные далекому, в сущности, и не претендующему на место друга сослуживцу.
Я переписал на свой сотовый из телефонного справочника адрес и телефон «Куру — сяри», подбородком указал засидевшемуся в мягком, гостеприимном ивахарском кресле Ганину на дверь, и уже через минуту несколько поугасший и подуставший сэнсэй медленно выруливал за пределы двора отарского полицейского управления.
Ганин вел машину удивительно ровно, но, на мой сугубо личный взгляд, недостаточно быстро. Мы коллегиально решили поехать в Саппоро по скоростной, но даже на ней Ганин давил на правую педаль не так активно, как мне хотелось бы. Я покосился на спидометр: сдутая ураганом глубоко вправо стрелка застыла на отметке «140», но мне не верилось, что спидометр в потрепанном жизнью и хозяином ганинском «галанте» исправен и что ему можно безоговорочно доверять.
— Может, поторопимся, Ганин?
— Куда уж быстрее, Такуя?! — Ганин, не отрывая глаз от невидимой дороги, поспешил выразить свое неподдельное удивление моей внезапно проявившейся страсти к нарушению правил дорожного движения.
Мне казалось, что время остановилось и что Ганин умышленно едет не быстрее сорока километров в час, чтобы доставить нас к магазину с крутым, или, как сказал бы балагур Олежка, «прикольным», названием «Куру — сяри» аккурат тогда, когда там никого уже не было бы. Когда мы проезжали Тейне, то есть всего десять минут спустя после того, как мы въехали на скоростную в центре Отару сознание частично вернулось ко мне: я по-прежнему был уверен, что Ганин еле плетется по прекрасной двухполосной бетонной дороге, но мне уже не казалось, что он делает это умышленно. Я повернул свою несколько все — таки пока отдельно существующую от меня мою буйную голову вправо и поинтересовался:
