Земля здесь очень плодородная, и валовале прилежно занимаются садоводством. Отсутствие слонов – равно как и других диких животных – дает возможность разводить обширные банановые рощи, не боясь потерять весь урожай в течение одной ночи. Но желудки большинства охотников не перестают тосковать по мясной пище, и валовале, хотя и не признаются в этом, тайком отлавливают и едят собак.

Сделав минимум необходимых закупок (цены, назначенные преподобным Шиндлером, не позволяли особенно развернуться), я посвятил два дня отдыху, воспоминаниям и умеренной выпивке среди друзей-родезийцев, под гостеприимным кровом лейтенанта Линдо.

Как ни хотелось мне отдохнуть еще несколько дней в дружеском кругу, нужно было продолжать путь – в лагере ждал Хэмминг.

Простившись с гостеприимными хозяевами, я покинул крепость. Незадолго до этого Вест и Кинг закупили большую партию маниоковой муки. Продавцов оказался. конечно, преподобный Шиндлер, предоставивший муку по цене 4 пенса за фунт – разумеется, только из любезности. За день до этого туземцы предлагали мне муку по пенсу за фунт в количестве, достаточном, чтобы нагрузить три фургона.

Когда образованный человек, да еще в миссионерском облачении, становится торговцем – дело дрянь! Любая покупка обойдется вам втридорога, и к тому же под маской дружеской услуги. Этот нехитрый прием действует безотказно. Покупатель с вымученной улыбкой благодарит за оказанное благодеяние и мечтает лишь об одном – убраться подальше, в края, где торговцы менее культурны и не столь богобоязненны.

Всего в одном переходе от Нана-Кандундо я имел возможность увидеть в действии – вернее, в бездействии – колониальную политику португальцев. Жители одной из деревень подвергались нападению соседей, а теперь собирались нанести им ответный визит и за все расквитаться. Они обратились ко мне с просьбой о военной помощи и очень огорчились, получив отказ. Я поинтересовался, почему бы им не сообщить о случившемся в крепость, чтобы португальские власти сами наказали виновных. Мне коротко ответили, что это бесполезно. Уже впоследствии я узнал, что по существующим правилам, комендант Нана-Кандундо, прежде чем вмешиваться в туземный конфликт, должен сперва известить свое начальство в Мохико, в трехстах милях к западу, и запросить соответствующее разрешение. Переписка тянулась бы не меньше полутора месяцев, а за это время необходимость срочных мер исчезнет сама собой. В общем, неповоротливость и равнодушие португальской бюрократической машины достойны удивления. Насколько я могу судить, В Африке португальцы добились ощутимых успехов лишь в торговле оружием и рабами.

На ночь караван остановился возле большой деревни, рядом с миссией Калунда-Хилл. Раньше я уже бывал в этих местах, но сейчас потребовался проводник, чтобы обойти гору кратчайшим путем. Можно было ожидать, что здешние ва'лунда, успев привыкнуть к обществу белых людей, поведут себя более дружелюбно, чем лесные жители. Ничего подобного! Наутро, когда я обратился к старейшине деревни с просьбой о проводнике, он привел не меньше дюжины взаимно исключавших друг друга причин, по которым не может удовлетворить мою просьбу. Все это показалось мне каким-то нахальным идиотизмом, и я, потеряв терпение, схватил за шиворот – точнее говоря, за ужо – какого-то парнишку, выглядевшего посмышленее прочих, и приказал своим людям трогаться в путь.

В густом подлеске на склоне горы было много ярких, крупных, очень красивых попугаев, и я взял с собой дробовик. ему, однако, нашлось довольно неожиданное применение, не связанное с птицами. Тропинка петляла меж кустов, и на одном из поворотов наш проводник, вроде бы вполне смирившийся со своей участью, внезапно прыгнул в сторону и бросился наутек. Это было уже слишком! Выхватив у боя ружье, я дал беглецу удалиться на полсотни метров и разрядил один из стволов в наиболее выпуклую часть его тела. Расстояние было великовато, но несколько дробинок, очевидно, все же достигли цели: схватившись обеими руками за пораженное место, парень завопил и с удвоенной скоростью помчался к родной деревне. В это время я услыхал за спиной какие-то странные, всхлипывающие звуки, оглянулся и увидел, что носильщики, побросав грузы, валяются на земле, задыхаясь от смеха. Поскольку дальнейший путь был уже более или менее известен, мы сочли инцидент исчерпанным.

Дорога проходила через селение вождя Лумбвы, отношения с которым оставались весьма натянутыми. Приблизившись, мы услышали дробь барабанов. Деревня оказалась пустой – все население собралось неподалеку, на опушке леса, где происходили устрашающие военные танцы. Признаюсь, я без особого удовольствия думал о том, как мы будем идти мимо многих десятков враждебно настроенных вооруженных людей, разгоряченных пивом и пляской. Но страхи оказались напрасными. Увидев караван, отважные воины бросились врассыпную, как кролики, и остановились только на почтительном расстоянии. Оставаясь под прикрытием деревьев, они храбро обстреливали нас из ружей. Эти выстрелы не могли причинить нам вреда, и я велел людям не обращать внимания и идти дальше. Приводить в чувство ораву хмельных вояк у меня не было ни времени, ни желания.

К вечеру, когда мы остановились на ночлег, я нашел следы и навоз слонов. Следы были старыми – это подтверждалось и тем, что жуки-навозники успели почти полностью ликвидировать обильные отходы слоновьего пищеварения.

Африканские жуки примерно в три раза крупнее своих европейских собратьев. Наблюдать за их работой очень интересно. Они появляются сразу же после ухода слоновьего стада и, не мешкая, принимаются за дело. Закопавшись с головой в навозную кучу, каждый жук отрывает себе кусочек в соответствии со своим вкусом и аппетитом. Оттащив добычу в сторону, он принимается катать ее по земле задними лапками, и катает до тех пор, пока не получится идеально круглый навозный шарик около полудюйма в диаметре. Все это время жук стоит вниз головой и двигается задом наперед. Наконец, когда желанная форма достигнута, он переворачивается, встает на задние лапки и катит шарик, как бочку, к своему убежищу где-нибудь под корнями дерева.

Четвертого июня караван достиг лагеря, где меня приветствовал здоровый и невредимый Хэмминг. Теперь предстояло покинуть негостеприимный край ва'лунда. Правда, для этого нам пришлось пойти на большие жертвы. Мы надеялись нанять носильщиков из племени валовале, но еще в Нана-Кандундо выяснилось, что это безнадежная затея: никто из местных жителей не хотел идти на восток. Сердце обливалось кровью, но ничего не поделаешь – приходилось бросить почти все охотничьи трофеи, равно как и интереснейшие этнографические коллекции, собранные в этой совсем неисследованной стране. Моим честолюбивым надеждам доставить их в Европу не суждено было сбыться. И все же двенадцать носильщиков были очень перегружены. Чтобы как-то воодушевить людей, мы роздали им большую часть нашей одежды и разного мелкого скарба, а также неимоверное количество искусственного жемчуга, взятого в свое время в расчете на торговлю с ва'лунда. Ошалев от радости, они немедленно украсились множеством ожерелий. Побросав в реку ружья, конфискованные у ва'лунда, мы тронулись в путь в лучах утреннего солнца наш маленький караван сверкал и переливался всеми цветами радуги.

Перейдя Макондо, мы пошли знакомой дорогой в сторону селения Махангвы. По пути нам встретился старый знакомый – Чангонго. Он продолжал вести светскую жизнь, расхаживая по гостям. Чангонго шествовал гордо, как и подобает члену королевского дома баротсе. Браслет из слоновой кости на левой руке напоминал всем о его высоком происхождении.

На переправе через Кабомпо нас догнал гонец с радостной вестью: старшему бою, посланному в Луапуле в слабой надежде завербовать новых носильщиков, удалось нанять людей, и они выступили навстречу. Мы уже раскаивались, что так поспешно выбросили свое добро, но когда на следующий день прибыли новобранцы, выяснилось, что их всего одиннадцать человек, из которых один – повар, двое – юные поварята и трое – слуги. Все же это было лучше, чем ничего, и теперь перегрузка людей, хотя и оставалась значительной, но уже не внушала опасений за будущее.