«Ну ладно, думаю, «сплю» так «сплю», а насчет «не кончится!» - вопрос сомнительный». Сел, поднатужился и доел. Причем не так, чтобы только «понадкусить и выбросить», а выгрызал у раков все подчистую. Закончив обжорство, я прибрался, вынес мусор и только потом заснул с ощущением полного пресыщения.

Утром состоялся диалог:

Не вижу раков…

Ты же спала, и тебе, видимо, приснились.

Пожалуйста, не делай из меня дурочку, я еще в своем уме. Куда их спрятал?

Я все съел.

Ну и ну…

Большего количества раков за один присест я никогда не съедал.

А предыдущая «рачья» история окончилась так: в этом же году поздней осенью мы еще раз были в Белозерке. «Рачья свадьба» закончилась, Гребенюк наловил немного раков своим методом, раколовками.

Вода была уже холодная, и мы попробовали ловить раков, плывя на лодке по ерикам и собирая их со дна сачками. Очень азартное и продуктивное занятие, но закончилось для меня неблагополучно: при неосторожном движении потянувшись за крупным раком, я оказался в воде, застудил позвоночник, долго его лечил и уже более 40 лет не могу жить без лечебной физкультуры.

На следующий год, когда мы приехали в Белозерку, раков мы не увидели ни одного, лишь весь берег был сплошь усыпан пустыми рачьими панцирями. Местные жители нам рассказали, что ранней весной сахарный завод, что находится выше по течению Битюга, произвел сброс своих отходов и уничтожил в реке почти все живое. Раки, которые могут жить только в чистой воде, не вынесли «химической атаки», дружно вылезли на берег и передохли. С этих пор на Битюг мы перестали ездить, у завода появились свои стационарные базы отдыха.

Слышал, что раки в Битюге в последнее время опять появились, но в связи с бурным развитием личного транспорта и увеличением числа отдыхающих тихая жизнь на его пасторальных берегах закончилась.

Все-таки как прав философ, сказавший, что человек, столкнувшись с природой, оставляет после себя пустыню!

Глава 28. Мои общежитские друзья

Я прожил в общежитии почти четыре года. Это были, как тогда казалось, замечательные времена: появились первые признаки «оттепели», которые расценивались всеми как значительные общественные завоевания, мы были молоды и свободны – ну что еще нужно? Конечно - деньги, а они у нас стали водиться: в начале 60-х стала ускоренно развиваться отечественная металлургия, а за ней и горнорудная промышленность. Завод был буквально завален заданиями на поставку оборудования для пусковых строек, а отсюда и зарплата, и премии.

Родители были недовольны моим положением неженатого молодого человека и мечтали найти мне невесту, но я отнекивался и говорил, что еще «не созрел».

Когда я жил в общежитии, у меня было две компании. Первая - по месту жительства: известный уже Николай Гребенюк и проживавшие также в общежитии «разведенцы», приехавшие из Украины: Федор Иванович Крумер (начальник отдела труда и зарплаты) и Павел Васильевич Котенжи (начальник сварочного цеха). Они были все намного старше меня, и общение с ними шло вразрез с мечтами моих родителей о скорейшем прекращении моей холостяцкой жизни.

Павла Васильевича на завод притащил Вадим Воронин, добродушный здоровяк, работавший заместителем директора по коммерческими вопросам, закончивший вместе с Котенжи политехнический институт в Жданове (ныне Мариуполь на Украине).

Они рассказывали забавную историю, случившуюся с ними в студенческие годы и много лет спустя имевшую продолжение. Сдавали они экзамен по теплотехнике – предмет, который студенты машиностроительных специальностей традиционно не учат и совершенно не знают. Воронин подготовился, сел отвечать и «поплыл», демонстрируя полное незнание. Преподаватель пытается задавать дополнительные вопросы – в ответ только «бе-ме».

- Воронин, ну это ужасно! Вы ничего абсолютно не знаете! Хорошо, задам последний вопрос: «Что такое энергия?».

Воронин опять «плывет». Экзаменатор продолжает:

- И как только не стыдно! Не знать такую элементарщину! Представьте себе картину: подходит к Вам маленький мальчик и спрашивает: «Дяденька, скажите, пожалуйста, что такое энергия?» - и что же Вы ему ответите?

Воронин, не задумываясь, со снисходительной небрежностью:

- А я ему скажу: «Подрастешь – узнаешь!».

Общий смех, Воронин получает тройку за смелость и находчивость.

Спустя много лет, будучи в отпуске и встретившись случайно в родном городе, Воронин и Котенжи ехали в ждановском трамвае, стояли на задней площадке. Заходит группа студентов, становится рядом, и один из них слово в слово пересказывает именно этот случай: «Подрастешь – узнаешь!». Дружно посмеялись.

Котенжи шепчет Воронину: «А хочешь, я тебя сейчас этим ребятам скажу, что все это случилось с тобой, а я был свидетелем?». Воронин ответил: «Не стоит – не поверят, да еще брехунами назовут…».

Другая моя компания на заводе была полной противоположностью первой. Одновременно со мной на завод в Воронеж приехала почти в полном составе группа выпускников Одесского политехнического института. Их распределили на разные предприятия. Женатые получили отдельное жилье, неженатые – общежитие. Один из неженатых, Наум Медовой, получил направление на наш завод и стал жить в соседней комнате.

Одесситы были компанейскими ребятами, веселыми, эрудированными, шумными, шутливыми и вообще ни на кого не похожими. Наум затащил меня в эту компанию, да так я в ней и остался на несколько лет.

Что объединяло приехавших, так это фанатичная любовь к родному солнечному городу и, соответственно, неприязнь к Воронежу, где нет моря и зимой лютуют морозы (та шё это, скажите, за город?).

Забегая вперед, следует сказать, что большинство приехавших через пару лет возвратились в Одессу, а остались лишь Петр Муштаев, работавший на станкозаводе, и Виктор Коржан, позднее ставший директором известного в нашей стране конструкторского института «Эникмаш».

Стоит рассказать о некоторых одесситах.

Душой компании был Юра Озеров, одаренный инженер, начавший работать на одном из оборонных предприятий и сразу завоевавший репутацию светлой головы. Кроме техники, Юра увлекался Флобером и одесским фольклором.

Юра родился в Одессе и был большой знаток и мастер одесского короткого анекдота. Стоит привести некоторые шедевры из его репертуара, который частично, по моему подозрению, был придуман автором:

Разговор в одесском трамвае

-Ви на следующей виходите?

-Да, вихожу.

-А перед Вами гражданочка тоже виходит?

-Да, виходит.

-А Ви ее спгашивали?

-Да, спгашивал.

-И шё же она Вам ответила?

-….

И еще разговор:

-Боря, здравствуй! Говорят, ты женился?

-Да, женился.

-И пгавда, что на русской?

-Да, пгавда.

-А чего гади? В Одессе столько кгасивых невест из хороших евгейских семей!

-Да, я согласен, много. Но еврейки, к сожалению, часто болеют…

-А что, русские разве не болеют?

-Та-а, болеют, конечно, но их не так жалко…

И еще:

Советское время. В гастрономе «выбросили» сметану. Выстроилась очередь. Идет бойкая торговля. Через некоторое время выходит директор магазина и вывешивает объявление: "Евреям сметана не отпускается". Очередь возмущена. Самый активный бросается к директору и кричит:

- Это антисемитизм! Это даже фашизм! Прекратите это безобразие, отмените запрет!

- Та шё Ви так разволновалися? Зачем кгичите? Ви сначала эту сметану попгобуйте, а потом шумите себе на здоговие!

Юра был женат и получил комнату в коммуналке в центре города. Жена его Лариса, или, как он ее звал «Лорха», приехала, осмотрелась и заявила: «Здесь жить я не смогу. Если тебе нравится – живи здесь, приезжай в Одессу в гости» - и уехала обратно. Юра даже вещи не стал распаковывать: почти год мы, заходя к нему, рассаживались на стопках книг.