Из группы военного ведомства на заключительную беседу почему-то явились только двое.

Беседу начал доктор Либерман. Ни к кому не обращаясь в особенности, он сказал:

— У вас могло возникнуть превратное мнение по поводу нашего желания с вами встретиться на крейсере, но я хотел заранее рассеять всякие сомнения и подозрения. Мы люди штатские...— он взглянул на своего товарища,— и, как вы уже догадались, из мира науки и хотели бы знать только об одном: нет ли у вас каких затруднений и не нужна ли вам наша помощь?.. Да, да — помощь. Речь идёт только об этом.

Адмирал Станишич ответил сразу. И речь его была не столь церемонной:

— Вы хотите помогать в делах, смысл которых вам неизвестен. А если вы, все-таки, знаете, что там такое изобрели учёные на Русском острове, тогда скажите нам, зачем вам нужен наш товар?

— Господин адмирал! Ваша военная прямота в предыдущих беседах ставила нас в тупик, здесь же вы напускаете туман, в котором нельзя ничего разглядеть. Мы не понимаем.

— И мы не понимаем. Вы нам скажите: что вас интересует? В какое дело вы хотите вкладывать деньги?.. И чьи это будут деньги? В каком количестве?..

— Деньги? Почему деньги? Нам известно, что у вас на острове, который принадлежит мадам Драгане Станишич, дочери нашего губернатора, есть лаборатории — биологическая и физико-химическая. Я сам учёный и знаю, какие это большие хлопоты иметь такие лаборатории. А у нас в Джексонвилле функционирует известный на весь мир биологический центр, а в Атланте — физико-химический... Оба города находятся в штате, где губернатором Урош Станишич, ваш родной брат и отец госпожи Драганы. Из чувства патриотизма мы бы хотели объединить усилия учёных.

И повернулся к Драгане:

— Что вы скажете, госпожа Драгана? Я дело говорю или нет?

Драгана ответила:

— У меня есть печатные труды упомянутых вами центров, разумеется, те, которые не представляют секретов,— я изучу эти труды и тогда вам скажу. У меня такое впечатление, что вы полагаете, что наши лаборатории состоят из нескольких человек. Но у нас сотни сотрудников в одной лаборатории и сотни в другой. Для русских и сербских учёных мы построили коттеджи, целые посёлки. Мы заключили с ними контракты на длительное время, выдали вперёд крупные суммы денег, они получают высокую зарплату. Наконец, лаборатории оснащены первоклассным оборудованием, мы закупили ценнейшие материалы, у нас склады сверхдорогих реактивов. Как вы себе представляете перевод всего этого в другие города? А теперь и самое главное: учёные из России и Югославии приехали на остров, принадлежащий другому государству, их привлекла красота природы, мягкость климата и близость океана. Как же вы с этим-то со всем разберётесь?..

Дядя Ян довольно улыбался: умные, неотразимые доводы, приводимые племянницей, ему нравились. И он ещё их уточнил:

— У нас тоже есть работы открытые, а есть и не очень открытые. И опять же нужно знать, что вас интересует? Не станете же вы покупать кота в мешке?

И тогда лысый стал развешивать угрожающие намёки:

— Зачем ждать, пока делами вашими займутся компетентные органы или Пентагон. Не лучше ли нам миром и заранее порешить все возможные недоразумения. А если говорить проще: мы предлагаем русским ребятам перейти в наши научные центры. И тогда у них не будет хлопот ни с какими органами.

На это адмирал ответил:

— А вот теперь туман рассеялся, и я увидел физиономии парней, которым до всего есть дело и которые при случае не прочь залезть во все карманы сразу. Я мог бы попросить своих ребят,— адмирал показал на Простакова и Драгану,— растолковать подробности наших дел, но просить я их буду лишь в том случае, если нас попросит об этом президент Америки. Ваших же полномочий недостаточно, и потому дальнейший разговор считаю излишним.

Как раз в этот момент в кают-компанию вошли два матроса с подносами еды и питья. Командующий эскадрой — комэск Чери сказал:

— Наш кок приготовил котлеты, любимые прежним командующим, и мы сейчас оценим его искусство.

Расчёт адмирала был точным, человек «из учёного мира» покорно склонился над поставленной перед ним тарелкой с любимой прежним командующим котлетой. Упоминание адмиралом имени президента страны охладило его пыл, и он теперь думал о том, как будет докладывать начальству, поручившему ему деликатную и не продуманную до конца миссию.

На юг американского континента, на Багамы и в район Карибского бассейна наплыл, накатился, наехал июнь месяц, засверкал яркими лучами солнца, разлил по миру тепло и негу: красный месяц, улыбка года. Июнь он и есть июнь, кстати, и тут он самый красный и желанный, и у нас в центральной России такой же. И люди тянутся к водоёмам — озёрам, рекам, морям и океанам, весёлым гомоном заполняют берега и пляжи, нежатся и загорают, плещутся и ныряют — одним словом, отдыхают.

В день воскресный Драгана поднялась рано и тихо, боясь разбудить Бориса, прошла в ванную комнату. Тут уж хлопотала Жанетта. Она вышла замуж за русского физика, ближайшего помощника Павла Неустроева, и была счастлива. Её муж имел на острове небольшой домик, и Жанетта теперь неотлучно находилась при госпоже — и там, в городе, и здесь, на острове. Краем уха она услышала про историю, происшедшую на крейсере, сильно испугалась за госпожу, и хотя с тех пор прошло много времени, она не могла успокоиться и внимательно наблюдала за каждым незнакомым человеком, который появлялся в её поле зрения. Сейчас она смотрела в окно, из которого открывался вид на пляж, и пыталась уяснить, что тут делает маленький, похожий на подростка человек с чёрными стрелками усов и шапкой кудрявых смоляных волос. Он уже несколько раз подстерегал её на пути от дома до лаборатории и пытался заговорить. Жанетта боялась его, ускоряла шаг, чтобы быстрее от него отвязаться. Сейчас она показала Драгане на этого человека и спросила:

— Вы его знаете... вон того, чёрненького? Он часто появляется под нашими окнами и смотрит так, будто кого-то ждёт.

— Да, я его знаю.

— А зачем он тут? Что забыл возле нашего дома?

— Ах, Жанетта! Ты стала подозрительной. Как только вышла замуж, так и боишься, как бы не украли твоего красавца Федю. А этот чёрненький... он бедный еврей, приехал в гости к Ивану Ивановичу и никому не угрожает. Мне кто-то говорил, что он имеет задание от богатого человека купить у нас установку Простакова, готов дать за неё большие деньги. Вот и живёт на острове, изучает, что да как.

Жанетта продолжала:

— А он мне ещё говорил: установка большая, а нет ли поменьше, чтобы подешевле. И насчёт лазерной иглы спрашивал, даже обещал деньги. Боюсь я его.

— А ты помни заповедь библейскую: ничего не бойся. А если ты боишься — значит, не живёшь, из тебя дух вышел.

— Дух из меня не вышел, а кудрявый этот мне не нравится. Не люблю я чёрных; слышала, как отец твой говорил: война двух миров надвигается: чёрного и белого. Видно, разноцветный люд надоел Богу, он теперь попускает войны, чтобы люда всякого поменьше на земле осталось. Мой Федя песню такую поёт:

На этнической войне бомбы не бросают,

На этнической войне пули не свистят,

На этнической войне тихо убивают...

— Надо же — и песню запомнила. Память у тебя хорошая. Наливай мне ванну, в горячей воде полежать хочу.

Драгана любила понежиться в ванне. Она знала: Борис будет спать долго. А когда проснётся, пойдёт на море. Он обыкновенно по утрам морскую ванну принимает. И что не нравилось ей: заплывает далеко. Говорила ему: акулы на глубине ходят, ты бы не плавал туда. Борис на это отвечает: акулы к нам приходят редко, а если и придёт шальная, так и она человека боится.

На этот раз Борис поднялся рано и, увидев, что его Дана принимает ванну, надел пляжный халат, бросил через плечо полотенце и пошёл к морю. Тут он увидел двух приятелей: Ивана Ивановича и его гостя с материка. Они громко и, как показалось Простакову, радостно приветствовали его, но против обыкновения не пошли ему навстречу, а отошли в сторону, и Борис видел, как кудрявый приставил к уху мобильник и с кем-то говорил.