корабля Амин неустанно сторожит это немотное царство. Теперь он будет всё время обходить

вокруг садок. Десятки раз он спустится, чтобы нащупать пульс реки, понять, куда стремится

течение, подстеречь рыб, дыхание заводи, происки Дуная...

   Он ждёт. Ест холодную пищу, и то по капле. Спит редко, всегда без одежды, настороженно и

чуть что вскакивает и снова бежит посмотреть. Он ждёт... И вот сперва медленно, потихоньку,

как в гигантских водных часах, заводь переворачивает свой переполненный пузырь и изливает

лишнюю воду в другой гигантский пузырь — Дунай, который всасывает её в своё русло.

Вначале вяло, потом всё быстрее и быстрее, пока рукав Почовелиштя, изменившись как по

мановению волшебной палочки, не потечет разгневанно вспять, из заводи в Дунай, ударяясь о

первую запруду с клапанами.

   Амин постоянно в бегах то к передним мосткам, то к задним — он должен следить за всем.

Река течет быстро под непрерывный аккомпанемент подземного гула. Вода, встретив на своем

пути препятствие, заряжается злостью и движется плотная, тяжелая, точно остывающий

расплавленный металл... И всё сооружение дрожит от погруженного в воду основания до

верхушек смазанных дегтем столбов.

   Амин наблюдает неусыпно. Он чувствует, как сонмы рыб стекаются в закрытый садок —

это река забрасывает их туда, спеша дальше своею дорогой. А омут всё наполняется. Когда

какой-нибудь тяжеловесный сом или карп, тянущий на десять око, пробивается через клапаны,

испуганная изгородь содрогается. Пока он попадает в запруду, Амин провожает его глазами; он

узнает рыб по волнам, которые идут от их могучих спин, и не упускает из виду, пока не

удостоверится, что они угомонились и устроились; он готов прыгнуть в воду, если неистовые

гости попробуют перемахнуть через запруду. Рыбы всё пытаются спастись; они то и дело

устремляются к основанию запруды, копаются под ним. Иногда им удавалось оторвать планки,

вырвать камыши, вырыть подземные ходы, и тогда они проникали наружу и ускользали в

Дунай. Амин чувствует: когда рыбы необычно тихие, не вертятся на поверхности, не

нервничают, не гоняются друг за другом, значит, что-то происходит, они пытаются проделать

дырку и уплыть.

   Тогда Амин опускается под воду, обследует основание запруды, обходит её на

четвереньках под прессом саженной воды, находит пролом, тут же выплывает на берег, хватает

охапку мятлика, мешки с гравием, камнями и таскает их туда, вниз, пока не заделает

пролом и не укрепит основание. Это занятие не только не утомляет его, но даже ему нравится.

   В облике Амина есть что-то от амфибии. Высокий, тощий, с широкой, выпяченной вперёд

сильной грудью — грудью, вмещающей много воздуха, с животом, то втянутым, то вдруг

надутым, с длинными руками и широкими, точно весла, ладонями, длинноногий, он

укорачивается и удлиняется в воде, отталкиваясь, точно лягушка, пружинами всех своих

суставов. На скользкой коже нет ни волоска — наследие далёких предков рода Амина,

происходившего, согласно молве, от рыб. Выйдя из воды, он не ходит мокрый, но мигом

высыхает. Кожа, выдубленная ветром и солнцем, покрывается словно чешуей: поры забиты

илом и всякой грязью, о которую он постоянно трётся в заводи. Он коротко острижен, бреет

бороду, чтоб, поднявшись из глубин, смотреть во все глаза, чтоб пряди волос ему не мешали.

Он самый большой рыбак тех мест, его предки владели по крайней мере тремя четвертями этой

заводи — всеми бродами, складами и рыболовными снастями, а он стал сторожем в запрудах

Почовелиштя и был доволен и этим, рад, что может иметь дело с водой и с рыбами.

   Прошла почти неделя... Амин в своей засаде следил за событиями, когда вдруг запруда под ним

заколебалась от жестокого удара и, казалось, готова была обрушиться. Сквозь клапаны садка,

хрустнувшие на петлях, вкатилось что-то огромное; он едва увидел спину чудовища, она

мелькнула, извиваясь, на поверхности и погрузилась в омут.

   Это было нечто необычное и нежданное.

   Рыбы из породы тех, что держатся у дна, испуганно всплыли целой стаей и юркнули кто куда.

   «Громадный сом»,— подумал Амин. Такое случалось в его рыбачьей жизни. Должно быть,

это тот, который вот уже несколько лет опустошает заводь занимаясь грабежом и пугая

купающихся детей. И Амин обрадовался. Он поборется с чудищем и изловит его. Только бы

оно, беря приступом запруду, не сломало садок...

   Чудовище не лежало спокойно. Новые стаи рыб, которые оно вспугнуло, поднялись на

поверхность и теперь метались взад-вперёд.

   «Видно, буйный»,— подумал рыбак.

   Задняя запруда снова сотряслась несколько раз; потом задрожала передняя. Сердце Амина на

мгновение застыло... И снова тишина во всём омуте... Чудовище не подавало о себе знаков. Это

ещё больше обеспокоило рыбака. Что там делает в глубине этот дьявол? Что замышляет? Где

подрывает плотину? Амин потерял покой. Десятки раз в день и столько же ночью он опускался

под воду. Вначале вне запруды, боясь, как бы чудовище не огрело его хвостом и не сломало бы

ему поясницу или не схватило бы зубами. И он наблюдал за основанием запруды только со

стороны рукава, укреплял её камнями, ставил подпорки. А потом снова возвращался на свои

мостки, чтобы следить за движениями чудовища. Однако Амину не удавалось его увидеть.

Чудовище держалось на дне и не кидалось преследовать добычу.

   «Видно, сытый,— подумал Амин. — А может, и слишком старый. Любит поспать... Оно и

лучше!» Он снова осмеливался спуститься в садок и там проглядел все глаза, чтобы увидеть

призрак; но сквозь тёмное стекло воды не просвечивала даже гигантская тень. И всё-таки он

встревожил добычу, ступая по держащимся у дна рыбам.

   У второй запруды их собралась целая стая; если б не подпорки снаружи, плотина бы рухнула.

Внизу были карпы побольше и потише; над ними — сомы, всегда полные жизни, хищные,

выше — молодые сомята; и ещё выше — маленькие, юркие, проворные рыбешки. И надо всеми

— толпы неистовой плотвы. Опираясь хвостом на нижние слои воды, рыбы напрягаются,

изгибаются, устремляются вверх и с плеском падают назад. Иногда, если вода поднимается,

они выныривают так высоко, что даже показываются над водой.

   Амин дни и ночи пытался изловчиться и поймать чудовище в одиночку, чтобы

продемонстрировать смелость и умение, которое ему, первому рыбаку тех мест, слишком давно

не приходилось выказывать. И он хорошо знал, что напрасно старается: ловить было нечем,

разве что голыми руками. Но кто знает, чего можно добиться усердием? И он не терял

надежды. Иной раз он стоял на берегу рядом с чудовищем и поджидал его: если оно покажется,

Амии вонзит в него багор... Он понимал, что это наивно, для чудовища удар багра меньше, чем

укус блохи. Но это успокоило бы его, погасило бы его нетерпение.

   В конце концов им овладело какое-то безумие. Он даже опустил ногу в воду и долго болтал ею,

как приманкой: может быть, привлечённое запахом человечины, чудовище кинется к нему. Но

не успеет оно схватить ногу Амина, как тот ударит чудовище багром. Однако и эта хитрость не

помогла. Гигант неизменно держался на дне. Что он там делал? Он не заснул — мёртвый, он

всплыл бы и плавал на поверхности в окружении стаи наглых рыб... А если ему взбредёт в

голову уплыть? И Амина одолевает страх, как бы чудовище не толкнуло запруду и не повалило

бы её, а то, пожалуй, ещё продырявит садок и скроется.

   Он не ел и не спал, не расставался с багром, камнями и мешками с гравием, то и дело укрепляя

ими запруду.

   Среди недели к нему приехала на лодке жена, привезла кукурузную муку и продукты. В чистом