— Они же могут открыть пальбу,— сказала Дундичу, на что тот спокойно ответил:

— Нет, не могут. Я угостил их двойной дозой, взял пять автоматов, и они спокойно с ними расстались.

И заключил:

— Думаю, они теперь ни в кого стрелять не будут. Я сейчас попробую забрать у них и всё оружие.

Дундич посадил Драгану и девочку в машину и приказал Стефану выехать за крайние дома деревни. Сам же с двумя бойцами подошёл к албанцам и сказал:

— Ребята! Вы сейчас отдайте нам автоматы и свои кривые ножи. Теперь они вам не понадобятся.

Албанцы сидели смирно и смотрели на Дундича с покорностью провинившихся детей. Старший из них посмотрел на автомат и вынул из-за пояса кривой нож. Дундич стал собирать ножи и автоматы. Приказал бойцам отнести оружие к машинам, но два албанца, сидевшие на отшибе, взялись за оружие и замотали головой:

— Не отдадим!..

Дундич одну руку держал в кармане куртки и оттуда выпустил на этих двух албанцев двойную дозу лучей; они вздрогнули, ошалело выпучили глаза и выронили оружие. Сербы взяли и их автоматы, понесли к машинам.

Это был первый случай, когда партизаны разоружили большой отряд албанских бандитов. Ёван постоял с минуту над теми, кто получил двойную дозу,— они даже не смотрели на него и не проявляли малейших признаков беспокойства. Казалось, они вот-вот смежат очи и забудутся глубоким сном.

Драгана подозвала к своей машине Дундича, стояла у раскрытой дверцы и так, чтобы не слышала сидевшая в машине девочка, сказала:

— Мне бы хотелось поехать на ту сторону деревни и зайти в дом к Вукице.

— Вукица?

— Вукица. Так зовут мою девочку.

— Да, конечно. Но только надо подождать, когда вернутся мои ребята с операции. Я послал их по домам и попросил выяснить, сколько здесь осталось сербов, а всех албанцев «успокоить». Они вернутся с минуты на минуту.

Прошло десять-пятнадцать минут, и на том конце деревни показалась группа партизан. Они возвращались с операции. Доложили, что в двенадцати из двадцати домов тут живут албанцы. У них много детей, они злобны и агрессивны. Разграбили сербский храм и подожгли его; бегают по деревне с палками и бьют сербских детей. Такая у них команда от местного муллы.

— Мы хотели угостить его двойной дозой, да пощадили, сказал старший партизан.— Вон он идёт — вы сами решите, что с ним делать.

Подошёл служитель культа в длинном халате. Воздел к небу руки и стал причитать свои заклинания. Потом с кулаками подступился к Дундичу, заговорил с ним по-сербски:

— Кто вы такие? Кто разрешил вам у нас хозяйничать?

— Мы американцы,— спокойно представился Дундич,— но я немного говорю по-сербски, а вы, как я понимаю, албанец и ваша страна вон там, в горах.

Пастырь вплотную приблизился к Дундичу и молча уставился на него. Глаза его сверкали огнём ненависти, он тяжело дышал. Заговорил глухо, с шипящим присвистом:

— Американцы — хорошие парни, они дают нам здесь дома и землю, а вы убирайтесь отсюда, пока целы. Я сейчас скажу ребятам, и они покажут вам наш характер. И тогда вы надолго запомните, кто тут хозяин: албанцы или сербы.

Он стал кричать албанцам, сидевшим возле чайханы и только что успокоенным лучами Простакова. Они долго не реагировали на зов пастыря, но потом нехотя, лениво стали подниматься и точно старики потянулись к нему. Драгана шепнула Дундичу: «Мы сейчас посмотрим, как повлияли на них лучики Простакова». А Дундич дал знак своим бойцам приготовиться к действиям на случай, если албанцы полезут в драку.

Албанцы молча и покорно подходили к пастырю, становились поодаль, прятались друг за друга. Пастырь заорал:

— Вы что?.. Объелись белены, наглотались сонной травы, нанюхались гашиша! Да?..

Схватил за воротник куртки здоровенного мужика:

— Ахмет! Что случилось? Чего вы нажрались?.. Кто подсыпал вам в пиво зелья?.. Говори же, негодный!..

Замахал руками в сторону чайханы:

— Эй, Берид-оглы!.. Иди сюда.

Так же нехотя и лениво шёл к нему чайханщик Берид-оглы. И так же поодаль остановился. И не смотрел на пастыря, не проявлял к нему никакого интереса.

— Эй, ребята! — оглядел албанцев пастырь.— Вас точно подменили. Вы съехали с копыт. Я вижу дурной сон и должен сейчас же проснуться.

И к чайханщику:

— Я дал тебе лучший дом в деревне, у самой дороги, ссудил деньги на чайхану. Говори, глупая твоя башка: чем ты их опоил и какой чертовщины нажрался сам?

— Святой отец! Не гневайся. Аллах снизошёл к нам и вразумил: мы заняли чужие дома, порушили их храм. Теперь мы должны повиниться и вернуться к себе в горы. Так мне говорит Аллах, и так он сказал всем ребятам.

К пастырю приблизились другие люди и говорили то же самое. Аллах гневается, он вразумил нас.

В этот момент к ним подошла Драгана и ещё издалека пустила в пастыря три дозы. Он вдруг осекся на полуслове, откинул назад голову и всплеснул руками так, будто его ударили в спину. Потом захрипел, схватился за голову и стал ходить по кругу.

— Что с вами, святой отец? Вам плохо?..

Пастырь сел на камень, качал головой и вдруг заплакал. Сначала послышался стон, потом всхлипы и рыдания. Слуга Аллаха свесил голову над коленями и что-то причитал по-своему. Стоявший рядом с Драганой Берид-оглы сказал ей:

— Он убил трёх сербских девочек и теперь просит у Аллаха прощения. А вот он смотрит на вас и говорит: «Пусть простит меня ваш Бог, пусть простит...»

Драгана спросила:

— Многих ли албанцев он окормляет?

— Что такое «окормляет»?

— Ну, много ли албанцев ходит к нему в храм на молитву?

— Много, очень много! Сюда приходят из десяти сёл и деревень. Человек триста будет.

— А как его зовут?

— Фарид-оглы. Да, да. Так его зовут.

Драгана подошла к пастырю, громким, властным голосом заговорила:

— Фарид-оглы! Вы преступник, и сербы будут судить вас по своим законам. Вас ожидает смертная казнь. Созывайте людей и скажите им, чтоб уезжали назад, в горы, в свою Албанию. И вы там всем скажете: сербский народ поднимается на борьбу. Он будет уничтожать вас, как заклятых врагов. Запрягайте волов и уезжайте. И чтоб ноги вашей не было на сербской земле! Сегодня же уезжайте! Сейчас же!..

Пастырь кланялся до земли Драгане и покорно лепетал:

— Так, госпожа, так! Мы соберёмся к ночи и сегодня же... завтра же с восходом солнца двинемся к себе в горы. Аллах прогневался, Аллах нас наказал.

Сербы-партизаны сгрудились в тесный кружок и в крайнем изумлении и с чувством неописуемой радости наблюдали эту почти фантастическую сцену. И каждый думал: да если в руках своих они держат такое оружие... При этом каждый ощупывал, кто мобильник, в который был встроен «Импульсатор», кто зажигалку, а Драгана любовно поглаживала серебряную пряжку наплечной сумки. Она в эту минуту не только восхищалась силой «Импульсатора», но и думала о его создателе, о том, какое чудо сотворил он для человечества. И как она сейчас гордилась своим избранником!

Дундич приказал отряду рассредоточиться и наблюдать за дальнейшим развитием событий, а сам сел в машину Драганы, и они поехали в дом, где жила Вукица.

Дом был большой, с шестью окнами по фасаду, и стоял на холме, возвышаясь над всеми другими домами деревни. Некогда он был красив, обрамлён резными ставнями, но теперь краска на стенах облезла и вместо стёкол прибиты старые куски фанеры, гнилые доски и кое-где торчали солома и ветхое тряпьё.

У калитки стоял парень лет пятнадцати: босой, без рубашки, с копной давно не чёсанных волос. Не тронулся с места и тогда, когда к дому подкатили две машины. Не испугался, и даже как будто бы и не удивился. Подошедшая к нему Вукица что-то сказала ему, и он пошёл вовнутрь дома. Нырнула в открытую дверь и Вукица.

Драгана смотрела на дом, на усадьбу и на недавно зазеленевший огород, и чем-то далёким, родным и знакомым повеяло на неё ото всех старых полуразрушенных построек, от этих ярко-зелёных и будто вдруг повеселевших грядок, и от холма, и от соседних, таких же ветхих, с разбитыми стёклами домов.