который низверг жестокого черкесского князя:

Песня эта всколыхнула душу Зелимхана. Она

клокотала в нем, как воды Аргуна меж камней и скал,

шумела, как ветер, над горными вершинами. У абрека

даже перехватило дыхание. Если смерть не настигла его в

пещере Цонтароевских гор, если судьба из Ногайской

степи привела его снова .в родные места, значит, аллах

судил ему еще жить. Нет, он еще сядет в седло, еще не

раз, выхватив из ножен шашку, бросится на защиту

бедных и обездоленных...

Во дворе вдруг залаяла собака. Абрек сразу

оборвал пение и прислушался. Он попросил хозяина узнать,

что потревожило собаку. Элмарза послал жену, та

вернулась и сообщила, что на улице все спокойно. Через

некоторое время собака залаяла вновь, теперь она уже

захлебывалась от ярости, рычала и онова принималась

злобно лаять. Тогда во двор вышел Элмарза и долго не

возвращался.

— Что там могло случиться? — забеспокоилась

хозяйка, услышав глухой шум на чердаке. Она бросила

половник, которым собиралась вынуть из котла

галушки, и, тревожно взглянув на Зелимхана, выскочила во

двор. Но тут же вернулась бледная, с трясущимися

руками и, задыхаясь, прошептала:

— Дом окружили солдаты!

Схватив винтовку, Зелимхан стремительно выскочил

в сеии. И сразу совсем рядом, за его спиной, прогремел

выстрел. Неестественно откинувшись назад, абрек слег-

ка покачнулся, но тут же выпрямился и, почти не

целясь, послал пулю на чердак и еще четыре — на улицу.

После этого, нагнувшись, он не вышел, а волчком

выкатился во двор...

Солдаты с криком «ура» повылезали из своих

укрытий и открыли беспорядочную стрельбу. Отстреливаясь

на ходу, Зелимхан бросился к стогам кукурузной

соломы и укрылся в них.

В ту же минуту дождь, собиравшийся весь день,

полил как из ведра. Сверкнула молния, осветив цепь

солдат, сомкнувшуюся вокруг абрека. «О аллах, само

небо покровительствует мне!» — подумал Зелимхан,,

стреляя туда, где успел заметить офицера. И тут он

громко и страстно запел доа. Что-то жуткое было в

этом пении, даже солдат пробрала дрожь. Вновь

блеснула молния, и в пяти шагах от себя абрек разглядел

труп офицера. В темноте, казавшейся после молнии

еще более непроглядной, Зелимхан перебежал к

другому стогу. Бежать дальше не хватало сил, ноги не

слушались его. Мокрая от крови и дождя рубашка

прилипала к телу. Не выпуская из рук винтовку, он

прижался к стогу раненой спиной и зорко всмотрелся в

темноту.

Опять со всех сторон загремели выстрелы. Но едва

кто-нибудь из солдат пытался приблизиться к

заветному стогу, невидимый абрек вскидывал винтовку, и

очередной смельчак падал на землю. Несмотря на окрики

офицеров, желающих идти на верную смерть оказалось

немного, и скоро перестрелка прекратилась.

Воцарилась напряженная тишина. Только из дома Элмарзы

доносились женский плач и причитания. Это плакала

жена Элмарзы: пуля, посланная Зелимханом на чердак,

поразила предателя в сердце.

Шли часы, и солдатам представлялось, что абрек

давно мертв, но суеверный ужас перед ним был столь

велик, что все предпочитали дождаться утра, чтобы

увидеть его труп.

Но едва в предрассветном тумане стали

вырисовываться окружающие предметы, словно из-под земли

перед солдатами появился Зелимхан.

— Эй, господа офицеры, взгляните сюда! — крикнул

абрек. — Меня не берут ваши пули! А сейчас пора

утренней молитвы.

И он громко запел:

Это было так неожиданно, что солдаты застыли в

ужасе, не веря своим глазам.

— Не слушайте его, у этого разбойника нет бога! —

крикнул кто-то из офицеров и скомандовал:

— Огонь!..

Грянул залп, и Зелимхан упал как подрубленный.

Но в тот же миг снова вокочил на ноги и выпустил еще

пять смертельных пуль в своих врагов. Дальше все

происходило, как в фантастическом сне: раздавался залп,

абрек падал, как заколдованный, вставал, и снова

гремели его выстрелы. И так продолжалось минут

двадцать. Наконец он упал и не встал. Но когда один из

офицеров с криком «ура!» устремился к нему, Зелимхан,

видимо, не в силах поднять винтовку, сразил его

выстрелом из браунинга.

Все было уже кончено: ноги его подкосились, и он

опустился на колени. Кровь текла из его

многочисленных ран так, что он походил на какой-то красный

призрак. И все же Зелимхан встал во весь рост и, громко

читая Ясын1, пошел навстречу подползавшим к нему-

солдатам.

— Ложись, ложись! — истерически крикнул Киби-

ров, прячась за стог соломы.

А Зелимхан шел на врагов и читал:

— Ясын вал-гсуранил хаким, иннакала минал мур-

салийм...

_______________________________________________________________________

1 Ясын — отходная молитва, обычно читаемая по-арабски на

смертном одре или на могиле умершего.

Еще выстрел — и Зелимхан рухнул на свою

винтовку. Оборвались слова Ясына, но еще долго никто из

солдат и офицеров не решался подойти к нему, на всякий

случай всаживая десятки пуль в мертвое тело абрека.

Потому что и мертвый он казался своим врагам живым.

Когда Муслимат, придя из магазина домой, со

слезами на глазах сообщила матери, что газетчики на

улицах Грозного кричат об убийстве солдатами Кибирова

абрека Зелимхана, Бици просто не поверила.

— Успокойся, доченька, — сказала она довольно

спокойно, — ничего дурного с твоим отцом не

произошло.

— Как же, мама, я сама видела эту газету, —

плакала Муслимат.

— Эти газеты уже много раз извещали свет о

гибели твоего отца. А он оказывался потом живым и

невредимым. И сейчас царские чиновники хотят похвастаться

перед людьми.

Бици и правда с годами поверила в неуязвимость

Зелимхана для врагов, но вскоре после разговора с

дочерью в дом к ней явился важный чиновник и

предложил вместе с ним отправиться в Шали, чтобы опознать

труп мужа. Но и к этому Бици отнеслась спокойно,

даже заявила, что ей в Шали нечего делать. Однако вес

же поехала туда по настоянию Зезаг, которая после

гибели Солтамурада верила всяким снам и дурным

предчувствиям...

Стояла грустная пора осеннего листопада. В Шали

на базарной площади собралось множество военных

разных чинов, а у их ног действительно лежал

безоружный мертвый Зелимхан. Бици сразу уанала его. Кровь

отхлынула от ее лица, еще чернее стали темные глаза,

брови насупились. Дрогнули колени, а худые жилистые

руки схватились за сердце. Но сердце не выдало ее, и

на вопрос полковника: «Узнаете его?» — жена знамени-

того абрека отрицательно покачала головой. Увидев

бледное и суровое лицо матери, Муслимат тоже сказала:

— Нет, это не наш отец.

Только Зезаг призналась, что это и есть Зелимхан.

Бици так и не промолвила ни слова. Она стояла,

полагая, что ей отдадут труп мужа, дабы она могла

похоронить его.

Нет, штаб-ротмистр Кибиров не собирался отдавать

овою добычу. Как главный герой сегодняшнего дня, он

важно восседал на стуле впереди собравшихся,

возвышаясь над мертвым Зелимханом и довольный своей

жертвой. Но на молчаливую толпу крестьян он

поглядывал настороженно и недоверчиво. Их хмурые лица

невольно внушали ему страх. А тут еще письмо от

однокашника по кадетскому корпусу, в котором тот сообщал

о своем участии в подавлении крестьянского бунта