Г-жа Тербуш, Дидро.
Дидро, озадаченный, идет на зов г-жи Тербуш, она выходит из прихожей и издает восхищенный свист.
Г-жа Тербуш. Поразительно. Просто виртуозно!
Дидро (с досадой). Что, по-вашему, она имела в виду, когда уходила? Вы думаете, у нее есть любовники?
Г-жа Тербуш. Какая разница? Учитывая ваши взгляды на брак, вы ее заранее прощаете.
Дидро. Да, но мне бы все-таки хотелось знать…
Г-жа Тербуш. Да? Что именно?
Дидро (в ярости, сознавая, что смешон). Ничего!
Г-жа Тербуш. Настоящая женщина! Она ушла — и оставила вас с мыслями о ней… (Пауза.) Что это за прекрасные картины сложены там, в прихожей?
Дидро. Разве вы не знаете? Я покупаю их для Екатерины Второй.
Г-жа Тербуш (разыгрывая удивление). Для русской царицы?
Дидро. Да. Ей понравились мои отзывы о последних Салонах, и она поручила мне отобрать для Санкт-Петербурга французскую живопись. Барон Гольбах позволил мне хранить эти картины здесь, поскольку его замок надежней, чем моя квартира.
Г-жа Тербуш. Но они стоят огромных денег! Там по меньшей мере на сто тысяч луидоров!
Дидро (с удивлением). Да… совершенно точно, именно сто тысяч… (С тревогой.) Только тсс!
Г-жа Тербуш (тоном сообщницы). Тсс! (Пауза.) Поэтому вы и запираете прихожую на ключ?
Дидро. Да, но только никому ни слова!
Г-жа Тербуш. Ни словечка! (Загадочно улыбается.) Заканчивайте вашу статью, чтобы нас оставили в покое.
Дидро запирает дверь на ключ и возвращается к своим листкам.
Дидро. Так, на чем я остановился? «Мораль есть наука, выводящая обязанности и справедливые законы из идеи об истинном счастье». (Про себя.) И Руссо, и Гельвеции ошибаются, я не верю, что человек хорош или плох от природы, дело не в этом. Он просто ищет то, что доставляет ему наслаждение.
Г-жа Тербуш. Полностью с вами согласна. Я стремлюсь не к Добру вообще, а к тому, что хорошо для меня.
Дидро. Мы лишены свободы. Мы делаем лишь то, к чему побуждают нас наши склонности. (Смотрит на нее с плотоядной услыбкой.) О-о… как же мои склонности побуждают меня…
Г-жа Тербуш (с такой же улыбкой). А уж мои-то как!…
Ласкают друг друга, покуда Дидро продолжает писать.
Г-жа Тербуш. Скажите-ка… я тут слушала, что вы только что говорили вашей супруге насчет соков и жидкостей, подлежащих удалению из организма… я верно поняла?
Дидро. Совершенно верно. Человек как насос, его необходимо регулярно прочищать.
Г-жа Тербуш. Как изящно сформулировано! (Задумчиво.) Может, тут-то у вас, мужчин, и кроется ваш врожденный изъян.
Дидро (бросая писать). Какой еще наш изъян?
Г-жа Тербуш. Вы не утоляете свои желания, вы от них избавляетесь. Слабость мужчины происходит оттого, что он извергает свое семя. Мы, женщины, проявляем бесконечную жизнеспособность, нам нечего терять в любви, мы… неисчерпаемы.
Дидро (сдаваясь). Как же вы умеете обещать…
Г-жа Тербуш. Вы, мужчины, способны лишь на распутство, сладострастие вам недоступно.
Дидро (целует ее). А в чем разница?
Г-жа Тербуш. Распутник разряжается и начинает сызнова. Сладострастник интересуется и тем, что предшествует, и тем, что следует потом, — словом, ему интересно все. (Хохочет.) Мужчины глупы, ибо уверены, что у всего есть исход — у жизни, у желания…
Дидро. Вас вводит в заблуждение внешний аспект нашего удовлетворения, а оно, поверьте, вовсе не ограничивается этим извержением водостока. Существует и то, что до, и то, что после… Моему распутству сладострастие очень даже не чуждо…
Г-жа Тербуш. Что вы говорите…
Дидро. Но я постоянно стремлюсь к совершенствованию, к прогрессу… Это единственное, во что я верю, — прогресс… (Целует ее.) Так скажите же: что испытывает женщина во время любви?
Г-жа Тербуш. Сейчас увидите…
Дидро. И кому достается больше удовольствия?
В дверь стучат.
Дидро (в гневе). Нет!
В дверь стучат снова, на сей раз потише.
Дидро. Я сказал: нет!
Снова стук в дверь.
Дидро (г-же Тербуш, со вздохом). Простите ли вы меня?
Г-жа Тербуш. Я изнемогаю.
Дидро. В самом деле?…
Г-жа Тербуш (со вздохом). Ладно, пойду досматривать коллекцию императрицы.
Дидро отпирает дверь прихожей.
Дидро. Спасибо. Я постараюсь поскорее управиться…
Запирает дверь на ключ и оставляет ключ в замке.
Дидро. Войдите.
