Мне удалось разглядеть большое темное пятно на боку у слона – это оказалась нашлепка из влажных водорослей. Все стало ясно: слона ранили охотники – не исключено, что те самые встреченные мною вахехе, выступавшие под флагом неведомого «Мгоголло из деревни Макадаи». Теперь, укрывшись в своем болотистом царстве, старый властелин джунглей понемногу оправлялся от ран, прикладывая к ним холодный пластырь из тины. И отныне, скорее всего, плачевной будет участь новых охотников, которые попытаются добыть эти громадные бивни. Память у слонов лучше, чем у людей, и если старый гигант поправится, он станет очень опасным противником даже для европейца, вооруженного современной винтовкой.

Наконец мы не выдержали. Подобраться к животным на расстояние верного выстрела не составило бы труда – но что толку, если мы все равно не сможем воспользоваться своими трофеями! Потревоженные стада придут в движение, а наши возможности для отступления или иного маневра были бы крайне ограничены. Меня по-прежнему трясла лихорадка, а Хэмминг утверждал, что на болотах не осталось ни одного проклятого москита, который не полакомился кровью. В этих обстоятельствах мы решили возвращаться в «Тембовилль», к Джумбо.

Утром в день выступления в лагерь вихрем ворвался один из носильщиков по имени Асмани. «Слоны! Господин, слоны! Не на болотах, а здесь, в степи, совсем близко!» Схватив ружья, мы поспешили за ним, недоуменно переглядываясь – местность вокруг открытая, и было непонятно, почему все еще не видно обещанного стада. Асмани казался очень растерянным. Дойдя до небольшого деревца, он, запинаясь, объяснил, что «вот отсюда» увидел слонов «вон там», совсем недалеко, и даже подробно описал, сколько и каких животных было в стаде, как они стояли, куда двигались и так далее. Приблизившись на всякий случай к указанному месту, мы убедились в отсутствии хотя бы одного слоновьего следа. Асмани совсем сконфузился и пал духом. Видимо, парень видел мираж.

На обратном пути мы несколько раз встречали небольших бегемотов, лежавших по берегами ручьев в окрестностях «мбуги». Огорченные неудачной экспедицией, ни я, ни Хэмминг не обращали на них особого внимания – мяса было у нас достаточно. Лишь впоследствии я понял, что мы упустили возможность добыть представителя одного из редчайших видов – карликового бегемота.

Джумбо заметно подрос и стал уже настолько ручным, что я решился отправиться в долгий путь к побережью. Оставив в лагере Хемминга, мы выступили ранним утром 16 августа. Мне было грустно расставаться с нашим «Тембовиллем»; он уже превратился в целый городок, стал таким обжитым, уютным и привычным. Целая толпа местных жителей пришла проводить нас и попрощаться; я видел, что они огорчены предстоящим расставанием не меньше моего. Очень многие из них получили здесь медицинскую и иную помощь, а африканцы не забывают таких вещей. Конечно, бывало всякое, иной раз не обходилось без ссор и недоразумений, но никто не таил на нас зла, поскольку мы всегда старались быть справедливыми. И если, например, поступала жалоба на кого-то из наших людей, стащившего кувшин с пивом или несколько початков кукурузы, то мы не только возмещали ущерб, но и наказывали виновного. Так что в целом отношения не оставляли желать лучшего, и грусть из-за нашего отъезда была непритворной.

Джумбо, по-видимому, понял, что и ему предстоит дальний путь, и тоже решил проститься с родной страной. Неожиданно, без каких-либо зримых причин, он лег и принялся кататься и кувыркаться в песке. Пораженная толпа разразилась возгласами удивления и восторга. Я тоже никогда не видел ничего подобного.

Итак, мы отправились. Мне предстояло впервые (со времен римлян) доставить в Европу восточноафриканского слона, и я отчетливо представлял себе те бесчисленные трудности, что ждут нас в дороге.

Начало путешествия было многообещающим. На первой же стоянке выяснилось, что оба моих боя – Калулу и Мунони – сбежали. Теперь предстояло срочно искать повара. Кстати сказать, на примере Мунони хорошо проявились свойственные чернокожим – во всяком случае, людям из племени авемба – понятия о честности. Мунони был казначеем – в его обязанности входило хранение ключа от денежного ящика, где постоянно находилось около тысячи рупий. За день до того, как покинуть нас, он попросил задаток из своего жалованья, кажется, 12 рупий, и я, конечно, не отказал. Сбежав, Мунони прикарманил аванс, но все деньги в ящике, вплоть до последнего геллера, остались в целости, а ключ он вручил одному из слуг для передачи «господину». В общем, такие представления о денежных делах и собственных обязательствах можно назвать детскими; о подобных случаях мне не раз доводилось слышать и раньше.

На должность повара вызвался один парень из каравана; звали его Эндерама. Оказалось, что сей кулинар способен готовить одно-единственное блюдо – кашу. Но выбирать не приходилось, так как у меня не оставалось ни времени, ни сил на стряпню.

Джумбо шел бодро, сохранял хорошее настроение и отличный аппетит. Неудобство заключалось в том, что он неважно переносил жару, и в часы полуденного зноя еле плелся, замедляя таким образом движение всего каравана. Пришлось так планировать наш маршрут, чтобы длинные переходы по открытой местности происходили вечером или даже ночью. Когда мы проходили мимо селений, слоненок неизменно привлекал всеобщее внимание и быстро завоевывал сердца. В результате ему со всех сторон несли разные лакомства. Как-то раз я недоглядел, и он так объелся молодой фасолью, что этого не выдержал даже слоновий желудок. Поначалу, не зная причины, я перепугался, решив, что слоненок опасно заболел, но вскоре все пришло в норму, и Джумбо опять весело косился по сторонам, высматривая, не собирается ли кто-нибудь его угостить.

Нам предстояла переправа через Руаху, и я беспокоился, не зная, захочет ли он переходить реку вброд, и как побудить его это сделать. Трудности и впрямь возникли, но прямо противоположного свойства. Слоненок с восторгом бросился в воду и шел рядом с людьми, бесстрашно погружаясь все глубже и глубже; на середине реки из воды торчал только кончик хобота, но это его нисколько не обескуражило. А вот выходить на берег маленький негодяй категорически отказался. Он самозабвенно возился и играл в воде, плавал, пускал фонтаны, а когда его попробовали силой вытащить на берег, поднял истошный визг – совершенно как избалованный ребенок, который не хочет идти домой. От воплей он наглотался воды и чуть не захлебнулся, так что пришлось оставить его в покое. Я отправил караван вперед, а сам с Лонгомой остался на берегу и с ружьем в руках нес вахту, охраняя толстокожего пловца от крокодилов – для них слоненок – лакомый кусочек. Наконец Лонгома выманил его на берег кукурузным початком, и мы пустились догонять караван.

На следующий день выяснилось, что наш малыш стер себе ноги. Требовалось срочно принимать какие-то меры, и решено было обуть слоненка. Подобрав четыре прочных мешка подходящего размера, я проложил каждый из них шестью слоями коленкора. Мешки надели на все четыре ноги Джумбо и закрепили, обвязав веревками. В этой обнове он щеголял несколько дней, пока не зажили раны.

Местность, по которой мы теперь двигались, не радовала взгляд. Здесь не было ни зверей, ни птиц. Кругом расстилалась высохшая, плоская, серовато-желтая равнина, лишь кое-где торчали кусты колючего кустарника. Но все же мы шли к морю, а далеко за ним лежит моя родина. Я все чаще думал о Германии, и вот однажды мне показалось, что разыгравшаяся фантазия начинает выкидывать со мной скверные шутки: впереди, за высокими акациями, я увидел колокольню и маленькую часовню. Но это был не мираж: мы подошли к миссии Мадибира. Рискуя здоровьем и жизнью, ценой непрерывных лишений и тяжкого труда, миссионеры хранили заветы христианства в этой бесплодной стране. Ни зной, ни лихорадка не лишили их энергии и доброжелательности. Они приняли нас очень хорошо и особое внимание уделили Джумбо; а на следующий день взглянуть на него пришли сестры из расположенной неподалеку женской миссии.