Но сладкому житью в Джалланде скоро пришел конец – меня назначили офицером полевой связи, то есть попросту фельдъегерем, и в течение следующих месяцев я изрядно помотался с депешами и приказами по всей границе, иногда по двенадцать часов на вылезая из седла. Непосредственного участия в боевых действиях я не принимал, однако новая должность позволила мне побывать во многих горячих местах и многое повидать. Тем не менее я думаю, что воспоминаниям этого периода не место в книге о дикой Африке; англо-бурская война велась в основном европейцами против европейцев, и я упоминаю о ней лишь для того, чтобы точнее передать обстановку в стране в те годы.

В июне 1901 г. закончился срок моей службы в Горной полиции Наталя, и я решил перебраться в Германскую Юго-Западную Африку. Самым быстрым и надежным считался путь по морю.

Жизнь в портовых городах Южной Африки была очень оживленной. Солдаты и офицеры, прибывшие в короткий отпуск с театра военных действий, торопились истратить свое золото, пока их не настигла пуля бородатого бурского снайпера; клубы, пивные и рестораны были открыты круглосуточно. И повсюду броские плакаты приглашали всех желающих на вербовочные пункты – шел набор добровольцев.

Вербовка происходила следующим образом. Уполномоченный офицер сидит за столом. К нему приближается человек, явно страдающий от многодневного похмелья. Назвавшись, он кладет на стол матросскую карту – документ, удостоверяющий, что он уволен с корабля и у судовладельцев нет к нему никаких претензий. Внешний вид бумаги явно свидетельствует, что она была куплена в каком-нибудь портовом кабаке; не менее очевидно и то, что корабль, с которого дезертировал этот матрос, еще стоит в гавани. Но формальности соблюдены, офицер протягивает новобранцу контракт, и тот подписывается. Теперь возникает вопрос о роде войск, наиболее подходящем для новоиспеченного вояки. Все попытки выяснить его склонности и навыки наталкиваются на подозрительно уклончивые ответы. Наконец отчаявшийся вербовщик спрашивает:

– А ездить верхом вы умеете? – и слышит твердое «нет».

Офицер облегченно вздыхает:

– Ладно, тогда записываем вас в команду снайперов.

С приходом следующего кандидата вся история повторяется, но с одним изменением: поскольку доброволец сообщает, что не умеет стрелять – это единственное, что он утверждает с достаточной уверенностью, – то его зачисляют в иррегулярную кавалерию.

Наконец, взойдя на гостеприимный борт уютной старой «Гертруды Верман», я отплыл в Свакопмунд. При взгляде с моря этот город производит довольно приятное впечатление, которое быстро рассеивается, когда сходишь на берег. Песок под ногами, песок в пище, песок в постели – повсюду ничего, кроме песка. Я остановился в лучшем отеле города, он назывался «Князь Бисмарк» и был построен из старых ящиков из-под виски. Правда, как во всяком приличном отеле, там имелся бильярд, но, увы – один лишь стол. Шаров не было, и постояльцы развлекались, закатывая в лузы пробки от пивных бутылок.

Поначалу я собирался поступить на военную службу в Германской Юго-Западной Африке, но оказалось, что для этого требуется дать обязательство в течение десяти лет не покидать колоний. Такое условие меня не устраивало, к тому же я получил телеграмму, из которой явствовало, что дома срочно необходимо мое присутствие.

И вот я опять взошел на корабль, чтобы после четырехлетнего отсутствия вернуться на родину.

«Зов Востока», воспетый Киплингом, знаком всем, кому посчастливилось хоть раз в жизни странствовать под пальмами. Едва закончилась моя служба, я вернулся в Африку. И моя любовь к ней нисколько не умерялась сознанием правоты того английского писателя, который сказал: «Африка – это реки без воды, птицы без песен, цветы без запаха; это мужчины, не знающие чести, и женщины, незнакомые с верностью».

Все так. Но летом 1902 года я опять сошел на африканский берег.

Это было тяжелое время. Только что закончилась англо-бурская война, и страна лежала в развалинах. Шансов на получение постоянной работы было немного. Правда, я получил несколько весьма заманчивых предложений, но все они касались будущего, «когда все войдет в нормальную колею», а в данный момент никто из знакомых не мог предоставить мне никакого оплачиваемого занятия. Помыкавшись неделю-другую, я решил вернуться на службу в Горную полицию и подождать на государственном довольствии – не подвернется ли впоследствии что-нибудь поинтереснее.

Возвращение в ряды НГП прошло без всяких осложнений – все были мне рады, и наоборот. Первое время моя служба проходила в Хардинге (в Грикваленде), затем меня перевели в Каломо, в Северо-Западную Родезию. Там меня и настигла телеграмма от полковника Мензела, ознаменовавшая поворотный пункт в моей жизни. Телеграмма гласила:

«Выгодное поручение. Оплачена дорога до водопада Виктория. Прекрасные возможности для продвижения по службе.» Подпись – Мензел.

Я спешно вернулся в Питермарицбург. Затем доехал до Дурбана, оттуда пароходом до Ист-Лондона и, наконец, поездом через Кимберли – до водопада. Четырехдневное «путешествие» было утомительным, но не настолько, чтобы сделать меня нечувствительным к великолепному зрелищу, впервые открывшемуся передо мной. Замбези, имеющая здесь ширину 30 м, с гулом низвергается со 120-метровой высоты. Белые клубы пара, поднимающиеся над водопадом, прекрасно соответствуют его туземному названию – Мозиоатунга, «дымящаяся вода». Строительство висячего моста через водопад к тому времени только начиналось. Работы велись на обоих берегах, и казалось, что из прибрежных скал сами собой вылезли куски стального скелета; им предстояло соединиться над серединой реки.

Замбези образует естественную границу между Северной и Южной Родезией. В свою очередь, Северная Родезия подразделяется на две области: Северо-Западную и Северо-Восточную Родезию, управление которыми осуществляется независимо друг от друга. Первая из названных областей – страна, чье население признает власть – или хотя бы верховенство – короля баротсе Леваники. Однако на практике управление страной осуществляется административным советом, подотчетным губернатору колонии Трансвааль. Страна разделена на округа, во главе которых стоят окружные комиссары; им подчинены заместители, коллекторы и клерки (писаря). Поддержание законности и порядка возложено на «Туземную полицию Баротсе» – военно-полицейские формирования, подобные отрядам аскари в Германской Восточной Африке. Полицейские были одеты в недавно утвержденную новую форму цвета хаки: свободная рубашка с короткими рукавами и шорты; обуви не было. Красный тарбуш на голове завершал обмундирование, сводя на нет маскирующие свойства остального костюма. Вооружение состояло из старых винтовок системы Мартини-Генри; кроме того, имелся тесак, пригодный также для использования в качестве штыка. Местные уроженцы, т.е. чернокожие, имеют звания от ефрейтора до фельдфебеля. Кстати, надо заметить, что новобранцам в Родезии оказывается гораздо легче привыкнуть к английским названиям воинских чинов, чем их коллегам в Германской Восточной Африке – к принятым там арабским терминам (аскари и т.д.).

Большинство местных жителей – баротсе; это племя населяет долину Замбези от водопада Виктория до устья Кабомпо. О происхождении баротсе пока нет единого мнения; известно лишь, что они пришли с севера. Есть основания считать баротсе отделившейся ветвью племени бафуто. Это подтверждается и сходством языков, не раз отмеченном многими путешественниками. На протяжении десятков поколений (иначе говоря, сотен лет) баротсе управляются единой королевской династией. Нынешний ее представитель, Леваника, по-прежнему называется королем, являясь на деле лишь куклой в руках английского правительства; он с самого начала даже не пытался оказывать сопротивление экспансии европейцев. Когда белые впервые появились в его стране, Леваника отправил послов к Киаме, королю бечуанов, спрашивая, как ему поступить. Киама ответил: «Посмотри на участь Кетчвайо и Ловенгулы: они начали войну с белыми и были сметены. Я не мешал продвижению белых – и сегодня остаюсь повелителем в своей стране!» Такой совет пришелся по сердцу осторожному Леванике. Он оказал европейцам дружелюбный прием и добровольно объявил себя вассалом английской короны. В результате сговорчивый чернокожий владыка удостоился особой чести: он был официально приглашен в Лондон на торжества по случаю коронации Эдуарда VII.