Дидро, г-жа Тербуш.
Он кладет лист бумаги на обнаженную спину своей собеседницы, пишет и размышляет.
Г-жа Тербуш. Чью точку зрения вы принимаете — Руссо или Гельвеция?
Дидро. Обе представляются мне ложными. Руссо считает человека от природы хорошим, — очевидно, он не был знаком с моей тещей; Гельвеции же считает человека от природы дурным, — очевидно, он всегда изучал только самого себя. Ну а мне представляется, что человек ни хорош, ни дурен, но ему присуще некое стремление к добру.
Г-жа Тербуш. Некое стремление?
Дидро (с легкостью). Да, да, это из тех слов, которые мы взяли у священников; они мало что значат, но всегда производят большое впечатление. (Пишет.) «Неодолимая сила побуждает нас к хорошим поступкам. Мораль есть желание Добра, желание достичь и объять Добро, подобно тому как мы приближаемся к женщине, укрытой одеждами, стремясь не спеша освободить ее от покровов, дабы, нагая, она наконец открыла нам истину…»
Г-жа Тербуш. Это я вас вдохновляю на подобные рассуждения?
Дидро. Нет, Платон.
Г-жа Тербуш. Я не знала, что нас здесь трое.
Дидро. Извините, я сейчас в два счета с этим разделаюсь… (Размышляет, пишет.)
Г-жа Тербуш. Вот уж поистине наивность самца…
Дидро. Вы о чем?
Г-жа Тербуш. Сравнивать истину с обнаженной женщиной… Нагишом я лгу точно так же, как в одежде.
Дидро. Да? А почему?
Г-жа Тербуш, Потому что я женщина… я хочу нравиться… Вы, мужчины, когда вы раздеты, лжете гораздо меньше.
Дидро. С чего вы это взяли?
Г-жа Тедбуш. Глядя на вас, только что: вы демонстрировали свое желание с высоко поднятым флагом. (Смеется.)
Дидро зачеркивает написанное.
Дидро. Прекрасно! Истина и Добро не имеют пола! (В ярости.) Чертов Руссо! Самый подходящий момент подложить мне свинью!
Г-жа Тербуш. Мой совет: оставьте это.
Дидро. Простите?…
Г-жа Тербуш. Не компрометируйте себя. Не пишите о морали. Все ждут, что вы провозгласите царство свободы, освободите нас от опеки священников, цензоров, власть имущих, от вас ждут просвещения, а не догм. Ни в коем случае не пишите о морали.
Дидро. Приходится.
Г-жа Тербуш. Пожалуйста, не надо. Во имя свободы.
Дидро. Да я не знаю сам, верю ли я в эту свободу! Может, мы просто автоматы, настроенные природой? Судите сами: я думал, у нас будет сеанс позирования, но я — мужчина, вы — женщина; в дело вмешалась нагота, и вот наши механизмы почувствовали неодолимую потребность соединиться.
Г-жа Тербуш. То есть вы утверждаете, что между нами все — механика?
Дидро. В каком-то смысле, да. Свободен ли я? Мое самолюбие отвечает: да, — но то, что я называю волей, не есть ли всего-навсего последнее из моих желаний? А это желание, откуда оно взялось? Из моего механизма, из вашего, из ситуации, которая слишком сблизила наши два механизма. Значит, я не свободен.
Г-жа Тербуш. Это верно.
Дидро. А следовательно, у меня нет морали.
Г-жа Тербуш. Это еще более верно.
Дидро. Ибо, чтобы обладать моралью, надо быть свободным, — да, надо иметь возможность выбирать, принимать решение сделать скорее так, нежели иначе… Ответственность предполагает, что человек мог поступить и по-другому. Кто упрекнет черепицу за то, что она падает? Виновата ли вода в том, что на улице гололед? Короче говоря, я могу быть лишь самим собой. А будучи собой и ничем другим, могу ли я поступать иначе, чем это свойственно мне?
Г-жа Тербуш. В отношении большинства мужчин это верно. Вы убеждены, что руководствуетесь своим разумом, в то время как на деле вы следуете за своим фаллосом. Но мы, женщины, устроены гораздо сложнее и тоньше.
Дидро. То, что я говорю, относится и к мужчинам, и к женщинам.
Г-жа Тербуш. Такого просто не бывает.
Дидро. Очень даже бывает.
Г-жа Тербуш. Вы ничего не знаете о женщинах.
Дидро. Вы такие же животные, как и все прочие. Немного очаровательнее, чем прочие, согласен, — но все-таки животные.
Г-жа Тербуш. Какая чушь! Да знаете ли вы хотя бы, что испытывает женщина во время любви?
Дидро. Да. Э-э… нет. Ну и что же?…
Г-жа Тербуш. Знаете ли вы, что чувствует женщина, когда подходит к мужчине? (Пауза.) Что, например, я могу чувствовать в эту минуту? А если я сейчас притворяюсь?
Дидро. В каком смысле?
Г-жа Тербуш. А если я не испытываю к вам влечения? Если я просто изображаю желание? Если я падаю в ваши объятия с совершенно другими намерениями, чем те, которые мерещатся вам?
Дидро. И какие же, позвольте полюбопытствовать, у вас намерения?
Г-жа Тербуш. Рабочая гипотеза, мы просто рассуждаем. Допустим, у меня нет к вам вожделения, но я пытаюсь чего-то от вас добиться.
Дидро (с тревогой). Чего же, например?
Г-жа Тербуш. Это гипотеза, говорю я вам. Предположим, я порочна. Чтобы выказать свою порочность, необходимо быть свободным. Так не является ли порок свидетельством нашей свободы?
Дидро. Нет, поскольку в этом случае порочен ваш механизм, порочен от природы, физиологически, но это тем не менее механизм.
Г-жа Тербуш. Восхитительно. (С насмешкой.) А главное, так логично.
Дидро (подводя итог). Таким образом, ваше замечание не меняет в моей теории решительно ничего. Поскольку свободы не существует, то никакой поступок не заслуживает ни похвалы, ни порицания. Нет ни порока, ни добродетели, нет ничего, за что следовало бы вознаграждать или наказывать.
Г-жа Тербуш. Браво! Но тогда как же быть с моралью? Весьма любопытно, что вы сможете об этом написать.
Дидро тоскливо смотрит на свой листок. Г-жа Тербуш забавляется. Он принимается кружить по комнате.
Дидро (уязвлен). А вот… увидите!… Я не новичок в рассуждениях на темы морали… Я годами над этим работаю…
Г-жа Тербуш. Вот как! И что же вы за эти годы сделали для морали?
Дидро (без зазрения совести). Я… преподал свой собственный пример.
В дверь сильно стучат.