вот суровую красоту и мягкую прелесть этих долин —

все это он открывал впервые.

— К вам гости, Зелимхан, — услышал он вдруг

знакомый голос.

Раздвигая густую листву кустарника, на поляну

вышел рыжеволосый Элмарза. Лицо его светилось

счастливой улыбкой. Следом за ним шел Муги, который тут

же бросился в объятия отца. Бици с маленьким Омар-

Али на руках стояла, покраснев от смущения, не зная,

как ей быть: она не могла обнять мужа в присутствии

постороннего человека. Да и сам Зелимхан, так долго

мечтавший увидеть жену и детей, встретил их

по-мужски сдержанно, одной лишь улыбкой. Но по румянцу,

выступившему на его щеках, можно было угадать его

радость. Он ласково глядел на своих сыновей.

— Я пойду и покараулю там, внизу. А вы отдохните

и поговорите, — сказал Элмарза и ушел.

Бици усадила маленького Омар-Али на

разостланную бурку и, разговаривая с мужем, вынесла из

пещеры медную кастрюлю, помыла ее, наполнила холодной

водой и, бросив туда несколько кусков сушеного мяса,

поставила на огонь, горевший у входа.

— Ты любишь это блюдо, — сказала она, —

поэтому я специально привезла немного муки.

Пока закипала вода в котле, жена присела около

Зелимхана, взяв сына на руки. На ее сравнительно

молодом лице сейчас играл румянец, она была довольна и

спокойна. Маленький Омар-Али развлекал всех.

Широко открыв большие темно-карие глазенки, он с интере-

сом прислушивался к пению птиц и рокоту реки. Потом

это ему надоело, и он начал капризничать. Больше всех

им занимался Муш. То развеселит смешным словом, то

возьмет за ножку и пощекочет ее или покажет какую-

нибудь незнакомую вещицу, чтобы отвлечь внимание.

Зелимхан с нежностью посматривал на сыновей, не

подозревая, что старший из них через десять лет

погибнет в отряде рабоче-крестьянской армии, защищая от

врагов отца первое свободное государство трудящихся.

Младший же — Омар-Али — еще через четверть века,

работая в органах Советской власти, также отдаст свою

жизнь за интересы народа. Но мог ли сейчас предвидеть

больной абрек такое?

— Как вы устроились в Грозном? — спросил

Зелимхан у жены, снимавшей пену с кипящей воды.

— Хорошо, — ответила Бици. — Шахид Борщиков

нашел нам квартиру. Нас никто не трогает.

— А трудно пришлось вам в Сибири?

— Нет, не особенно, — сказала она. — Туда и

обратно везли на поезде, кормили тоже неплохо. — Бици

подлила в котел свежей воды и продолжала: — Там

много было ссыльных людей, все они такие добрые.

Была у меня там подруга — Валентина Михайловна, так

она больше меня заботилась о наших детях.

— Дада, она учила меня читать и писать

по-русски, — вдруг вмешался Муш. — А теперь в Грозном я

буду ходить в русскую школу.

— Это хорошо, — улыбнулся отец. — Значит, у

меня будет свой писарь, чтобы писать генералам и

царю.

— Я еще плохо знаю грамоту, — признался Муги.

— Вот выучусь и тогда напишу царю, чтобы он оставил

тебя в покое.

* * *

Зелимхан неожиданно встал и, взяв винтовку, ушел

в лес. Вернулся он, когда уже стемнело.

— Куда же ты ходил? Раза три подогревала еду в

ожидании тебя, — ласково упрекнула Бици мужа и

поставила перед ним отварное мясо с галушками и

чесночным настоем.

Дети как сидели на бурке, так там и уснули.

— Накормила их? — спросил он вместо ответа и,

сн'яв с себя черкеску, укрыл ею детей.

— Конечно, накормила. Все ждали тебя, утомились

и вот уснули.

Ел Зелимхан очень вяло, без аппетита.

Чувствовалось, что он чем-то встревожен.

— Что же ты так плохо ешь? Может, мясо не

нравится? — спросила Бици. — Прими свое лекарство и

запей вот этим, — она поставила перед ним глиняную

чашку с горячим бульоном.

— Плохо мне от этого лекарства, — сказал

Зелимхан, беря чашку.

— Почему?

— Все только потею и с каждым часом слабею от

него.

— Тогда не пей его. Может, и так обойдется, аллах

смилостивится над нами.

Покончив с едой, Зелимхан взял «а руки сонного

Омар-Али, разбудил Мути и сказал жене:

— Возьми эту бурку, из пещеры ковер и иди за

мной. Лучше переберемся в более безопасное место.

— Все никому не веришь? — тихо сказала Бици.

Зелимхан не ответил, только взглянул на жену и

пошел в лес. Шагах в двухстах от пещеры у абрека

оказался уютный шалаш, крытый свежим сеном. Уложив

детей, он вышел навстречу жене, которая несла ковер

и бурку.

— Людям я всегда верю, Бици, — сказал ей

Зелимхан печально, — но ведь предатели — не люди. В этом

все дело.

Бици и так была огорчена своей неосторожной

фразой. Она молча вошла в шалаш, проверила, хорошо

ли укрыты дети, потом вышла и безмолвно

опустилась рядом с мужем, сидевшим на разостланной

бурке.

— Там, в Сибири, с нами было много ссыльных, —

сказала она после длительного молчания, — они

говорили, что скоро уберут царя и тогда все люди будут

жить свободно, а такие, как ты, окажутся © большом

почете...

— Со дня своего рождения слышу эти разговоры о

овободе народа. Я мало верю им, — холодно оборвал ее

абрек. Он положил рядом с собой винтовку и прилег

на бок.

Минуты две они молчали, слушая тишину леса.

— Бици, — вдруг заговорил Зелимхан дрогнувшим

голосом, — выслушай меня и исполни все, что я

скажу.

— Если позволит аллах, — откликнулась жена.

— Если вдруг меня не станет, из тех денег, что мы

собрали для поездки в Турцию, часть пошли своим

друзьям в Сибирь, чтобы они не голодали...

— Ты говоришь так, будто собираешься умирать, —

с тревогой перебила его Бици.

— Сон плохой я видел, — абрек слегка наклонился

к жене.

— Но ты же ие веришь онам.

— Нет, не к добру это, — вздохнул Зелимхан, — или

убьют меня или лихорадка затреплет...

— Ну что ты. Не надо, не говори так, — обняла она

его за плечи.

— Я бы рад молчать, да, видно, на то воля аллаха,—

сказал он, вглядываясь в лес. — Детей береги. Скоро

Муги станет большой и будет тебе помощником. Сделай

все, чтобы он не пошел по мо:им следам.

— Ну хватит об этом, мне и без того страшно, —

взмолилась Бици. Она не могла примириться с мыслью,

что ему, с такой прекрасной душой и сильным телом,

суждено погибнуть. «Нет, этого не может быть», —

твердило ей сердце.

А Зелимхан не слушал ее и все говорил, говорил.

— ...Построй домик, купи корову. Надеюсь, хорошие

люди помогут вам уладить наши кровные счеты. Да и

что спрашивать с вас — женщин и детей. Зачем

плачешь, глупая? Не плачь, тебе не идут слезы, — он

приласкал жену.

...Ночь была тихая. Будто охраняя их, звезды

глядели с глубокого синего неба, а лунный серп прилег на

самую высокую вершину.

Уставшая с дороги Бици немного вздремнула. Там

внизу, у дома Элмарзы, лаяла собака. Зелимхан еще

долго сидел, любуясь рассветом в горах. Затем,

разбудив жену, он сказал:

— Пора уходить, собери детей. Элмарза должен

проводить вас так, чтоб никто не заметил.

— Ты ведь веришь ему и как-нибудь придешь в его

дом? Нельзя же ночевать только в лесу.

— Ему верю и приду, — сказал абрек.

В ночной тишине где-то тоскливо ухнула выпь.

Неспокойно зашевелились птицы, дремавшие на ветках

деревьев.

В этот поздний час Элмарза пригласил Зелимхана к

себе на ужин.

Харачоевец сидел на грубо отделанном войлоке у

закрытого окна и, сотворив вечернюю молитву, тихим

голосом пел свою любимую песню о герое Балу,