Русский загорел, выглядел намного лучше. Но серые глаза были невеселы, даже злы.
- Вы изменились... - сказал Махмуд-бек.
- Не будем терять времени на комплименты... - оборвал агроном.
- Слушаю.
- Я говорил вам, что могу выйти из игры.
- Да.
- Ваш Шамсутдин просил передать, что Давлят-бек выбрал Алима, сына каршинского торговца. Его
для чего-то готовят, этого Алима... Что это значит?
- Готовят к отправке на ту сторону... - спокойно пояснил Махмуд-бек.
- Мы же договорились!
- Я помню... Алим исчезнет. Спасибо вам за сведения.
- Исчезнет? - переспросил агроном. - Странно. Очень странно. Я вам должен верить?
- Иначе нельзя.
Агроном посмотрел в глаза Махмуд-беку, потом вытащил из кармана сверток:
- Я вам немного принес еды.
- Спасибо.
- И еще... Мы пытаемся вам устроить свидание с женой.
Махмуд-бек протянул руку. Агроном пожал ее.
Стражник проявил благосклонность. Он сделал Махмуд-беку самый дорогой подарок, какой можно
получить в этой тюрьме. Вначале он подпустил к окну Фариду, а затем хитро подмигнул в угол двора, где
стояла глинобитная низкая кибитка.
- Через пять дней придешь, женщина... - сказал он Фариде.
Глинобитная кибитка - место свиданий с женами. За важные услуги или за большие деньги
администрация выражала таким образом свою «благосклонность» некоторым заключенным.
- Что будет через пять дней? - не поняла Фарида.
- Вот в том домике, - улыбнулся Махмуд-бек, - мы останемся вдвоем. На несколько часов...
Фарида плакала, молилась, причитала, благодарила всевышнего за такую милость.
Через пять дней она с рассвета сидела у тюремных ворот. Но стражник со шрамом появился только в
полдень. Он стоял, расставив ноги, пытаясь в толпе женщин, чьи лица были спрятаны за чадрой, найти
Фариду. Она поняла, что ей нужно подойти и поклониться, потом протянуть узелок с угощением.
- Это оставь, женщина, для своего... - хмыкнул стражник.
В последнее время он изменился, чувствовал свое превосходство над другими служителями тюрьмы,
перестал заниматься мелкими поборами.
Агроном оказался хорошим работником, и стражник получил большое вознаграждение от министра.
Да и от агронома перепадали деньги.
Зачем они, деньги, русскому? Русский теперь хорошо живет, загорел, поздоровел.
- Иди, женщина, иди... - легонько подтолкнул Фариду стражник.
Он сейчас творил благое дело, о котором будет знать вся тюрьма. Творил снисходительно, спокойно,
словно занимался благотворительностью каждый день. Устроить свидание - нелегко. Тут недостаточно
согласия одного стражника. И не одному ему нужно заплатить.
В кибитке стоял деревянный топчан, шаткий столик, кувшин с водой. Земляной пол был покрыт
соломой. В потолке, заменяя окно, зияла дыра с легкой решеткой.
Фарида и Махмуд-бек долго смотрели на синеватое небо. Оно постепенно темнело, и все резче
выделялись крупные звезды.
- В Самарканде звезды ярче... - сказал Махмуд-бек.
- Неужели мы их увидим? - спросила Фарида.
- Обязательно увидим.
Он гладил ее волосы, смотрел в глаза, в которых каждую минуту менялось настроение: восторг, тоска,
радость, печаль...
- Я не могу простить, что не знала о базаре...
- Меня выводили только один раз... - сказал Махмуд-бек.
- Я буду приходить на базар каждый день.
- Не надо. Во всяком случае, когда нас выведут, в следующую пятницу, пусть придет один Шамсутдин.
Я очень прошу тебя, так нужно.
Она провела ладонью по его шершавым колючим щекам.
107
- У вас и здесь какие-то дела.
И тогда Махмуд-бек впервые подумал, что Фарида начинает понимать, догадываться о его главной,
самой главной жизни.
...Звезды уже горели сверкающим огнем.
Прощальное осеннее солнце. Может быть, завтра оно и не появится. Заключенные, подставив лицо
теплым лучам, жадно вдыхают пыльный воздух. Никогда Махмуд-бек не представлял, что подобным
воздухом можно дышать и чувствовать себя счастливым человеком.
Прошли дервиши, мягко шлепая босыми в болячках ногами. Проползла арба с усталым,
равнодушным хозяином. Неподалеку около заключенного бьется в истерике закутанная в чадру старуха.
Махмуд-бек видит ее темные сухие пальцы, вцепившиеся в кандальную цепь на руках сына.
Махмуд-бек рассматривает дорогу. Странно расплываются фигуры. Раньше у него было острое
зрение. За сколько шагов теперь он различает человека? Пять, четыре, три...
Он плохо стал видеть. Ну, это ничего, ничего...
Доктор сказал, что сегодня к нему придут. Махмуд-бек смотрит на дорогу до боли в глазах. Да-да...
Вот он, Шамсутдин! Преданный человек, который до конца своей жизни так и не узнает, кому же он
служил.
Шамсутдин держит в руках кошелек с незатейливым узором, мнет его. Слишком упорно мнет.
Стражник подозрительно смотрит на покупателя.
- Алим должен проехать по железной дороге от Ташкента до Красноводска... - говорит по-узбекски
Шамсутдин. - И вернуться. Посылает Давлят-бек. Аскарали уже знает.
Шумит базар, позвякивают цепи заключенных. Стражники отгоняют назойливых родных.
- И главное. Богатый купец скоро приедет, - продолжает Шамсутдин отрывисто, быстро. - Будьте
готовы. Почти все решено. Скоро купец явится. Стражник со шрамом сообщит. Или агроном...
Он покупает кошелек и оставляет заключенному милостыню: две свежие лепешки, между ними тонкие
ломтики мяса и кружочки лука, покрасневшие от перца. Такое приношение стражник не отнимет,
благосклонно разрешит заключенному полакомиться.
Махмуд-бек ест с трудом. Зубы еще не окрепли, шатаются. На лепешки садится сухая пыль, поднятая
Десятками торопливых шагов. Пыль напоминает о дорогах, которые тянутся, забавно петляя среди
полей.
Ночью Махмуд-бек не спит. Впервые за долгие месяцы рождаются строки стихов.
Край далекий...
Мои тополя...
Я вдыхаю твой запах, земля.
По ночам, непонятным, чужим,
Я ловил и вдыхал теплый дым...
Твои песни полей и дорог
Я хранил, я все годы берег.
Край далекий... Я вечно с тобой.
Я пройду через долгий бой.
Я приду, дорогая земля,
Шелестите, мои тополя.
Конечно, не завтра, даже не через неделю, он увидит друзей. Но обязательно увидит. И друзей, и
солнце, и рассветы, и дороги...
В камере ночь, а Махмуд-бек не слышит вздохов,
причитаний и звона цепей...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ТИХАЯ ПУСТЫНЯ
Осень дала о себе знать не только первым прохладным
ветром и сморщенным шуршащим листком, который
неизвестно как занесло в тюремную камеру.
С какой-то торопливостью зашумел базар. Сюда
приезжали из далеких селений, спешили заготовить продукты
на зиму, приобрести теплые вещи. Пойдут дожди,
стремительно смоют еле заметные тропинки, и уже по вязкой
земле не двинешься за нужной покупкой в большой город.
Кое-кто находил время и выкраивал из своих сбережений
одну монетку, чтобы положить ее к ногам заключенных. Все
может случиться в этом мире. Вдруг и он, нищий человек,
тоже окажется в таких же цепях. Все может случиться...
108
Шептали молитву, вздыхали, многозначительно покачивали головами. И старались побыстрее нырнуть в
базарную сутолоку.
Возле некоторых заключенных уже суетились, причитали родственники, расспрашивали о здоровье,
спешили пересказать новости, взмахивали в отчаянии руками.
Утренние часы для свиданий - самые благоприятные. У стражников еще хорошее настроение, они не
устали от солнца, пусть осеннего, но пока злого, от криков, пыли, базарной толчеи. Они еще с охотой,
даже с нескрываемой жадностью ловко хватают деньги.
Ряды заключенных, оборванных и грязных, врезались в базарную площадь. Над заключенными
