На счастье, путешествие в багажнике длилось минут десять, не больше.

«Серега, Серега, ты где? – непрестанно думал Сапожников. – Если нам удастся спастись до того, как этот чокнутый доктор вскроет контейнер, все будет в порядке. Мы попытаемся найти машину Грушина. Или я позвоню полковнику и скажу, где мы, и тогда он пошлет за нами кого-нибудь … Черт, полковнику-то я не позвоню, его телефон у меня! Ладно, я позвоню кому-нибудь из наших, они ему передадут, а полковник всех на уши поставит и нас выручит! Точно выручит!»

Стараясь не думать о том, что произойдет, если «чокнутый доктор» вскроет контейнер в то время, когда они с Серегой все еще будут оставаться в его власти, Сапожников вылез из багажника остановившегося «Хаммера» и огляделся, потирая ушибленное плечо.

Сапожников и Краев находились перед полуобвалившимся крыльцом старинного двухэтажного дома. Неподалеку стоял изрядно побитый фургончик «Скорой помощи».

А рядом творилось что-то невероятное! Два человека – один с монтировкой в руках, другой в грязно-белом халате, надетом поверх одежды, – метались туда-сюда, подпрыгивая и размахивая руками. При этом они пронзительно орали, а иногда лаяли.

Во всяком случае, лай был отчетливо слышен!

– Что здесь происходит?! – заорал доктор Краев. – Почему вы не на перекрестке?!

В ответ раздалась какая-то околесица про другой «Рено» и другого папашу, про какую-то девчонку, про то, что кто-то смылся, а чья-то голова помешала кого-то задержать. Все эти бессвязные и невразумительные вопли прерывались оглушительным лаем, так что Сапожников ничего не понял.

Зато понял доктор Краев. И, похоже, ему страшно не понравилось то, что он понял, потому что он вдруг вскинул пистолет и несколько раз выстрелил по этим двум нелепым прыгунам.

Стрелял он отменно…

Человек в белом халате упал, сраженный пулей в голову. Следом, уронив монтировку, свалился второй – с простреленной грудью. Однако Краев еще дважды выстрелил в разные стороны, как будто незримая мишень металась туда-сюда. Лай раздавался по-прежнему, хотя и отдалялся.

– Удрал! – в сердцах выкрикнул Краев, опустив наконец пистолет с пустой обоймой. Выхватил из кармана платок, вытер лоб.

Сапожникову показалось, будто что-то белое выскользнуло из кармана куртки Краева, вроде бумажка какая-то, но он тут же забыл об этом. Да и не все ли равно, что там выпало у этого маньяка? Не хватало еще услугу ему оказывать! Да пусть хоть все потеряет, как уже разум потерял!

– Ну, его счастье, что мне сейчас не до него, – проворчал Краев. – Откуда он только здесь взялся, вроде не было здесь такого рыжего…

Сапожников стоял столбом. Краев, кажется, совершенно не был огорчен тем, что только что убил двух человек, однако исчезновение какого-то невидимого пса его удручало!

– Чего встали? – крикнул Краев. – Заходите внутрь! Все это не ваше дело!

«Серега, Серега! – с тоской подумал Сапожников. – Что же с нами будет?!»

– Наверх идите! – приказал доктор Краев. – Вон там лестница.

Длинный коридор освещался одной лампочкой, настолько тусклой, что Сапожников едва смог разглядеть облупленные стены. В конце маячило что-то вроде громоздкого лифта, и Сапожников вспомнил рассказ Молотова о лифтерше, которая умерла со страху в этой кабине.

Было неохота ехать в этом лифте… лучше уж пешочком!

Но чем выше Сапожников поднимался, тем труднее становилось дышать. И не то чтобы здесь было жарко, скорее наоборот, откуда-то несло невероятным пронизывающим холодом, – но при этом царила страшная, леденящая духота, как будто кто-то вынимал воздух из груди.

Честное слово, даже в морге, частым посетителем которого – по долгу службы! – был Сапожников, ему не было так безысходно холодно!

Поднялись на второй этаж – и оказались в еще одном еле-еле освещенном коридоре, углы которого тонули в темноте.

– Поверните налево, – приказал Краев. – Идите вон к той двери, рядом с лифтом.

Сапожников послушался – и тут начались какие-то странности.

Около стены никого не было, однако Сапожников не мог там пройти, как будто на полу плотной массой сидели люди или громоздились какие-то вещи.

– Идите посередине, – буркнул Краев. – Осторожней! Не видите, что ли?

– Чего не вижу? – изумленно оглядел Сапожников пустой коридор.

– Ах да! – буркнул Краев и усмехнулся: – Ничего, в полночь увидите. А теперь стойте!

Он осторожно обошел Сапожникова и, не отводя от него пистолета, стал отпирать какую-то дверь.

Идиот! Он что же, решил, что Сапожников сбежит, оставив Серегу в его руках? Детей у него нет, что ли?!

Хотя на какие-то родственные чувства Краев, конечно, способен. Во всяком случае, к своему покойному отцу, которого он, кажется, намерен…

Пока Краев возился с дверью, Сапожников наконец смог его разглядеть. Краев был высок ростом, с темно-рыжими, вернее каштановыми, волосами, зеленоглазый. Он был бы даже красив, если бы не нездоровая, можно сказать – смертельная, бледность и жесткое, угрюмое выражение веснушчатого лица.

Наконец дверь распахнулась.

Сапожников остолбенел.

Перед ним открылась небольшая комната с плотно зашторенными окнами. Посреди стоял стол, а на нем находилось обнаженное мертвое тело, в котором Сапожников сразу узнал труп заключенного Краева.

Грудь его, после вскрытия милосердно зашитая, теперь была снова разверста и источала запах тления.

Покойник лежал на голом столе. Комнату освещали четыре очень толстые свечи, которые, впрочем, уже почти догорели и оплыли, образовав огромные бело-желтые восковые лужи.

Если эти свечи были зажжены прошлой ночью, когда сюда доставили похищенный труп, значит, они горели почти сутки…

– Ну? – нетерпеливо воскликнул Краев. – Что стоите? Вложите его сердце туда, откуда достали!

– Но контейнер у вас, – хрипло проговорил Сапожников.

– Ах да!

Краев подал ему контейнер.

– Я не захватил перчатки, – сказал Сапожников.

– Вы что, опасаетесь занести микробы в грудь мертвеца? – хмыкнул Краев. – Не смешите меня! Действуйте!

– Не могу, – буркнул Сапожников, изо всех сил стараясь отдалить ужасную минуту, когда раскроется обман.

– Что, клятва Гиппократа[9] не позволяет? – зло сказал Краев. – Ладно, вон там под столом лежит пакет со всякой медицинской ерундой. Бинты и все такое. Перчатки тоже есть. Действуйте! Вложите сердце на место, а потом зафиксируйте повязкой, чтобы не выпало, когда он встанет.

Сапожников с трудом перевел дыхание.

Он сумасшедший, этот Краев?! Он правда верит в возможность оживления своего отца?!

Или у него все-таки есть основания верить в это?..

– Да вы, как я погляжу, не слишком удивлены? – насмешливо проговорил Краев. – Навели обо мне справки? И об этой больничке? Превосходно!

«Навели, – подумал Сапожников. – Да слишком поздно…»

Он надел перчатки, открыл контейнер и запустил руки в формалин[10].

Давно прошли студенческие времена, когда его тошнило от этого резкого запаха. Но сейчас опять затошнило – от страха.

«Пожалуй, пропали мы с Серегой, – подумал он. – Грушин, конечно, этого мерзкого Краева рано или поздно найдет, но, боюсь, будет поздно… А жене-то я так ничего и не сказал – ни где Серега, ни куда я еду. Ох, как она все это переживет?..»

– Ну, побыстрей! – крикнул Краев, задыхаясь от нетерпения.

Сапожников достал из формалина сердце с удаленным участком омертвевшей во время инфаркта мышцы и разрезом на артерии там, где ее закупорил смертоносный тромб, и вложил в разверстую грудь трупа.

– Бинтуйте, бинтуйте!

Руки у Сапожникова настолько похолодели, что он даже не ощущал холода мертвого тела.

Наконец грудь того, кто раньше был заключенным Краевым, была забинтована.

– Берите его за ноги, я возьму за плечи, – приказал Краев. – Нужно переложить его вот на эту каталку. Потом повезем в пятый угол – и…