человек. На вас и надеемся. - И Харбер подвинул к Махмуд-беку конверт.
- Что это? - не понял Махмуд-бек.
203
- Это чек... Пока аванс. Как будет раскрыт резидент, вы получите еще такую же сумму... Берите,
берите... И доброго вам отдыха... И разумеется, работы...
Чек был на крупную сумму. И явно за голову Махмуд-бека.
Чек так и остался в Центре, в делах разведчика Садыкова.
Даже в самолете Махмуд-бек не мог отделаться от воспоминаний о событиях последних дней.
Конечно, встреча Баймирзы с эмигрантами не дала существенных результатов.
В последний день они снова бродили по городу. Гость в эту жару надел модный европейский костюм.
Махмуд-бек был в легкой местной одежде... Вначале Баймирза критически осмотрел белую широкую
поддевку. И даже усмехнулся: «Вам бы еще тюрбан!» А потом понял преимущества этой одежды.
Приходилось то и дело доставать носовой платок и прикладывать ко лбу, к шее.
Они двигались по центральной улице. Махмуд-бек предложил сфотографироваться. Баймирза так и
не дождался фотокарточки. Он улетел на следующий день в Карачи.
Посетит Баймирза и другие города... Но нигде ему не выпишут крупного чека, не соберут нужной,
крупной суммы денег.
Махмуд-бек больше не встретится с Баймирзой Хаитом. Останется только фотография. Статный
господин в светлом костюме. И он в местной одежде, худой, небольшого роста...
Махмуд-бек везет и другую фотографию, выпрошенную у доктора Азими. Доктор расстался с этим
снимком без сожаления.
- Только у наших воинов вид далеко не бравый, - усмехнулся он.
Азими решил, что снимок нужен для какой-нибудь пропагандистской цели. На фотографии застыл
строй туркестанских легионеров. Перед ними выступал Вали Каюм-хан. Поодаль от него в эсэсовской
форме стоял Баймирза Хаит.
Позже этот снимок появится в зарубежной печати... Тысячи эмигрантов узнают, что собой
представляют руководители Туркестанского комитета.
Доктор Азими, сославшись на занятость, не приехал провожать Махмуд-бека. Не было и других
эмигрантов. Махмуд-бек уезжал как-то тихо, незаметно.
Грустный разговор состоялся с Шамсутдином. Махмуд-бек предложил ему ехать с ним.
- Куда, господин?
- Сначала в Турцию... У меня же паспорт этой страны.
- Я вам нужен?
Махмуд-бек, помолчав, честно сказал:
- Я теперь буду только лечиться, ты же знаешь, Шамсутдин.
- Я знаю, господин, как вы устали. Но я не хочу знать, куда вы едете. Может, в Европу...
- Может, дорогой Шамсутдин, поеду в Европу. Если ты хочешь... - он недоговорил.
- Я вернусь назад, - сказал Шамсутдин, - туда, где с вами познакомился. Там меня ждут. Не
обижайтесь, господин.
- Это правда?
- Правда, уважаемый Махмуд-бек. Меня ждет невеста.
- Ты ничего не говорил о ней.
- А зачем? - вздохнул Шамсутдин и улыбнулся: - Некогда было.
- Я помогу тебе купить дом, немного земли. Ты тоже очень устал, Шамсутдин. Тебе надо тоже
спокойно пожить.
Шамсутдин ничего не ответил. Только наклонил голову.
...Самолет прорывался через облака. Вдали в тумане показались горы. Снег был и розоватым, и
голубым, и ярко-серебристым.
- Смотри, Фарида, как красиво!
- Красиво... - тихо ответила женщина.
Она еще не привыкла к самолету. Она еще не могла поверить в то, что произошло.
- Последний перевал... - сказал Махмуд-бек.
- Что? - не поняла Фарида.
- Я говорю, что за этими горами начнется земля, зеленая равнина. Потом город. Большой город. В нем
родилась твоя мать.
- А там? Дальше?
- Синее, теплое море. В это время оно совершенно синее...
И еще он хотел сказать, что за морем будет родная земля, родные люди. Самое светлое небо. И
самые красивые горы... Одна из вершин с удивительным названием - Айкар.
У него, Махмуд-бека Садыкова, в паспорте, выданном много лет назад турецким консулом, стоит и
этот псевдоним: Айкар Али... Консул выполнил просьбу Махмуд-бека: приказал записать в паспорт
псевдоним, который часто появлялся в разных документах самых разных стран. И когда звучало
знакомое, родное - Айкар Али, Махмуд-беку становилось легче, радостнее. Он хотел сказать жене об
этой вершине.
Правда, Махмуд-бек увидит Айкар не сразу. Но они все равно увидят Айкар - «Лунный снег».
Золотистые и розоватые краски на склонах горы. А внизу шумную, беспокойную речку.
Махмуд-бек молчал. Фарида, не отрываясь от иллюминатора, баюкала дочь. И пела. Тихо, без слов...
204
А он, Махмуд-бек, ведь никогда не слышал и даже не знал, что Фарида может петь...
205