По мере сдачи экзамена подъезжают мои однокашники, у большинства 4 и 5, реже – 3. Обидно. Потом приехал еще один сдавший и принес интересную информацию.

Здесь необходимо сделать еще один экскурс. НА не была замужем, жила она вместе со своим взрослым сыном, и, будучи ещё сравнительно молодой, как поговаривали, имела виды на неженатого мужчину, преподававшего у нас начертательную геометрию и благосклонно отвечавшего ей взаимностью.

К концу проводимого экзамена НА потребовалось выйти. На мое, как впоследствии оказалось, счастье в коридоре они повстречались.

- Здравствуйте, Наталья Алексеевна! Как дела? У кого принимаете? Как успехи?

- Да, вроде бы все хорошо: группа довольно сильная, отметки в основном хорошие. Двойка только одна…

- Кто это Вас так не любит?

- Ломтев.

- Ломтев??? – Этого быть не может! Я же его хорошо знаю! Наталья Алексеевна, голубушка, Вы ошибаетесь! Поставить ему двойку - немыслимо! Это у меня лучший студент. Огорчили Вы меня очень сильно! Нужно как-то это дело поправить…

Разговор удалось кому-то подслушать, а имел он для меня, как потом оказалось, самые замечательные последствия.

Наутро альпгруппа пожелала мне успеха на экзамене и ушла по намеченному маршруту, а я поплелся на кафедру.

Вхожу. Н.А. спокойная, сидит в одиночестве за своим столом.

- Помните вопросы вчерашнего Вашего билета?

- Да.

- Вы, надеюсь, по ним прорабатывали какие-либо материалы дополнительно?

- Конечно.

- Берите бумагу, садитесь и готовьтесь отвечать.

Сел, быстро подготовился, но теперь уже не спешу, а сижу, выжидаю.

- Ну, Вы готовы? Идите отвечать.

Повторил почти дословно весь вчерашний ответ. Опять меня не перебивали, только «Все» и «Дальше». Протягивает зачетку (я и не заметил, когда она только успела заполнить):

- Больше себя так не ведите.

Вышел, раскрыл зачетку, там: ОМЛ – «хорошо».

Захотелось сказать: «Чудны дела твои, Господи!».

Альпгруппу я не стал догонять, а снова отправился на водную станцию. Для меня началось очередное лето (экзамены-то все сданы!).

А проявила себя Н.А. еще раз в ближайшую осень, совершив шокирующий поступок. В этом году ее сын поступил в наш институт, и его, как и всех, направили на уборочные работы в местный колхоз. Все бы было ничего, но изредка студентов направляли на подготовку силосной массы. Я один раз тоже побывал на этой работе – по своей изнурительности никакие каторжные галеры сравниться с ней, мне кажется, не смогут.

Выращенную на силос кукурузу скашивали примитивными приспособлениями, грузили навалом в кузов бортовой автомашины, на дно которой заранее укладывался трос. По прибытии на силосорезку трос цепляли за дерево, машина трогалась, и груз таким варварским способом вываливался на землю, перепутывая окончательно кукурузные стебли. Студентам надо было вытаскивать эти стебли (так называемые бодылки) и засовывать в «пасть» силосорезки, которая молниеносно сжирала все, что ей подтаскивали. Прямо какой-то молох! Работала силосорезка от тракторного двигателя, мощного и безотказного, и «накормить» ее было непросто.

На первый взгляд казалось, что работа была нетрудной – вытаскивай бодылки из кучи и пропихивай в отверстие. На самом деле через пару часов такого вытаскивания- пропихивания спина начинала отниматься.

Кто-то из студентов задумал и осуществил настоящий саботаж: в керосиновый бак был высыпан кулек сахару, трактор почихал и умолк. Несколько дней бригада стояла, так как местные механики запустить двигатель не могли. Потом на объект приехал на своей «Победе» декан, профессор Остроушко, в то время единственный в институте преподаватель, имевший собственный автомобиль и неплохо разбиравшийся в моторах. Остроушко осмотрел агрегат, окунул палец в керосин, лизнул его и уверенно произнес: «Сахар». Двигатель разобрали, промыли, заправили чистым керосином, и мотор на горе саботажникам заработал. Виновников, естественно, не нашли, и случай предали забвению.

Однако инцидент получил огласку уже далеко после завершения уборочной страды, в ноябре. Как-то утром, собираясь на занятия, Плутахин-младший поведал матери об инциденте с силосорезкой. Реакция не заставила себя долго ждать, и она удивила всех: в тот же день НА пришла в партком института, рассказала в подробностях о происшествии и потребовала исключить из института всех «фигурантов дела». Все «саботажники», включая и ее родного сына, покинули институт, и больше мы их не видели. НА также ушла из института спустя несколько месяцев по неизвестной мне причине.

Иногда спрашиваю у себя: "Что это было у Натальи Алексеевны - проявление искренней приверженности принципам Павлика Морозова, шизофрения или обычная показуха?" Объяснить не могу.

С трудом, но еще как-то могу объяснить (но никак не оправдать) поведение в похожей ситуации другого публичного человека, положение которого требовало от него постоянного проявления высокой человеческой морали. Расскажу.

Случилось это значительно позднее. Я уже жил в Воронеже, работал главным инженером на заводе, состоял членом областного комитета партии. За несколько лет до описываемого происшествия в области произошло важное событие: первый секретарь обкома В.И. Воротников был направлен послом на Кубу, а вместо него был избран молодой ленинградец Вадим Николаевич Игнатов, работавший до этого областным секретарем по сельскому хозяйству.

Поговаривают, что его головокружительная партийная карьера оказалась неприятным сюрпризом даже для самого Романова (первого секретаря Ленинградского обкома КПСС), и тому ничего не оставалось делать, как выдвинуть больно прыткого "кадра" куда-нибудь подальше, на самостоятельную работу. Удобный случай представился, Романов предложил Брежневу кандидатуру с положительной характеристикой, тот согласился, и таким образом Игнатов стал в Воронежской области человеком номер один.

Новый хозяин области оказался полной противоположностью своему предшественнику: если Виталий Иванович Воротников отличался вдумчивостью, способностью советоваться, умением беречь и ценить кадры, Вадим Николаевич за первые два года власти практически полностью сменил районное партийное руководство, почти каждый свой приезд в хозяйство сопровождал кадровой чисткой и ничьи советы категорически не признавал.

Все работали, терпели: "А что, мол, поделаешь!"

Приближался очередной съезд КПСС, и в его преддверии на начало января была назначена областная отчетно-выборная конференция.

А в ночь под Новый год случилось вот что.

Дочь В.Н. Игнатова и ее муж, оба студенты местного медицинского института, молодожены, пошли в гости к своим знакомым на встречу Нового года. По какой-то причине хозяев дома не оказалось, и поскольку до наступления торжественного момента оставались считанные минуты, горе-гости решили праздновать там, где их этот момент застал, то есть под дверью. С собой у них был моченый арбуз (воронежский новогодний деликатес), шампанское и нож. Примостились в подъезде прямо на подоконнике, порезали арбуз, открыли вино, выпили, стали закусывать. Арбузные семечки и корки, естественно, никто не собирался уносить с собой. В этот момент вышел на свою беду жилец с верхнего этажа выносить во двор мусор (в доме мусоропровода не было). У мужчины было двое малолетних детей, и новогоднее застолье в семье не устраивалось.

Проходя мимо закусывающих, он сделал замечание насчет "свинства" в подъезде, возникла перебранка, а потом студент ткнул жильца арбузным ножом в грудь, попал ему точно в сердце, и тот скончался на месте. На шум выбежали жена, соседи. Студента скрутили (сопротивлялся, кричал, что он такой-то), вызвали милицию, и возмутителя спокойствия увезли.

На следующий день об этой истории жужжал весь город, случай обрастал слухами.

Наступил день отчетно-выборной конференции, проходившей в первой декаде января. Я был участником мероприятия и непосредственно все слышал и видел.