Ну, Василек, целую тебя и благословляю. Не забывай, что у тебя есть мать, которая день и ночь думает о тебе.
Мама.
Евгения Гинзбург – Василию Аксенову
Дорогой Васенька!
Только что получила твое письмо от 28/IV и, можешь себе представить, как я потрясена. Я все последнее время чувствовала, что что-то опять неладно, ведь не может же быть, чтобы ты совсем забыл меня, не писал мне. Я и А. Я.[15] говорила: «а нет ли там снова каких-нибудь осложнений?», но он, конечно, только обрушивался на меня за это с разоблачениями моего пессимизма. А оказывается, что материнское сердце – самый верный барометр! Судя по тому, что нет ответа на мою телеграмму, факт уже свершился[16]. Что же нам делать дальше? Я не могу и представить себе, что там ему ответили и откуда[17]. В МВД были за тебя, когда я туда обращалась. Наверно, это они запросили отдел кадров, а оттуда ответили формально, что, мол, тогда, в 50 г., мы еще не имели права на эту льготу[18], т. к. тогда у меня еще поражение не кончилось.
Так ведь они и мне отвечали. Но ведь я уже 3 г., как имею все эти права, и новая справка от ГОРОНО[19], которую я послала тебе, ведь не вызывает никаких сомнений. Видимо, этот директор имеет что-то против тебя и ищет только предлога. Как плохо, что ты не смог на каникулах оформить перевод в Л-град[20].
Но почему ты не пишешь мне все это своевременно? Ведь, м.б., я что-нибудь смогла бы опять сделать. Есть ли у тебя последняя справка от гороно (моя) или ты ее им сдал? Я попробую достать еще одну такую, но теперь мне будет труднее, т. к. теперь новый зав. гороно, который меня еще не знает.
Это просто какой-то ужас, это идет в разрез со всем, происходящим в стране[21]. Если, не дай Бог, это совершившийся факт, то ты должен немедленно ехать в Москву и добиваться приема в самых высших инстанциях.
Мое положение, наоборот, как будто улучшается. Я получила из Военной прокуратуры еще одну бумажку, что дело мое пересматривается, здесь, на работе ко мне проявляют исключительное уважение – включили меня во все экзаменационные комиссии на аттестат зрелости не только по литературе, где я являюсь основным экзаменатором, но и по истории, и не только в нашей школе, но и в других. Папино дело тоже послано на пересмотр, о чем он получил извещение от Президиума Верх. Совета. И в это время сын подвергается какой-то травле со стороны людей, имеющих высшие должности, но подлые сердца.
Добивайся приема у Маленкова или Ворошилова, иди в ЦК Комсомола, заручившись, понятно, рекомендациями своей организации, а то Наташа[22] мне писала, что ты тогда их так и не достал. Вася! У меня уже больше нет сил все переживать. Я чувствую, что конец мой близок, и то борюсь, борюсь ради тебя… А ты молод, полон сил, будь же энергичен в отстаивании своих интересов. Осознай, как будет ужасна твоя судьба, если ты останешься недоучкой. Кроме того, осенью призыв, ты попадешь в армию и тогда прощай высшее образование.
Умоляю тебя именем всего, что тебе дорого, – не будь инертным в этом деле. Сейчас не то время, чтобы такие вещи делать, ты должен добиваться восстановления и одновременно перевода, чтобы развязаться с этой Казанью. Напрасно ты грубил ему. Надо было то же самое сказать твердо и решительно, но вежливо. Неужели он не даст тебе сдать экзамены?
Сходи к нему, извинись, что был груб, и попробуй еще уговорить его. Скажи, что вопрос о реабилитации твоих родителей – это дело недель, тогда будет неприятно. Скажи, что уедешь в Л-град, освободив их от своей персоны, которая их так угнетает, попроси хоть дать возможность сдать экзамены. А уж если нет, то немедленно в Москву. А я-то так мечтала, что ты будешь это лето со мной! Нет ни в чем счастья. Если придется ехать на практику, то поезжай в Арск[23], т. е. туда, куда назначили, чтоб при таком остром положении не создавать лишних поводов для обвинений. Подумаешь, не все ли равно: Арск или Зеленодольск?[24] Когда надо оформлять перевод, только перед самым началом учебного года или можно летом? Если можно заранее, то сделай это сразу после практики и из Москвы вылетай в Магадан, хоть на 2 недели. Теперь никаких пропусков не надо, свободный проезд. Только в любом случае не тяни время, как тогда, а сразу выезжай в Москву. Если все же едешь на практику, то обязательно поезжай именно туда, куда назначили. Я настаиваю на этом.
Вася! Имей в виду, если что со мной случится, что в магаданской сберкассе (то отделение, что на Гл. почтамте) у меня есть вклад за № 30780, который завещаю тебе. Завещание сделано 9.04.52 г. В случае чего, сразу делай запрос с требованием перевести его на твое имя. Там тебе хватит на окончание образования.
Не оставляй Пашу[25], помогай ему тогда. О Тоне[26] я не тревожусь, т. к. Антон ее обожает и, конечно, обеспечит.
Но пока я жива, Вася, я умоляю тебя о двух вещах: 1) преодолевай свою флегматичность в этой решающей борьбе за всю твою будущую жизнь и 2) пиши и телеграфируй мне, как можно чаще, независимо от того, плохие вести или хорошие. Пойми, что неизвестность и тревога гигантскими шагами приближают мой конец, который уже и так не за горами.
Говорят, что некоторые люди, ставшие жертвами таких несправедливостей, обращаются за помощью к матери Маленкова и что это исключительно добрая и благородная женщина, которая многим помогает. Попробуй в Москве разузнать, где она, и попасть к ней.
Целую и благословляю.
Твоя мама.
P. S. Что это за девушка, что тебе так понравилась?
Евгения Гинзбург – Василию Аксенову
Магадан. 19 октября 1954 г.
Дорогой Вася!
Ура, ура! Музыка играет туш!
Вчера, ровно через два месяца и одну неделю после отъезда моего сына, я получила от него письмо!
Конечно, «было много дел, связанных с устройством на новом месте». Однако среди всех этих дел было вполне достаточно времени, чтобы часами валяться с Димкой[27] в накуренной комнате, крутить радио, болтать. Для всего этого время нашлось. Каким пустым формализмом звучат на фоне такого поведения заявления о твоем беспокойстве за мое здоровье!
Ну ладно. Не стоит говорить о том, что и так понятно. Одно я тебе скажу: я тебе навязывать переписку со мной не собираюсь. Отвечать на письма буду, но штурмовать тебя письмами с тревогами и мольбами больше не буду. Довольно я это делала в 50–51 гг.[28] Тогда еще была надежда, что это от легкомыслия 18-летнего возраста. Сейчас ты вполне совершеннолетний и все, что ты делаешь, пусть остается на твоей совести.
Теперь отвечу на твои вопросы.
О здоровье. Я послала телеграмму Наташе[29] опрометчиво, под впечатлением сердечного приступа такой тяжести, какой еще не было. Послав, тут же пожалела об этом. Сейчас я чувствую себя лучше.
О твоей комнате. Этот вопрос пусть решает Наташа, ей на месте виднее. Возможно, что тот угол, где ты живешь сейчас, тебе, действительно, надо сменить. Но на счет отдельной комнаты я не очень-то мечтаю. Во-первых, это очень дорого. А мне сейчас надо перед отпуском скопить денег, я до сих пор еще не набрала 30 тыс., а это минимум, на который можно съездить вдвоем. Во-вторых, в отдельной комнате ты, безусловно, будешь ежедневно опаздывать в институт, т. к. без постороннего вмешательства твой подъем абсолютно невозможен, да и для разных нежелательных знакомств и отношений отдельная комната представляет собой удобную почву. Повторяю, конкретное решение этого вопроса согласовывай с Наташей, я вполне полагаюсь на ее благоразумие. Насчет анкетных дел я считаю, что надо написать всю правду. Папа работает сейчас пом<ощником> бухгалтера в Красноярском крае[30], так и надо указывать.