Грили посмотрел на меня, покачал головой.

— Я и на минуту не поверил в то, что Кинкейд погиб при взрыве. Мы нашли под обломками здания тело молодого человека. При нем находился армейский жетон Кинкейда, бумажник с его водительскими правами. Вообще говоря, от этого парня мало что осталось, однако он был того же, что Кинкейд, роста, телосложения, возраста, цвет волос совпадал, так что официально Джона Кинкейда признали погибшим. Но я на это не купился. Кинкейд был человек умный и очень аккуратный. Он ни за что не напортачил бы с детонатором. Зато ему ничего не стоило убить кого-то похожего на себя и представить взрыв несчастным случаем. — Грили улыбнулся. — Я ездил в Англию, Канаду, Аргентину и Мексику — не говоря уж о Соединенных Штатах, которые исколесил из конца в конец, — проверяя сообщения о том, что Кинкейда видели в том или ином месте. Но никогда не подходил к нему так близко, как подошел сейчас.

— Стало быть, вы его так и не взяли, — сказал я.

Грили покачал головой:

— В наших компьютерах нет никакого Филиппа Трапело. А у нас очень хорошие компьютеры.

— Я встретился с ним в бёрлингтонском Доме ветеранов всего один раз, — сказал я. — И мне показалось, что там все его знают. Затем, прошлой ночью, он, по-видимому, проследил меня до дома Кройденов, прострелил Хербу плечо и скрылся. Я дал вам номер его сотового телефона. Больше мне о нем ничего не известно.

— Он говорил что-нибудь об убийствах Шоу и Аккардо? — спросил Грили.

— Нет, не говорил. Но я уверен, это его рук дело. Думаю, Гас и Педро догадались, на что он нацеливает террористов-самоубийц. А Педро, судя по всему, установил и то, что Трапело — это на самом деле Джон Кинкейд.

— Что вообще он говорил прошлой ночью в гараже? — спросил Горовиц.

Я покачал головой:

— Этот человек держал нас под дулом пистолета. На полу валялась коробка с пластиковой взрывчаткой. И ты надеешься, что я запомнил его слова?

— Да, черт побери, — ответил Горовиц. — Думай, Койн. Думай.

— С Хербом вы разговаривали? — поинтересовался я.

— Его накачали обезболивающим и снотворным, — сообщил Горовиц. — В ближайшие сорок восемь часов от него проку не будет.

— День ветеранов, — сказал я. — У Трапело что-то намечено именно на этот день.

— Так помогите же нам, мистер Койн, — попросил Грили.

— Вы думаете, он так и не отказался от своего плана? — спросил я. — От взрывов, которые должны совершить террористы-смертники?

Грили кивнул:

— Именно так мы и думаем.

— Но ведь все его запасы остались в каретном сарае Херба.

— Одно из главных правил террористической войны — децентрализация. Думаю, у Кинкейда имеются тайники с небольшими запасами необходимых ему ингредиентов, разбросанные по всему восточному Массачусетсу. — Грили взглянул мне в глаза. — Нам необходимо найти его, мистер Койн.

— Я пытаюсь помочь вам, — сказал я. — Трапело что-то такое говорил о необходимости взять инициативу в свои руки, сделать первый выстрел, а потом сказал… — Я закрыл глаза, стараясь вспомнить все поточнее. — Да, он сказал: «Пусть это начнется здесь».

— «Сделать первый выстрел», — повторил Грили. — Он сказал именно так?

— Да, это его слова, — ответил я.

— И «пусть это начнется здесь»?

Я кивнул.

— Лексингтонский луг, — сказал Грили. — Девятнадцатого апреля тысяча семьсот семьдесят пятого. Помните ночную скачку Пола Ревира и «Выстрел, который был услышан всем миром»? Первый мушкетный выстрел Войны за независимость был сделан под Лексингтоном. И командир минитменов, капитан Паркер, сказал им: «Не стреляйте, пока они не сделают первый выстрел, но если им нужна война, пусть она начнется здесь». Эту сцену каждый год разыгрывают там на рассвете девятнадцатого апреля. Мистер Койн, вы могли бы этим утром помочь нам еще кое с чем?

Я пожал плечами:

— Сегодня воскресенье. У меня нет никаких планов.

— Я буду вам очень признателен, если вы съездите в местное отделение ФБР и проконсультируете нашего специалиста по созданию компьютерных изображений. Я хочу получить как можно более точный портрет Джона Кинкейда и объявить его в розыск.

— Конечно, — согласился я. — Чем смогу, помогу.

— Прекрасно. Спасибо. — Он повернулся к Горовицу: — Ежегодные торжества на лексингтонском лугу начинаются в одиннадцать утра, в первый понедельник, ближайший к одиннадцатому ноября, Дню ветеранов. То есть через неделю. Так что времени у нас немного.

Выйдя из дома вместе с Грили и Горовицем, я увидел стоявший у тротуара черный фургон. Грили сел рядом с водителем, которого он представил как агента Нила. Мы с Горовицем уселись сзади.

Бостонское отделение ФБР размещалось в доме «Сентер-Плаза 1», чтобы добраться туда от моего дома, достаточно было перевалить через Бикон-Хилл. Грили провел меня и Горовица через большой металлодетектор в вестибюль, затем к лифту, потом мы поднялись на полдесятка этажей и наконец оказались в небольшой комнате с двумя металлическими столами, деревянными стульями с кожаными сиденьями, несколькими компьютерами и другим оборудованием. За одним из компьютеров сидел молодой человек.

Грили представил нас друг другу, назвав его Эриком.

— Нам нужно, чтобы вы поработали с ним, — сказал мне Грили.

Я сел на стоявший рядом с Эриком стул, взглянул на экран компьютера. На экран была выведена компьютерная версия Фила Трапело, полученная из лица двадцатилетнего Джона Кинкейда. Та самая картинка, которую Грили показал мне у меня на кухне.

— Вы ведь знаете, как он выглядит на самом деле? — спросил Эрик.

— Да, — сказал я.

— Вы единственный имеющийся у нас человек, который встречался с ним сейчас. Нам нужно создать его точный портрет, с которым мы сможем работать. Приглядитесь к этой картинке и скажите мне, что вы о ней думаете. Идет?

— Идет.

Некоторое время я вглядывался в созданное компьютером изображение, потом сказал:

— Это неплохо, но, во-первых, волосы. И брови у Трапело гораздо гуще. Уши торчат чуть больше, нос покрупнее. Кроме того, подбородок…

— Не так быстро, — прервал меня Эрик. — Отлично. Давайте начнем с волос, а от них пойдем вниз.

Грили и Горовиц смотрели на экран поверх наших голов, я предлагал одно мелкое изменение либо усовершенствование за другим, Эрик колдовал с мышкой, и вскоре экранное изображение начало больше походить на лицо человека, известного мне под именем Филипп Трапело.

Наконец я откинулся на спинку кресла и сказал:

— Все. Это в точности он. Будто на фотографии.

После этого меня — с такой же быстротой, с какой привезли сюда, — поблагодарили и выставили из комнаты. Грили спустился со мной в вестибюль, на улице нас ждал черный фургон.

Грили пожал мне руку и сказал:

— Вы нам очень помогли. Еще раз огромное спасибо. Возможно, мы еще свяжемся с вами на следующей неделе. Прошу вас, не отключайте телефон. И я вам даже сказать не могу, насколько важно, чтобы вы никому и ничего об этом не рассказывали.

— Я понимаю.

Грили открыл передо мной дверь фургона.

— До дома я и пешком дойду, — сказал я. — Всего-то холм перейти.

Какое-то время он молча смотрел на меня, потом сказал:

— Только будьте поосторожнее, ладно?

После полудня мы с Генри разделили на двоих большую упаковку попкорна и посмотрели по телевизору, как «Патриоты» громят «Джетсов». Когда игра закончилась, я позвонил в номер, который Алекс снимала в конкордском «Бест-Вестерне». А не получив ответа, позвонил на ее сотовый.

Она ответила после третьего гудка.

— Мне хотелось провести хотя бы один день, ни на что не отвлекаясь, — сказала она. — Это ты только что в номер звонил?

— Я.

— Знаешь, я действительно очень занята.

— Извини. Скажи, когда мы сможем поговорить. Я перезвоню.

Она громко вздохнула:

— В чем дело, Брейди?

— Я нашел фотографии Гаса.

Некоторое время она молчала.