С особой благодарностью я вспоминаю преподобного Мастерса – он с виртуозной ловкостью починил одно из ружей, которое мы уже собирались отправиться на ремонт в Европу.

Простившись с энергичными миссионерами, мы двинулись дальше и вскоре пересекли границу Государства Конго. Здесь со мной произошел небольшой эпизод, который я теперь вспоминаю с удовольствием, но тогда повергший меня в ярость.

Тропинка, хотя и узкая, была ровно и прямой, так что появилась возможность прокатиться на велосипеде. Вскочив в седло, я нажал на педали и в сопровождении Бобзи неторопливо поехал вперед. Мысли были заняты недавно полученным письмом их Германии, и все привычные инстинкты африканского охотника отступили на второй план. Их приятной задумчивость меня вывело тихое ворчание, перемежавшееся поскуливанием и визгом. Глянув вниз, я увидел, что Бобзи прыгает у колес, всячески стараясь привлечь мое внимание. Умная собачка старалась не зря: в нескольких десятках метров впереди через тропу неторопливо шествовало стадо слонов.

Осторожно притормозив, я соскочил с велосипеда и тут вспомнил, что ружье осталось в караване. В это время справа зашевелились кусты, и два длинных бивня сверкнули на фоне густой зелени. Вслед за первым самцом появился второй; перейдя тропу, они присоединились к стаду.

Ветра не было, и животные пока не обнаружили присутствия врага. Слоны спокойно паслись. Оба самца отошли в сторону и принялись посыпать спины песком. Закончив свой песчаный душ, они во внезапном порыве дружеских чувств переплелись хоботами и теперь стояли рядом, покачиваясь из стороны в сторон и тихонько бурча.

Меня охватило бешенство – оказаться безоружным чуть ли не посреди слоновьего стада, рядом с двумя великолепнейшими самцами! как ни удивительно, в тот миг мысль о собственной беззащитности даже не пришла мне в голову – слоны давно уже стали для меня прежде всего желанной дичью. Я сошел с тропы, и сухая ветка громко хрустнула под ногой. Бурчание разом смолкло, а хоботы поднялись вверх. Видимо, толстокожие почуяли мой запах, но, не видя человека, не очень встревожились. После минутного замешательства старый слон возглавил движение, и все стадо бесшумно и неторопливо скрылось в зарослях.

Успокоившись, я понял, что отсутствие винтовки сослужило мне в данном случае хорошую службу. Мы еще не успели получить разрешение на охоту на территории Государства Конго, и убитый слон мог обернуться штрафом и конфискацией оружия. А будь ружье у меня в руках, я наверняка не сумел бы избежать искушения.

Через день караван достиг Луапулы, которая по справедливости должна была бы считаться второй по длине – после Нила – рекой на Земле. Здесь требуется пояснение. недалеко от озера Танганьика среди болот находят истоки небольшой реки, известной под именем Чамбеши. Вбирая в себя множество ручьев и постепенно расширяясь, она впадает в озеро Бангвеоло и вытекает из него уже под другим названием – Луапула. Становясь все больше и больше, река достигает озера Мверу и опять-таки вытекает из него. Отсюда она несет воды к Атлантике, получив свое третье, всемирно знаменитое имя – Конго.

Переправившись через Луапулу – здесь она уже достигает двухсот пятидесяти метров ширины, и потребовалась целая флотилия каноэ, чтобы перевезти караван – мы решили разделиться. На следующий день Хэмминг с несколькими людьми отправился в форт Розберри, чтобы получить разрешение на охоту для нас обоих, а я с остальными пошел, не торопясь,. к озеру Бангвеоло, где мы собирались устроить лагерь.

Этот отрезок пути доставил мне и моему велосипеду немалые трудности. Местность вокруг была заболочена, и в период дождей слоны обычно пользовались той же дорогой, по которой шел караван. не исключено, что именно толстокожие и проложили ее сотни лет назад – многие караванные пути в Африке идут по старым слоновьим тропам. как бы то ни было, вся дорога представляла собой сплошную цепь ям, и в них одинаково хорошо застревали как ноги носильщиков, так и колеса велосипеда.

Мы достигли Бангвеоло 31 июля 1907 года. Это было первое из великих центральноафриканских озер, увиденных мною.

В последний день пути дорога с каждым часом становилась все хуже – местность была заболоченной, и мы то и дело увязали в грязи. Люди уже совсем выбились из сил, когда впереди замаячила гряда холмов. Болота кончились. Мы прибавили шагу, и вот с вершины холмистой гряды перед нами открылась сверкающая гладь Бангвеоло. Все вздохнули с облегчением, и хотя солнце палило, как прежде, нам показалось, будто от огромного водяного зеркала веет прохладой.

Я подумал о Ливингстоне – как должно было забиться его сердце, когда полвека назад, преодолев бесчисленные опасности, он вышел в эти края, получив наконец доказательство того, что через Центральную Африку протянулась цепь непересыхающих больших озер.

На берегу виднелась деревня, хижины которой отражались в сверкающей спокойно воде. Караван направился к ней. Нас встретил Казома, местный вождь – или, как он себя именовал, султан – представительный мужчина около пятидесяти лет. Он держался спокойно и доброжелательно. Место для лагеря сейчас же нашлось – большая хижина, сооруженная на холме в пяти минутах ходьбы от деревни и служившая местом ночлега путешественникам, выходившим на берег в районе деревни.

Людям требовался отдых после трудного перехода, и несколько дней мы провели в лагере. За это время мы вычистили и починили хижину, построили неподалеку еще одну – для Хэмминга, которого я ждал со дня на день, и завязали первые знакомства. По моей просьбе Казома разослал несколько молодых людей для сбора сведений о слонах. Судя по старым следам, они нередко бродили по берегам озера.

Тем временем я занялся тщательным осмотром своего оружия. После того, как всего ружья были вычищены и смазаны, мне показалось, что боек у 600-го калибра немного стерся. На это можно было бы не обращать внимания, но еще со времен службы в Горной полиции я привык содержать винтовку в идеальном состоянии, а потому заменил боек новым. Увы! Лучшее – враг хорошего, и мне предстояло лишний раз убедиться в справедливости этой поговорки.

Юноши, посланные на разведку, вернулись к вечеру с обнадеживающими известиями, и наутро мы выступили из лагеря. В казанном месте на земле были видны свежие следы крупного слона-самца. Ночью он приходил на водопой к озеру, а перед восходом солнца ушел в заросли.

Уже в дороге я вспомнил, что сегодня пятница. Как и многие другие охотники, я верю в приметы – можно называть это суеверием; во всяком случае, дела, начатые именно в этот день недели, обычно приносили мне одни лишь неприятности. Но возвращаться тоже не хотелось, а увидев следы, я, конечно, позабыл обо все на свете, кроме слонов.

Через полчаса мы оказались в местности, столько же подходящей для охоты, как болото – для верховой езды. Здесь начинались заросли десятифутовой слоновой травы.Велев носильщикам оставаться на месте, мы вошли в узкий проход между зелеными стенами – я, проводник и недавно поступивший ко мне на службу старый охотник по имени Монгоза, из племени авемба.

Видимость упала до полуметра, и приходилось рассчитывать больше на слух, чем на зрение. К счастью, вскоре мы набрели на термитник. Наверное, во всей Африке охотники – белые и черные – бессчетное число раз поминали добром этих трудолюбивых насекомых, сумевших создать такие удобные наблюдательные вышки. Они есть в любом уголке, в саванне и в джунглях, и всегда оказываются кстати.

Взобравшись на термитник, мы увидели слона – до него было около полутора сотен метров. Над травяным морем поднималась лишь спина и голова животного; я оценил его рост примерно в двенадцать футов.

Запомнив направление, мы осторожно двинулись вперед, по ка не подобрались к нему шагов на тридцать. Трава здесь немного реже, и сквозь нее уже смутно виднелись очертания огромного тела. Но в подобных условиях игра света и тени создают такую причудливую картину, что нередко куст или скала выглядят живым существом.