– Я бы совершенно не удивился, если бы вы оказались правы, – мрачно ответил Дэвид.
Старая дама улыбнулась и закрыла глаза. Рассказывать свою долгую историю ей было приятно, но усилие ее утомило. Она откинулась на спинку кресла, надеясь, что теперь молодой доктор уйдет. Дэвид это предвидел: он знал по опыту, что обычно энергия оставляет стариков внезапно. Поблагодарив сестру Андерсон за согласие его принять, он ушел.
Следующий его визит был к аптекарю, продавшему те тюбики помады. Его провели за прилавок в глубины аптеки, где владелец составлял лекарства по рецептам. Визит Дэвида был для него неожиданным, и он не стал этого скрывать:
– Я думал, вы и инспектор Стейнс уже выяснили все, что хотели знать. Инспектор тут у нас устроил опознание – парад из шести молодых людей, чтобы выбрать того из них, кто купил помаду. Моя помощница его опознала, и они вроде бы этим удовлетворились.
– О да, это мы выяснили, – сказал Дэвид не совсем искренне. – Но я пришел за некоторыми дополнительными сведениями по поводу остатка этой партии помады. Кажется, вы мне говорили, что миссис Дункан – то есть мисс Урсула Фринтон – купила один тюбик, и он был записан на ее счет. Вы совершенно уверены, что она покупала его сама? Я уже об этом спрашивал и предполагал, что кто-то из ее родственников мог для нее купить, и вы тогда сказали: нет, она сама приходила за помадой. Вы не могли бы вспомнить какие-нибудь детали этой продажи?
– Мисс Фринтон обслуживал не я. Вы лучше поговорите с моей помощницей, я пришлю ее к вам.
Помощница провизора была мрачна.
– Не понимаю, зачем вы все время задаете вопросы про эту самую Урсулу Фринтон, – угрюмо сказала она. – Пора бы вам уже знать, кто ее убил. Многие говорят, это был ее муж, а потом он покончил с собой из-за угрызений совести. А то и правда странно, что его нашли после аварии в машине, где он был совершенно один.
– Вспомните, пожалуйста, то утро, когда вы продали помаду мисс Фринтон, – спокойно попросил Дэвид. – Это было за некоторое время до ее смерти, но вы наверняка не забыли, потому что знали, кто она.
– Естественно, – заговорила девушка все еще неприветливо. – И шум, который она подняла, что оттенок не совсем такой, как ей нравится. Могла бы вовсе ее не купить, если бы та старуха, с которой она ходит, не встряла бы и не сказала, что лучше купить сейчас, пока есть, потому что она теперь редкость.
– Вы имеете в виду старую няню? – спросил Дэвид, скрывая удовлетворение.
– Она ее всегда так называла – няня. Психом надо быть, чтобы ходить в таком возрасте с няней.
– Так это няня уговорила ее купить помаду?
– Я думаю, да.
– Мисс Фринтон сама унесла помаду или отдала ее няне?
– Положила к себе в сумочку. Старуха всегда ходит с плетеными сетками, из такой бы помада выпала.
– Большое вам спасибо.
Дэвид ушел из аптеки, чувствуя, что обрел почву под ногами. И ругал себя, что не докопался до подробностей, когда был здесь в прошлый раз. Очевидно, няня была настолько знакомым зрелищем, такой постоянной спутницей при походах по магазинам, что никто ее специально не упомянул, пока не был к этому подведен наводящими вопросами. Дэвид тут же направился в парикмахерскую – применить эту тактику и там.
И снова возникла старая няня. Она сопровождала Урсулу в парикмахерскую Макмиллан, проводила наверх, получила инструкции о дальнейших покупках и ушла.
– Она вернулась со своими покупками? – уточнил Дэвид.
– Да. Как раз перед тем, как я выключила у мисс Фринтон фен. Это я запомнила, потому что мисс Фринтон торопилась: у нее была назначена встреча за ленчем, и время уже поджимало, так что мне пришлось оставить ей волосы чуть длиннее обычного, а капризная клиентка в соседнем кресле никак не могла решить, какой она хочет стиль. Так что я заканчивала с мисс Фринтон несколько поспешно, и эта старая няня – как они все ее называют – кудахтала, как курица, пока мисс Фринтон не послала ее вниз заплатить по счету. Это сэкономило ей немножко времени, а заодно старуха перестала путаться у меня под ногами.
– Няня платила из своего кошелька? – спросил Дэвид.
– Нет-нет. Она взяла с собой сумку мисс Фринтон. Няня уже не в первый раз оплачивала счет, мы ее все тут знаем. Управляющий помнит, что она еще девочкой привозила ее сюда стричь. Какая трагедия! Погубить свою жену и потом погубить себя! От этих полетов у них крышу сносит, правда?
Дэвид медленно шел по Хай-стрит. Значит, вот как все было. Возможность подменить помаду в сумке Урсулы, привычная тень, которую никто не замечает и вспоминает, лишь когда спрашивают. Сколько раз появлялась эта незаметная тень, ненавязчиво несущая в руках смерть? Он вспомнил крепкую фигуру в холле Уэйкли-Мэнор. Она приняла его за Дункана. Значит, хотела говорить с летчиком. Он уже тогда ее подозревал. Теперь точно известно, что отравленные сигареты Дункана – ее работа. Но как она вложила их в портсигар? Каким-то очевидным, дерзким, простым способом. Таким наглым, что оказался успешным. Как наполнение помады никотином.
Нет, няня не могла этого сделать. И Хьюберт не мог. Возможно, Реджинальд. Но сын Фринтона все меньше и меньше вписывался в картину. Разве что это он последовал за Дунканом на место аварии? Он мог объезжать фермы на своей машине и оставить ее во дворе Мэнор-Фарм, где был припаркован автомобиль летчика.
Всю дорогу до Уэйкли в голове Дэвида крутились три эти фигуры: Хьюберт Фринтон, его сын и нянька. Жадность, скупость, обида? Каков же истинный мотив смерти Урсулы? Странное поведение няни – когда в молодости она пыталась сделать Хьюберта наследником вместо брата. Мысль об этом вернулась и тоже озадачила Дэвида. Сестра Андерсон до сих пор с возмущением вспоминала этот инцидент. Он произвел на нее глубокое и неизгладимое впечатление. Какая же должна быть сила воли, какой порочный характер, чтобы девушка решилась перестроить чужую жизнь по своему разумению! Такая женщина в старости готова добиваться любой преступной цели. Либо же Хьюберт или Реджинальд годами таили зависть. Между ними и наследством, которое они считали своим, стояла лишь юная Урсула. Кто же исполнитель? Кто главное действующее лицо? Все они, или только Фринтоны, или только старуха? Или двое из них, и если так, то кто именно?
Свои бесплодные размышления он выложил Джилл. Она слушала с обычным тихим вниманием, и у него прояснялись мысли, как всегда в ее обществе. Инспектору Стейнсу нужно сообщить последние новости, и пусть он снова подключится. Работа полиции – выяснить, следовал ли Реджинальд за летчиком в своей машине. Работа полиции расследовать – если она еще этим не занялась, – как попали в портсигар отравленные сигареты. Работа полиции – узнать все о колодце.
– Я вот о чем думаю, – сказала Джилл. – Не странно ли, что Урсула, узнав от доктора Клегга, что сердце у нее здоровое, не заинтересовалась, отчего у нее прежде бывали эти приступы?
– Может, и заинтересовалась. Насколько мне известно, она ни к чему не пришла. Ничего не сказала Дункану. Они оба знали, что приступы бывали только в Уэйкли. Но Урсула, похоже, не подозревала…
Дэвид осекся, глядя на Джилл.
– Ну? – спросила та. – Что ты сейчас вспомнил?
– «РН».
– Ах это! Я думала, это уже полностью забыто.
– Так это была не Филлис Хилтон. И не банда Теда и Элси. Пока даже следа их не проявилось. Но это что-то значило. Это была последняя отчаянная попытка сказать нам, кого подозревала Урсула. И ключ к разгадке был у нас под носом.
– Что за ключ?
– Тот, что Урсула Фринтон была левшой.
– А! – Лицо Джилл порозовело от волнения. – Тогда она писала не «РН». Она написала – что там получится левой рукой?
– Я думаю, – медленно проговорил Дэвид, – в такой отчаянной крайности человек будет писать так, как писал в детстве, когда его, левшу, только этому учили. Буквы будут следовать в обратном порядке и вверх ногами. Она хотела оставить на коже что-то такое, что сразу бы было понятно, пока не выцвело. Но выводила буквы на своей груди. Я видел картинку, которую срисовала Рейчел, и они с адмиралом ее подписали. Думаю, она именно так и начала. С буквы Н. Она и так, и так выглядит одинаково. Букву F написала справа от нее, для себя вверх ногами, чтобы читающие прочли правильно. Но перевернула ее влево.
