опиравшийся на деревянный костыль. Его изможденное бледное

лицо с застывшей миной жалостливой мольбы

подкарауливало прохожих. Одни брезгливо морщились и,

сторонясь, проходили мимо, другие бросали потертые

пятаки в замусоленную кепку, которую держал нищий в

вытянутой руке. Хозяйки, возвращавшиеся с базара, иной

раз совали ему куски хлеба. Свободной рукой калека

поднимал с земли черный запыленный мешочек и

прятал в него хлеб.

Откинув полу бурки, Зелимхан достал из кармана

несколько медных монет и бережно опустил их в кепку

нищего, то же самое сделал и адвокат. Купец же,

поморщившись, прошел мимо и, с укоризной глядя на

товарищей, остановился, поджидая их.

— А что же это вы, Далгат, не дали нищему

пятака? — спросил Зелимхан, кашлянув, словно у него

застряло что-то в горле.

Далгат не сразу собрался с ответом.

— Я-то? — переспросил он наконец, делая вид, что

даже не понимает, о чем идет речь.

— Конечно, вы.

— Аллах не сочтет за милосердие то, что делается

для таких тварей, — ответил купец брезгливо.

— Почему? — удивился абрек.

— Это же грязный гяур...

— Что вы говорите? — пораженный Зелимхан

остановился и грозно взглянул на купца.

— Да разве вы сами не понимаете? — отвечал тот

ворчливо. — Впрочем, вы, кажется, в русской армии

служите, вот и перестали отличать гяуров от мусульман.

— В таком случае это вы — плохой мусульманин,

Далгат, — сказал абрек твердо.

— Почему?

— Потому, что нищий этот прежде всего человек, а

не гяур. Вы же двойной грех на себя берете! Первый —

отказываете дать нищему медный пятак, второй —

оскорбляете чужую веру. Это мусульманину не

положено.

— Знаю я их! — огрызнулся купец растерянно.

— Вечно только просят, бездельники, одно слово!

— Вот где можно много заработать, — перебил их

адвокат, останавливаясь на углу Дворянской улицы

возле афишной тумбы.

— А что это такое? — заинтересовался харачоевец.

— Начальник области обещает восемнадцать тысяч

рублей золотом тому, кто принесет ему голову абрека

Зелимхана, — отвечал адвокат, забыв о присутствии

купца.

— Какой начальник? — абрек взял адвоката за

рукав.

— Генерал Михеев, начальник Терской области, —

ответил Шараев. — Смотрите, вот здесь написано... — и

он пальцем правел по строчке.

Зелимхан с живым интересом разглядывал

объявление, даже потрогал рукой, будто стараясь на ощупь

понять его содержание. Вдруг он обернулся к адвокату и

спросил:

— Данильбек, есть у вас карандаш?

— Есть. А что?

— Напишите вот так, сверху, — он провел пальцем

наискось объявления.

— Что? — удивился Шараев. Купец в это время

стоял чуть в стороне, но слышал весь разговор.

— Пишите, — приказал Зелимхан сердито, — что я

внимательно читал эту бумагу. С ценой не согласен.

Добавлю от себя еще восемнадцать тысяч тому, кто

меня поймает. И подпись — Зелимхан.

По спине купца забегали мурашки. Он топтался

на месте, не решаясь убежать, хотя только это желание

и было у него сейчас. А адвокат, стараясь перевести

все это в шутку, улыбнулся неестественно и сказал:

— Что вы! Нельзя этого делать. Нас сейчас же

арестуют. Доказывай потом...

— Пишите, пишите говорю! — Зелимхан толкнул

адвоката к тумбе. — Делайте то, что я говорю, не

пожалеете!

Шараев все же медлил, но абрек так грозно и

выразительно глянул на него, что тот, достав из нагрудного

кармана черный карандаш, крупными буквами вывел

наискось через все объявление: «Я внимательно читал

эту бумагу, с ценой не согласен... Зелимхан!»

Купец, стоявший на краю тротуара, умоляющими

глазами смотрел на адвоката, но, заметив в его глазах

ту же растерянность, перевел взгляд на Зелимхана,

который стоял как грозный судья и готов был отдать

суровый приказ самому генералу Михееву, если бы тот

оказался здесь.

С перепугу купец, еле передвигая непослушные ноги,

тащился рядом со своими спутниками, и голова его

кружилась, будто его ударили чем-то тяжелым.

Пройдя еще несколько улиц, Зелимхан, довольный

своей выходкой, попрощался с адвокатом и быстро

ушел. Жалобу его Шараев обещал отправить

генералу.

— Обманул он меня, — тоскливо сказал адвокат

купцу, когда они остались одни. — Выдал себя за моего

родственника из Алазани.

— И ты не знал, что он абрек Зелимхан? — еле

проговорил перепуганный Далгат.

— Нет, конечно, — соврал адвокат.

— А мне он с самого начала показался

подозрительным. А какой грозный человек. Такой сотрет любого

генерала в порошок. Вот он, оказывается, какой —

Зелимхан!

«Хорошо, что он напугал тебя», — подумал Шараев.,

а вслух сказал:

— Если власти дознаются об этой встрече, нам

обоим не сносить головы. Так что ты лучше помалкивай,,

мы с тобой ничего не видели, не знаем...

— Но ведь нас люди видели! — схватился за голову

купец. — Может, лучше пойти сейчас же в полицейский

участок да рассказать там все, и они поймают его. Он

недалеко ушел.

— Ты что говоришь? Подумай, — зашипел

адвокат. — Он уже далеко отсюда, за городом, а нам с

тобой достанутся хлопоты. Запомни, — прошептал он

купцу на ухо. — Молчание — золото!

Повесив Саламбека из Сагопши, генерал Михеев не

почувствовал ожидаемого облегчения. В вверенной ему

области стало еще хуже: Зелимхан, как бы в отместку

за Саламбека, в тот же день убил князя Андрекова —

одного из людей, с которыми генерал дружил семьями.

С тех пор Михеев был сильно не в духе. Приезд же

генерала Шатилова окончательно вывел его из

равновесия. В решении наместника Кавказа прислать на

Терек своего помощника Михеев усматривал недоверие,

попытку подменить его. С этого момента все вызывало

у него раздражение.

Большой и уютный кабинет Михеева помещался на

втором этаже. После недавнего ремонта в нем пахло

свежей краской.

Генерал сидел за большим письменным столом,

обитым зеленым сукном. На столе рядом с бронзовой

фигурой ермоловского солдата стоял бронзовый же

чернильный прибор.

Напротив Михеева в кресле расположился его

помощник по гражданским делам — немолодой

подполковник. Он негромко докладывал генералу о

положении в области. Когда доклад был закончен, уже

складывая бумаги в папку, подполковник сказал:

— Осмелюсь доложить, Спиридон Петрович, что в

городе ходят слухи о возможном нападении Зелимхана

с целью похищения вашей дочери. Утверждают, что он

потом предложит вам вернуть ее лишь в обмен на свою

семью.

Генерал поднял голову, его бесцветные глаза встре-

воженно уставились на помощника.

— Этого еще не хватало! — Михеев растерянно

опустил руки. — Вы хоть понимаете, что говорите? — и

он встал.

— Да, ваше превосходительство, — помощник тоже

поднялся, — именно поэтому я счел нужным сообщить

вам.

Михеев подошел к окну и погрузился в мрачное

раздумье.

— Нет, этот разбойник не решится на такой шаг, —

сказал он наконец, не отрывая глаз от ветки,

качающейся за стеклом. — Это просто обывательские разговоры.

Что он, жизнью не дорожит, этот Зелимхан?!

— Позвольте заметить, ваше превосходительство, —

вежливо заговорил помощник, — что, вероятно, так

думали и в Кизляре, когда...

— Вы за кого меня принимаете, господий

подполковник, — насупился генерал. — Здесь не Кизляр, а

Владикавказ. Понимаете, Владикавказ!

— Так точно, ваше превосходительство,