Но я не огорчался, перетерплю, мол, месяц-другой. Не тут-то было! Прошел и месяц, и другой, а квартиры как не было, так и нет. Пошел я в АХО, поинтересовался. Сидел там сонный мужичок по фамилии Сугробов: «Ждите, Моссовет сейчас рассматривает, там такие дела быстро не делаются…». Через неделю зашел - тот же результат. Имея определенные навыки общения с московской бюрократией, я попросил дать мне копию письма в Моссовет, в котором Госплан просит выделить мне квартиру. Оказалось, что такого письма нет!

Я вскипел и устроил скандал сначала Сугробову, потом его начальнику Богомолову Дмитрию Дмитриевичу. Привел пример, что одновременно со мной в Минтяжмаш перевели моего коллегу с Днепропетровского завода, и он уже получил квартиру, а тут … ДД сказал в ответ: «Ну, вот и идите работать в Минтяжмаш». Конечно, я не удержался, нагрубил и ушел, специально хлопнув дверью. Только успел дойти к себе – звонок, приглашает Анисимов, зампред по кадрам.

Прибегаю. ДД уже у него, успел доложить. Анисимов строго спрашивает:

- Так что же Вас здесь не устраивает?

- Пока только одно: никогда не мог бы поверить, что в Госплане могут работать такие безответственные люди! За два месяца даже письмо не могли написать! Да еще и врут без зазрения совести!

Анисимов стал помягче, рассказал, что в любом случае нужно соблюдать взаимное уважение, быть выдержанным, терпеливым, а дела с жильем обязательно будут поправлены. Примерно через две недели (наступил уже январь) Сугробов меня позвал и вручил смотровой ордер в доме на Нахимовском проспекте.

Поехал, посмотрел и ужаснулся – я считал, что такие дома уже не строят: правда, три комнаты, как мне и положено на четырех членов семьи. Но жилая площадь всего 41 метр, потолки 2-50, кухня 6 метров, в коридор выходят 6 дверей одна возле другой - даже некуда вешалку пристроить. К тому же район унылый, и от метро далековато - нужно пользоваться автобусом, а если пешком – нужно минут 25-30. Вернулся расстроенный, прихожу к Богомолову: «Вы, наверно, издеваетесь? Там невозможно жить!». ДД сидит с самодовольным видом, нога за ногу, играет с новой зажигалкой: «А что вы хотели? Три комнаты! Не нравится – не берите!». И я ушел.

Вспомнил, что при приеме на работу Слюньков мне порекомендовал заходить в трудных ситуациях. Слюнькова к этому времени перевели работать в Белоруссию, а вместо него только что был назначен Васильев, бывший генеральный директор КАМАЗа.

Помощник пропустил. Вхожу. Сидит за столом худощавый мужчина солидного возраста, довольно крепкий, разбирает коробку с бумагами, курит сигарету, вставленную в мундштук, тихо матерится. Объясняю причину своего визита:

- Ваш предшественник три месяца назад сказал, чтобы я пришел, если мне будет трудно. Сегодня я в положении очень трудном – квартира вроде бы и есть, и ее нет: в той, что мне, как бы в насмешку, предложили, можно было бы начинать жизнь, но заканчивать… Хоть в Воронеж возвращайся – благо, я еще квартиру там не сдал.

Подумал: если скажет: «как хочешь», повернусь и уеду прямо сегодня же. Но Васильев нажал на кнопку: «Пригласите ко мне Богомолова», а потом ко мне: «Возвращаться в Воронеж не стоит, все решим, как полагается. Через неделю, если ничего не изменится, зайди, а пока ступай».

Леонард Леонидович Куропов, помощник Васильева, потом мне рассказывал, что затем происходило в кабинете. По унаследованной от недавнего директорского прошлого привычке Васильев орал на Богомолова, нипочем не стесняясь в выражениях, как капрал на тупого новобранца. Даже через двойную дверь были слышны откровенно грубые и оскорбительные выражения, виртуозно перемешанные «специальными терминами», которые можно услышать лишь от пассажиров электрички маршрута «Москва-Петушки».

Не знаю, повлиял ли разговор, или у ДД проснулась совесть, но ровно через три дня Сугробов дает мне другую «смотровую»: «В июне месяце у станции метро «Новые Черемушки» в Воронцово, на улице Академика Пилюгина должен быть сдан дом, в котором Госплану выделяется 50 квартир. Посмотрите, если Вас устроит – так и решим».

Поехал, посмотрел. От метро 10 минут пешком, вплотную к дому - отличный парк с прудами и вековыми деревьями. Планировка квартиры, по сравнению с «нахимовской», барская: потолки нормальные, кухня – 10 метров, просторная ванная комната, три раздельные комнаты выходят в холл 12 метров. Квартира мне понравилась. Единственное, что насторожило – срок окончания строительства. Дом огромный: 22 этажа, почти 500 квартир, а из шести подъездов возведен лишь один, а остальные на 15, 10, 5 этажей - так и идут лесенкой. Ну, думаю, тут не меньше, чем на полтора года работы. Подошел со своими сомнениями к прорабу – тот поднял меня на смех: «Да о чем ты говоришь? Сантехнику и электрику первого подъезда я уже закончил, отделку закончу через три недели, во втором подъезде нахожусь на уровне десятого этажа, в третьем… Сомнений никаких не может быть! Работаем по методу Злобина, сдадим все в срок – и готовь, начальство, премию!».

Прорабу я поверил, позвал Аллу на «смотрины», и ей понравилось наше будущее жилье, а что нужно еще 3-4 месяца подождать, так это ничего, потерпим. С таким решением я пошел к Сугробову.

Три месяца подряд, почти каждый выходной, я от нечего делать приезжал посмотреть на стройку и только радовался: «метод Злобина» в жилищном строительстве, о котором много шумели в прессе, был ничем иным, как проявлением жесткой производственной дисциплины. Начинается все с составления плотного графика, доведения его до всех исполнителей, обеспечения техникой и материалами, а потом контроль за выполнением – всего лишь разумная организация труда.

Я помню, как крановщица со своей высоты «во всю крестила» водителя грузовика за то, что он опять привез плиты с задержкой на 25 минут. Это же надо дойти до такого – 25 минут! А ведь дошли! Я не могу судить о тонкостях, но, как мне показалось, злобинский метод не сильно отличался от финского, что я наблюдал за год до того летом в Костомукше. Но кому-то нужно было пропагандировать в первую очередь отечественный опыт, а не капиталистический, поэтому и методу присвоили звучное имя нашего соотечественника, видимо, весьма толкового и работящего.

Стройка была закончена, как и обещал прораб, в июне, но вселялись мы только в начале декабря: электросети никак не давали «добро» на подключение. Поэтому, прожив с семьей лето на государственной даче, я к новому учебному году отправил Аллу с дочерью Ириной в Воронеж, а сам продолжил жить временно в доме отдыха «Новогорск».

Глава 46. Обустройство на новом месте

В начале декабря 1983 года Алла с Ириной перебрались, наконец, ко мне в Москву на постоянное жительство, захватив из Воронежа минимум вещей. Из обстановки у нас не было ничего, кроме набора кухонной мебели, поэтому необходимо было решать проблему обустройства, казалось бы, простую, но на деле довольно сложную. Проблема состояла в том, что цены на мебель резко подскочили вверх, и если лет пять назад «гэдээровская» гостиная стоила немногим больше тысячи рублей, то в 1984 году магазины были заполнены импортными гарнитурами по 12, 15 и даже по 18 тысяч рублей.

Такие цены были для нас неподъемными, но Алла на отечественную продукцию не соглашалась, и поэтому каждую субботу мы с ней ездили в традиционный тур по мебельным торговым точкам в надежде найти что-либо подходящее. Наконец повезло, нашли: югославский гарнитур отличного качества, стоял на мебельной выставке три месяца, и поэтому был уценен до 4800 рублей. Купили. Большая стенка, диван, два массивных кресла.

Существенным недостатком было отсутствие обеденного стола. Решили купить отдельно, но опять возникли проблемы: тот не подходил по расцветке, у другого ножки были «какие-то не такие», у третьего еще что-то. Опять несколько суббот потратили на поездки по магазинам, и опять безрезультатно.

Тут-то мне и хотелось бы рассказать про ранее упомянутые гены, доставшиеся мне от деда-краснодеревщика.