Я нажал на пульте кнопку, сказал:
— Да?
— К тебе мистер и миссис Эппинг, — сообщила Джули.
— Хорошо. Пусть войдут, — ответил я.
Несколько секунд спустя Джули открыла дверь кабинета и придержала ее, впуская Эппингов. Увидев их, я невольно улыбнулся. Одеты они были одинаково: обвислые брезентовые шляпы, желтые дождевики поверх темно-синих спортивных костюмов и мокрые кроссовки. И выглядели оба какими-то замызганными, отсыревшими.
— И ничего тут смешного нет, — заявил Дуг.
— Виноват, — сказал я. — Присаживайтесь.
Я указал им на диван, перенес поближе к нему стул и уселся на него.
— Пикетировали под дождем? По-моему, вы оба немного спятили.
Дуг покачал головой:
— Полных четыре дня. Холодных, сырых и вообще преотвратных. Расхаживали взад-вперед по Аутлук-драйв перед офисом «Всеамериканских перевозчиков» с девяти тридцати или десяти утра до четырех тридцати пополудни. И знаете что? Аутлук-драйв оказалась дрянным тупичком, упирающимся в склады на берегу реки Мэрримек. Ни тебе машин, ни прохожих.
— И потому, — вставила Мэри, — вся наша затея оказалась полной глупостью.
— Я готов перейти к исполнению Плана Б, — сообщил Дуг.
— Который состоит в том, чтобы пристрелить мистера Делани, — пояснила Мэри.
— Послушайтесь совета вашего адвоката, — сказал я. — Не делайте этого.
— Предлагаете продолжить пикетирование?
— Я никогда не считал Дугласа Эппинга человеком, который легко сдается, — сказал я.
— А я и не сдаюсь, — заявил Дуг. — Ладно. Убивать я никого не стану. Во всяком случае, пока. Насколько я понимаю, мне предстоит скончаться от старости на ступеньках офиса мистера Делани, и газетам, когда они сообщат об этом, придется рассказать, почему я там оказался.
— А вы — собираетесь составить ему компанию? — спросил я у Мэри.
— Моя дурацкая мебель меня больше уже не волнует, — ответила она. — Для меня гораздо важнее добиться хоть какой-то справедливости. Поэтому я отвечаю: да. Собираюсь. В одиночестве я своего мужа не оставлю.
Дуг встал.
— Ладно, — сказал он. — Мы просто хотели сообщить вам о происходящем. А кроме того, мне нужно было, чтобы вы отговорили меня от совершения убийства.
После того, как они удалились, я попросил Джули:
— Попробуй-ка отыскать Молли Берк с манчестерского Девятого канала.
Я сел за стол, и через минуту на нем зажужжал пульт внутренней связи.
— Молли Берк на второй линии, — сообщила Джули.
— Молодец, — похвалил я ее. И, нажав на кнопку, сказал: — Молли?
— Привет, красавчик, — ответила она. — Надеюсь, ты звонишь, чтобы попросить меня об услуге?
Тремя годами раньше я представлял интересы Молли в деле о сексуальных домогательствах, которые ей приходилось терпеть от ее начальника, когда она проходила стажировку в сети кабельного телевидения, обслуживающей северное побережье Массачусетса. Нам удалось добиться увольнения этого мерзавца, а также небольшой денежной компенсации и прочувствованных публичных извинений со стороны телекомпании. Теперь же Молли работала репортером на главном телевизионном канале штата Нью-Гэмпшир и пользовалась немалой популярностью.
— Не так чтобы об услуге, — ответил я, — хотя, если это сработает, я буду счастлив. Мне кажется, я могу подкинуть тебе хороший сюжет.
Нагруженная большими пакетами Алекс появилась у меня ровно в семь вечера. Она принесла суши, купленные ею в японском ресторане в Арлингтоне, острый японский суп, салат под имбирным соусом и бутылку саке.
Мы пили из крошечных фарфоровых чашек подогретое саке. Суши мы макали в соевый соус, смешанный с васаби, и укладывали поверх ломтики сырого имбиря.
Единственной уступкой, сделанной нами западной цивилизации, стал послеобеденный кофе, пить который мы устроились в гостиной. И едва устроились, как зазвонил мой домашний телефон. Вызов поступил от детектива уголовной полиции штата Роджера Горовица.
— Я послал за тобой детектива Бенетти, — сообщил он. — Она будет у тебя минут через десять. Приготовься.
Я положил трубку и сказал Алекс:
— Это Роджер Горовиц. Сюда направляется, чтобы отвезти меня непонятно куда, его напарница. В чем там дело, я не знаю, но мне придется поехать с ней.
Алекс кивнула:
— Как по-твоему, это надолго?
— Трудно сказать, — ответил я. — Дождешься меня?
— Конечно. Мы с Генри посмотрим по телевизору какой-нибудь фильм. — Она заглянула мне в глаза: — Роджер Горовиц работает в убойном отделе. Значит, это как-то связано с…
Я кивнул:
— С убийством. Скорее всего, так.
Я наклонился, поцеловал ее в губы. Потом надел куртку и вышел на крыльцо дома, чтобы подождать там Маршу Бенетти.
Несколько минут спустя перед крыльцом остановился темный «седан».
Я уселся на переднее сиденье, рядом с Маршей. Она уже несколько лет состояла в напарницах Горовица. Темноволосая, изящная женщина с высокими скулами и большими темными глазами. На офицера полиции она походила примерно так же, как я на борца сумо.
— Так что у вас? — спросил я.
— Труп, — ответила она.
— Чей?
— Понятия не имею.
— Где?
— В Актоне.
— Не знаю, как вас, — сказал я, — а меня такого рода скупые диалоги давно уже начали утомлять.
Она взглянула на меня:
— Простите. Я с шести утра на работе. И рассчитывала провести тихий семейный вечер, сидя в пижаме перед телевизором и поедая попкорн.
— Убийцы с нашими планами почему-то никогда не считаются.
Марша не улыбнулась, только сказала:
— Это точно.
Машина шла на запад по второй магистрали. Мы миновали отель «Бест-Вестерн», в котором остановилась Алекс, свернули на круговую развязку, а с нее на шоссе, ведущее к Актону. Еще через несколько миль Марша повернула направо и вскоре съехала с шоссе на лесную парковку.
Здесь стояло по крайней мере полдюжины машин. Дальше по склону я увидел, как среди деревьев расхаживают какие-то люди с фонарями.
Марша открыла дверцу.
— Идите за мной, — сказала она.
Ее большой полицейский фонарь осветил извилистую тропу, ведущую к журчавшей в темноте воде. Голоса людей звучали все громче, свет фонарей становился ярче. Мы вышли на поляну, через которую протекал небольшой ручей. На ней стояла группа людей — человек восемь-десять.
От них отделился и направился к нам Горовиц.
— Спасибо, что приехал, — сказал он.
— Большого выбора ты мне не оставил, — ответил я.
— Нет, — согласился он. — Не оставил. Пошли. Вон туда.
Мы приблизились к группе полицейских.
— Расступитесь-ка, — велел им Горовиц.
Они расступились, и я увидел тело, лежавшее лицом вниз на песчаном берегу.
Убитый был одет в выцветшие синие джинсы, грязные белые кроссовки и темно-синюю ветровку. Темные, коротко стриженные волосы, небольшое плотное тело. Назвать его возраст я бы не взялся.
Горовиц опустился возле него на колени и сказал:
— Подойди, Койн. Взгляни, может ты его знаешь.
Я присел рядом с Горовицем на корточки. Он потянул тело за плечо, перекатил его на бок. Голова убитого откинулась на песок под каким-то странным углом. Горовиц посветил ему в лицо.
Первым, что я увидел, было горло, рассеченное почти до самого позвоночника. Вторым — лицо убитого, лицо Педро Аккардо.
— Я знаю, кто он, — сказал я Горовицу. — И почти ожидал этого. Его имя — Педро Аккардо.
Горовиц встал. Я тоже.
— Вопрос, — сказал я Горовицу. — Почему ты решил, что я могу знать его?
— Давай поговорим в машине, — ответил он.
Мы вернулись на парковку, Горовиц посветил фонариком на седан Марши Бенетти и сказал:
— Залезай.
Я уселся на пассажирское сиденье, Горовиц — за руль. Он достал записную книжку, открыл ее:
— Продиктуй мне его имя, по буквам.
Я продиктовал и спросил:
— Документов при нем не было?
— Если бы они были, — ответил Горовиц, — зачем бы ты мне понадобился? Так откуда ты его знаешь?