— Там в сумке что, дырка есть? — Я указал рукой на сумку.
— Дырки нет — сумка новая, Такуя. Но не кожаная, а из довольно тонкого материала, то есть очень даже звукопроницаемая.
— И?..
— И пока мы с Олегом Михайловичем, извини за скабрезность, свечи покупали, она исправно вела запись.
— И что же она записала?
— А записала она, как ты понимаешь, не изображение, а только звук: разговоры или, точнее, базары тех двух мужиков, что на контроле в «Ясуй — бухин» сидят.
— И что они сказали?
— А вот это ты сейчас сам послушаешь. Тебя за этим сюда и выписали. Мы сначала с Олегом Михайловичем смеялись: мол, вот как получилось, прямо как в шпионском фильме…
— Знаете, когда секретно кого-нибудь подслушивают? — хихикнул Плотников.
— Знаю, Олег Михайлович, и извините, получше вас. — Я решил вернуть его в реальный мир. — Вам же господин Ганин сказал, где я работаю. Не забыли?
— Нет, Такуя, Олег Михайлович ничего не забыл. Мы тебя именно как эксперта по этому делу и пригласили. В общем, как мы вслушиваться начали в их разговор, так нам все меньше и меньше смеяться хотелось…
— И что же такого они там наговорили? — Я опять ткнул пальцем в черную сумку.
— А вот давай ты сам послушаешь. — Ганин протянул руку к сумке и вытянул из нее компактную серебристую камеру. — Послушаешь, а если чего понимать не будешь, мне говори: я буду на «паузу» нажимать и тебе объяснять, что непонятно.
— То есть заодно и помоемся, Ганин, да?
— В каком смысле «помоемся»? — удивился Плотников.
Мы с Ганиным синхронно перевели свои светлые взоры с очередного электронного шедевра компании «Сони» на очарованного этим шедевром гостя из далекого Петербурга, затем взглянули друг на друга, молча приняли совместное решение — ничего Плотникову не пояснять в плане «заодно и помоемся», и я, щелкнув пальцами правой руки, нажал малюсенькую кнопочку «play» на эфемерном корпусе камеры.
«— …Корзиночку брать не будете?
— Спасибо, возьмем!»
— Это первый спросил про корзинку, — пояснил Ганин. — А «спасибо» — это я сказал.
Я кивнул в знак полного понимания и солидарности с сэнсэем и повертел в воздухе указательным пальцем, чтобы подогнать Ганина с прогоном его замечательного саундтрека.
«— …Много сегодня наших.
— А их хлебом не корми — дай только чего-нибудь от «Тойоты» в руках подержать! Мудозвоны!..
— Эти мудозвоны, Илюха, тебе премии платят!
— Да пошел ты!»
Я попросил Ганина жестом остановить запись:
— Так это оба охранника теперь говорят, да?
— Да. Дальше в основном только их базар идет. Будут, правда, и входящие — выходящие покупатели, но их немного.
— А что, Ганин, есть «мудозвон»?
— Буквально?
— И так, и так.
— «И так» — это пустой человек.
— Придурок, что ли?
— Типа. Но это фактически мат: А придурок, сам знаешь, — детсадовская лексика.
— Понятно.
— А второе «и так», буквально, — это персонаж, издающий звон своими гениталиями.
— Ого, классно! Ты, Ганин, случайно сержанта Сому из Отару не знаешь?
— Я много Сом знаю, Такуя, сомов то есть. Конкретно отарского Сому не помню.
— Понятно. Скоро познакомлю тебя с ним — поработаешь на его корпусе, отучишь ото всех этих «звенящих гениталий» и «бряцающих первичных половых признаков». Давай дальше!
Ганин прицелился мизинцем — пальцем покрупнее в эти микроскопические кнопочки на нашей нынешней суперминиатюрной электронике не попасть, — и из динамика видеокамеры вновь раздался довольно чистый и внятный звук:
«— Не дергайся!
— Я не дергаюсь! Просто когда ты гнать начинаешь…
— Дергаешься — дергаешься! Я же вижу! Первый раз сегодня у тебя… Я два года назад тоже так же вот дергался…
— Да насрать мне на «первый раз»!
— Это ты сейчас такой борзый!.. Чек покажите, пожалуйста…»
— Там покупатели какие-то выходили, — прошептал Ганин.
«— …а это? Из «Хомака»? А, понятно! Хорошо, проходите — проходите! Вот, Серый, я тебе и говорю, что на «первый раз» с прибором никак не положишь! Первый — он всегда первый!
— Я у себя в Большом Камне столько этих «первых разов» имел, тебе мало не покажется. А «вторых разов» во Владике и не сосчитаешь!
— Лады — лады! Стакашек пропустишь — и все будет нормалек, Серый! Все еще впереди!
— Слушай, а чего вообще решили наехать на них, а?
— Не на них, а на него. Этому Накадзиме сегодня дышло простучим, ребра прорежем — они все угомонятся.
— Много их?
— А я знаю?! Бугор говорил, не больше десяти.
— А бугор-то откуда знает?
— Бугор все знает! У него с местными связи знаешь какие!
— Какие?
— Такие! Язык заглоти поглубже! Вопросов, Серый, много задаешь! Не люблю я этого! Со школы не люблю!
— Чего со школы?
— Да училки все с разными вопросами клеились, чувырвы недоделанные! То им скажи, то им ответь…
— А ты, Илюха, чего?
— Через плечо! В том году домой ездил — классную на улице встретил, у нас химоза класснухой была… Идет вся ободранная, обосранная, одета в тот же прикид, что носила, еще когда мы учились…
— Да, училки сейчас бедствуют!
— Так им и надо, сукам! Докапываться, падлы, не будут! Только бы вопросы задавать да пары ставить!
— Слушай, Илюх, а сегодня-то как там вообще все пойдет? Я же по-японски ни в зуб ногой, ни в десну локтем!
— Тебе разговаривать там не надо будет. Там твоя мышца потребуется — боле от тебя ничего сегодня не понадобится.
— А базар кто будет вести?
— Не знаю пока. Думаю, что косорылые сами договариваться будут. Наше дело сторона. Как свистнут — помесим этого Накадзиму. Не свистнут — месить не будем.
— А бугор-то будет?
— Чего он там забыл?
— Ну начальство все — таки…
— Нечего ему там делать. Я бы на его месте тоже ни в какое месиво не полез бы никогда.
— Руки марать не хочет, что ли?
— Ты, Серый, про распределение обязанностей слыхал когда-нибудь? В школе у тебя какие обязанности были?
— Какие, в жопу, обязанности! Я в школе всех в пинки гонял! У меня только права там были…
— Ну — да, конечно!..
— Чего?
— Да ничего! Баульчик сюда положите!
— У меня там документы. Можно с собой пронести?
— Нельзя, бля! Положите на полку — и все!
— Да бумаги меня там…
— Ничего с вашими бумагами не будет! Вот, блин, баран! Документы у него! В России враз бы ему башку отвернул, в жопу заправил — и делов! А здесь, блин!..
— До вечера потерпи, Серый! Оттянешься на косорылом!
— Не доживу до вечера, Илюха! Не доживу!
— Стрела-то у нас где?
— Да, кстати, со стрелкой вроде все переиграли!
— Ого, как это?! Я не в курсах!
— А чего тебе-то? Вместе же отсюда дернем.
— В девять, как раньше?
— Время то же. С местом немножко подызменилось все.
— Чего изменилось?
— Значит, помнишь, там напротив «Кентакки фрайд чикен» есть?
— Через дорогу?
— Ага.
— Помню. Мы же там столько с тобой проторчали.
— Ну вот. Значит, у этой кафешки стоянка рядом. На ней и собираемся. В десять должны быть. И оттуда сразу на двух тачках через дорогу перемахнем— к Накадзиме драному.
— А чего не у «Виктории»-то?
— Ливер передумал.
— А чего?
— Говорит, в «Виктории» до двенадцати народу полно. Студенты в основном — там же общага рядом…
— Ну да, а в «Виктории» стейки дешевые… Как раз для студентуры недоделанной.
— Да у них на мясо башлей нету ты чего! Они салатный бар заказывают и, пока его весь не выгребут, не успокоятся.
— А в «Кентакки» чего, народу не будет уже, что ли?
— Ну все поменьше… Это же семейная забегаловка. Да «Кентакки» еще и поближе будет. Она же прямо напротив, а «Виктория» — наискось, через перекресток.
— Понятно, блин.
— В общем, место встречи изменить можно!
— Но только в этой косорыловке! У нас дома хер чего изменишь!
— Ливер дело знает! Сначала разъяснительную беседу с этим фраером по-ихнему проведет, а уж потом мы…
